Без наставника

— А меня-то хоть возьмешь? — спросила Розмари.

— Что там показывают? — спросила мать.

— «Черные деньги».

— Это еще что такое?

— Это гроши, добываемые с помощью всевозможных махинаций…

— И не вздумайте идти! Смотрите у меня!

— Да я это уже давно смотрела, — разочарованно сказала Розмари.

— …или горизонтальным способом. Ляжешь в кроватку — получишь взятку.

— Замолчи, или я тебе сейчас такую оплеуху закачу!

— Спокойствие прежде всего, старушка! Если бы ты умела добывать монеты, нам бы не пришлось попрошайничать.

— Я всю свою жизнь честно трудилась! И вам, кажется, хватало!

— Хватало, хватало! В том-то и дело, что не хватало! А посему мы и остаемся жалкими пролетариями в этом западном раю!

— Здесь у каждого есть кусок хлеба, не то что по ту сторону Эльбы!

— Вот голоса, которые обеспечивают ХДС победу на выборах! Путь к демократии лежит через желудок! — ухмыльнулся Шанко и принялся ковырять в зубах.

— Я в политике не разбираюсь.

— Но право голоса имеешь! Каковое и используешь, благо у нас царит демократия.

— Просто мне Аденауэр без усов и бороды милее, чем все усатые и бородатые, которых я перевидала на своем веку — и с закрученными усищами, и с подбритыми усиками, и с бородкой клинышком!

Розмари сняла чулки и спросила:

— Где у тебя стиральный порошок?

— Вон, на окошке.

Шанко закурил и улегся на диван.

— На летние каникулы, когда я ишачил на строительстве шоссе, — сказал он и глубоко затянулся, — нам пришлось укладывать асфальт возле виллы Прадека, этого бандита…

— Он когда здесь начинал, у него и гроша не было за душой, но уж больно он энергичный! Я у него еще там работала, до переезда сюда.

— А теперь у него две тысячи рабочих, семнадцать грузовиков для доставки товара, два завода, восемь миллионов на счету в банке, вилла тысяч на пятьсот, бунгало на Коста Брава, большой «ситроен», его мадам разъезжает на «альфа ромео», шикарный такой кабриолет, отделан кожей — нет уж, не от трудов праведных все это!

— Он всегда хорошо обращался со своими рабочими!

— А что ему еще остается делать по нынешним временам? За этим следит профсоюз.

— Его жена каждое воскресенье в потрясающей машине подкатывает утром с детьми к кафе «Перкун», покупает торт-мороженое на десерт, — сказала Розмари. — Я ее уже два раза видела.

— Которая жена?

— Ну, госпожа Прадек.

— Да он меняет жен как перчатки!

— Не твое дело!

— Возможно. Я хотел совсем другое рассказать, но эта милая крошка трещит без умолку, слова не дает сказать.

— Сам трепло!

— Дай ему рассказать, Розмари!

— Так вот, укладываем мы этому гангстеру тротуар, и вдруг что я вижу! Я прямо чуть не обалдел: возле ворот, где радиотелефон и прочие причиндалы, стоит надгробный камень, красивый такой, дорогой черный мраморный обелиск, и надпись на нем золотыми буквами! И знаешь, что написано: «Здесь покоится наш любимый сеттер Алекс!»

— Ну и что ж, — сказала мать. — Прадек, видно, любил свою собачку.

— А по-моему, это просто прелесть, — сказала Розмари. — Настоящий могильный памятник? Как на кладбище?

— Так, по-вашему, «ну и что ж», «прелесть»? — Шанко вскочил. — А на могиле отца в России есть мраморный памятник? — закричал он.

— Нет, — испуганно сказала мать и всхлипнула.

— А у тебя, думаешь, будет? С золотыми буквами?

— Нет, — сказала мать.

— А вы еще говорите «ну и что ж» да «прелесть»! Подумать только, что этот гад может себе позволить поставить для своей дворняги такую фиговину!

— А кто знает, много ли счастья за этими деньгами кроется…

— Да у него «мерседес», и «ситроен», и «альфа ромео»…

— От этого счастья не прибавляется!

Шанко швырнул окурок в мусорное ведро.

— Нет, с вами каши не сваришь, ни черта вы не понимали и не поймете, — сказал он, выходя из кухни. — Мне еще надо за тетрадкой сходить, к Тицу.

— Не шуми так, когда вернешься, — проворчала Розмари.

— И чтоб ты мне пить не вздумал! Не нравится мне этот Тиц. Бездельник он.

— Тиц — парень не промах. Он еще всем покажет, где раки зимуют. Сила.

Шанко вывел свой велосипед из подвала и поехал по Кенигсалле. Перед баром «Адмира» он затормозил, поглазел на выставленные в витрине фотографии эстрадных красоток, проехал дальше и остановился перед многоквартирным домом на Зонненштрассе, где жил Тиц. Он засвистел «riverside».

Тиц выглянул из окошка мансарды.

— Поднимайся!

Шанко завел велосипед во дворик и пошел наверх.

— Как атмосфера? — спросил он, запыхавшись.

— Порядок. Курева хочешь?

— Как всегда. Где твоя маман?

— Наслаждается природой. Продлила себе уикенд вместе со своим хахалем. Мне прогул записали?

— Нет. Кто тебе справку дал?

— Я и сам с усам!

— Как тебе удалось?

— По телефону все уладил.

— С кем ты разговаривал?

— С Хробок.

— И она не догадалась?

— Она же глупа, как телячья вырезка! Да если бы она и смекнула — я о ней кое-что знаю.

Тиц разбил два яйца на сковороду.

— А чего ради ты прогулял?

— Не мог упустить такой шанс, — сказал Тиц. — Если моя маман развлекается во Франкфурте, почему бы мне не сделать то же самое дома?

— С Эдит?

— Имеется кое-что получше!

— Кто?

— Ина.

— Рыжая из харчевни?

— Совершенно точно.

— Так ведь она за городом живет.

— Осталась у закадычной подруги.

— Ну и? — спросил Шанко.

— Налаженная семейная жизнь.

— Я девок этого сорта не очень-то жалую.

— Ты, по-моему, никаких не жалуешь, а? Вот кое-что для тебя: ассортимент фирмы «Марион».

Шанко полистал маленький альбом — для постоянных клиентов.

— Все бабы — шлюхи! — сказал он.

— И твоя систер? Тогда тащи ее сюда!

— Заткнись! Одолжи лучше две марки!

— Я сам на мели. Если в час зайдешь, может, что-нибудь придумаем.