Без наставника

— Нет. Чего нет, того нет! Когда я подошел, он, знать, как раз и кончил. А масляная краска была свежехонька, говорю вам! Я уж в таких делах толк знаю.

— Вы видели, что у него в сумке были кисть и краска? — спросил Криспенховен.

— Нет, я на это не глядел. Я ж тогда и понятия не имел про ту мазню.

— Рулль, когда ты проходил мимо, стена уже была запачкана?

— Да, конечно, господин Криспенховен.

— Ты знаешь, кто это сделал?

— Нет.

Криспенховен посмотрел на директора, вздохнул и сгорбился на своем стуле.

— Скажи-ка, Рулль, — спросил Гнуц, — откуда ты шел вчера вечером около половины одиннадцатого? Это весьма необычное время для прогулок, если учесть, что ты ученик.

Рулль стал раскачиваться всем телом.

— Этого мне бы не хотелось говорить.

Гнуц удивился.

— Но это странно, Рулль! Почему же ты не хочешь нам сказать? До сих пор ты был не очень разборчив в своих высказываниях.

— Я считаю, что это к делу не относится.

— Смотри, пожалуйста!

Гнуц потряс свою авторучку и снова что-то записал на листке.

— Вы готовы, фрейлейн Хробок?

— Да.

— Я считаю, много было сказано всяких слов, — резко сказал Випенкатен. — По мне, даже слишком много.

Гнуц какое-то время с омерзением рассматривал Рулля.

— Вы можете идти, господин Бекман, — сказал он решительно. — Этого юнца заприте опять в комнате для посетителей! А сами будьте наготове — возможно, вы снова нам понадобитесь.

— Сделаем, — сказал Бекман и повернулся.

— До свидания, — сказал Рулль и прошел перед дворником в дверь.

— До свидания, — пробормотал Криспенховен.

— Вы тоже можете идти, фрейлейн Хробок. Перепишите, пожалуйста, протокол сразу на машинку.

— Слушаюсь, господин директор!

— Закройте, пожалуйста, за собой дверь!

Д-р Немитц с интересом посмотрел, как фрейлейн Хробок выполняет это приказание директора.

Гнуц молча выждал несколько секунд. Потом он выпрямился, снял очки, положил между ладонями на стол и сказал:

— Господа! Возможно, кто-либо из вас ложно истолковал мое добродушие и терпение. Ну хорошо. Буду краток: я, как руководитель этой школы, предлагаю немедленно исключить ученика Йохена Рулля, шестой класс «Б»…

— Я не думаю, что мальчик лжет, — перебил его Криспенховен. — Хотя я в настоящий момент не совсем в курсе, я все же не думаю, что Рулль лжет. Это такой мальчик…

— Господин Криспенховен, — сказал Гнуц, — в том, какой мальчик этот Рулль, мы успели разобраться, право же, лучше, чем вы! Мы — надеюсь, я могу говорить и от имени доктора Немитца и от имени коллеги Випенкатена — целый час бились с этим бандитом: это чудовищно коварный плебей. Положитесь на меня, самое позднее через пять лет у нас здесь будет лежать запрос по делу Рулля из уголовной полиции. Ко мне это уже не будет иметь отношения. Но пока я сижу за этим столом, здесь будет порядок. Я это сказал, и сказал не в шутку.

Господа, как руководитель школы, я повторяю свое предложение: немедленно исключить! Мы сами выставим себя на посмешище, если позволим этим наглым негодяям сесть нам на шею. Мое предложение, не в последнюю очередь, сделано и в ваших интересах.

— Для исключения нам нужно решение педагогического совета, — сказал Випенкатен серьезно.

Гнуц с яростью взмахнул руками.

— Я, как руководитель школы, мог бы настоять на том, чтобы решить дело этого Рулля единолично, поверьте мне, дорогой коллега! Но хорошо: пусть ни у кого не создается впечатление, что я не уважаю принципы коллегиального руководства школой! Итак, господин Випенкатен, я возлагаю на вас поручение собрать совещание на — ну, скажем, на десять часов пятнадцать минут.

— Присутствовать должны только учителя данного класса или все?

— Все. Обсуждать так уж обсуждать.

— Но разве не полагается объявлять о совещании за три дня…

— В таких катастрофических случаях — нет, — отрубил Гнуц.

Криспенховен хотел еще что-то возразить, но Гнуц уже открыл дверь своего кабинета, первым вышел из комнаты и через плечо фрейлейн Хробок прочитал на машинке начало протокола.

— Всего хорошего, — сказал доктор Немитц.

— Всего хорошего!

Затемин сидел на базальтовой ограде и смотрел, как в высоких окнах коридора промелькнули директор, доктор Немитц и Випенкатен, направляющиеся в учительскую. Он спрыгнул во двор, пригнувшись, пробрался вдоль ограды, спустился в подвал, к уборным, бегом промчался вверх по главной лестнице и постучал в дверь приемной директора школы.

— В чем дело? — спросила фрейлейн Хробок.

Затемин открыл дверь.

— Мы завтра пишем контрольную по математике, и я должен проследить, чтобы тетради у всех были в порядке, фрейлейн Хробок. А ключ от шкафа — в кармане у Рулля!

Фрейлейн Хробок поднялась из-за своего столика, на котором стояла пишущая машинка, сняла с крючка ключ и молча и угрюмо прошла впереди Затемина к комнате для посетителей.

Она отперла дверь и сказала:

— Нужен ключ от вашего шкафа, Рулль.

Рулль сидел на полу и писал.

— Нет у меня его, — буркнул он.

— Нет есть! — убежденно сказал Затемин и появился в дверях рядом с фрейлейн Хробок. — Конечно, есть. И если дело не уладится, Дину и Лумумбе — каюк! Конечно, эти чертовы куклы заслужили, но все же постарайся сделать, что можешь.

Рулль сунул руку в карман брюк, вытащил толстую связку ключей и отцепил один из них.

— О’кэй, — сказал он. — Рад встрече.

— Stand up and fight^[153], — сказал Затемин.

Он повернулся, и фрейлейн Хробок снова заперла за ним дверь комнаты для посетителей.

— Спасибо большое, — сказал Затемин. — Всего доброго.

— Всего, — пробурчала фрейлейн Хробок, вернулась к своему столику, зевнула, одернула юбку и хмуро принялась расшифровывать стенограмму.

— Господа коллеги! Я открываю педагогический совет, посвященный вопросам дисциплины. Единственный пункт повестки дня — дело Йохена Рулля, класс шестой «Б». Я вряд ли сообщу вам что-либо новое, тем не менее хочу еще раз изложить суть дела…

Гнуц сел, аккуратно разложил бумагу для заметок и цитаты и продолжал:

— Ученик Йохен Рулль, шестой «Б», вчера утром перед началом занятий развесил на доске для объявлений, на дверях учительской, кабинета директора и класса шестого «Б», а также на обеих классных досках пять записок, содержание которых зафиксировано: вы можете с ним ознакомиться. Мне, совместно с дворником, удалось изъять эти объявления прежде, чем они смогли вызвать беспорядок.

Тот же Рулль — это факт вполне вероятный, если не сказать, точный, вчера вечером, около двадцати двух часов тридцати минут, на обращенной к школе стене общественной уборной намалевал красной масляной краской свастику и слова: «Проснитесь, тревога!» Эту пачкотню, которая была осмотрена лично мной, коллегами Випенкатеном и Грёневольдом, а также дворником, я велел господину Бекману стереть со стены, дабы это не повлекло за собой общественного скандала. Я сделал это, не забыв, однако, сфотографировать все эти художества! Никогда нельзя знать, как все обернется.