Без памяти

— Забудь, моя девочка. Не грусти, не переживай, — убеждала мама, целуя меня в носик. — Я все за тебя отдам. Просто, хочу, чтобы ты знала.

— Как это — все? Прям все? — щебетала я, не в силах осознать материнские переживания.

— Да. Пусть это будет нашим «я люблю тебя». Только нашим, моя девочка.

— А зачем это? Разве «я люблю тебя» недостаточно?

— В мире, в котором мы живем, Тея, нет.

— Почему, мамочка?

— Потому что в моем мире, откуда я пришла… иногда, ты не успеваешь произнести нужные слова. Представляешь? Это очень больно, но такое случается. В моем мире очень часто нужно молчать.

— И что же тогда делать? Если не говорить «люблю»? — допрашивала маму я, внутренняя тревога возрастала.

— Читать по глазам, Лея, — глядя на меня, словно любуясь, мама медленно моргнула три раза, взмахнув пушистыми ресницами. — Читай по моим глазам: я все за тебя отдам.

— Не надо отдавать за меня все, мама. Просто будь рядом со мной, хорошо? Всегда читай мне сказки…

— Пообещай, что запомнишь наше кодовое «люблю». Наш маленький секрет. Помнишь, я читала тебе сказку, и там говорилось…

— Глаза — отражение души. Я помню. Так?

— Так, Алатея. Всегда читай по глазам. Только они расскажут правду.

— Твои глаза так похожи на мои. Только красивее.

— Не правда, маленькая, — смеялась мама, плотнее накрывая меня одеялом. — Мои глаза — лишь черновик, по сравнению с твоими. Спи, моя принцесса. Пусть тебе приснится продолжение «Львиного сердца».

— Я уже скучаю по Дэмиану, — тихо бормочу я, засыпая под мамин голос и крепко обнимаю мягкую игрушку. Этого львенка подарила мне мама и я совсем с ним не расстаюсь. И никогда не расстанусь.

Мама рассказывала мне много сказок. Но моя любимая сказка называлась «Львиное сердце» — история про мальчика и девочку, которые познакомились в больнице. Каждый из них находился на пороге тяжелейшей операции. Они влюбились друг в друга в ту роковую ночь, а символом их дружбы и близости стал волшебный шар, ставший точкой отсчета в начале их новых жизней. По сюжету сказки, они могли умереть: но шар в виде целой планеты спас их, исполнив заветное желание Лео и Ми.

Мама разделила эту сказку на несколько серий и сюжетов. И каждую неделю я с нетерпением ждала продолжения, вполуха слушая другие сказки, из написанных профессиональными авторами, книг. Мамина история была самой интересной, лучшей, увлекательной.

Она так часто повторяла мне ее, что не удивительно, что она приходила ко мне во снах…

Сейчас я знаю, что «сказка — ложь, да в ней намек»… герои этой истории — мама и Леон. Последние воспоминания об этом, я собрала во время визитов к Моранам. Бабушка, Сильвия Моран, так много говорила об Эмили, что мои воспоминания собирались воедино с бешеной скоростью.

Большую часть своей осознанной жизни, я жила со своей крестной матерью, и действительно согласилась на эту «грязную работу», чтобы помочь ей и исцелить Анну от болезни, а главное — вернуть себе память. Она стала мне очень близким человеком, но крестная мать никогда не заменит родную.

Артур и его поверенные убедили меня в том, что за тщательно выполненное задание, он даст мне лекарство, способное вернуть мне недостающие пробелы из жизни.

И сейчас, находясь здесь совсем одна, в беззащитном и уязвимом положении, я понимаю: Артур Голденштерн отнял у меня все. Вернуть может лишь тот, кто забрал. Именно он является человеком в маске, присутствующим и в маминых сказках, и в моем детстве, как невероятно холодная фигура, постоянно поглощающая Эмили.

— Есть тут кто-нибудь? — с опаской оглядываюсь по сторонам. Просторный зал залит голубоватым светом, исходящим от напольных ламп. Это свечение создает эффект пространства, созданного изо льда. Здесь довольно пусто, взгляд цепляется только за витражные огромные окна и темный потолок, нависающий надо мной словно дамоклов меч. Еще один акцент в зале — длинная массивная цепь, с крупными звеньями, заканчивающаяся тяжелым крючком, внушающим мне ужас. На такой крючок можно поймать весьма «крупную рыбу».

Меня? Маму? Леона?

Начало цепи начинается в районе дыры в потолке, через которую она и протянута в это кошмарное место. Не сомневаюсь в том, что это пыточное изделие двигается.

Мой взор скользит по огромному предмету, накрытому черным плотным полотном. Что скрывается за ним — неизвестно. Тайна, покрытая мраком. Настолько жуткая, что даже приближаться к ней совершенно не хочется.

Но другой мрак уже вовсю сам ползет ко мне. Нервно выдыхаю, различая в абсолютной тишине неприятный скользящий и шипящий звук. От ужаса мои глаза зажмуриваются. Дыхание схватывает, легкие пустеют, а панический страх овладевает моим телом.

Змей я боюсь до панической атаки, даже если вижу их в зоопарке за стеклом. Но я не в зоопарке. А змея, которую я вижу, не за стеклом. Питон невероятных размеров ползет прямо ко мне, его чешуйчатое тело извивается гибкими движениями.

Каждое движение рептилии буквально кричит мне о его силе и опасности. Сердце ускоряет ритм, я забываю дышать… мысленно пытаюсь убедить себя в том, что питоны не так уж и опасны. Если не очень голодны, они не нападают на людей. В противном случае — могут сожрать жертву целиком.

Оказаться в одном зале с питоном для меня, все равно что клаустрофобу попасть в остановившийся лифт. Все тело мелко дрожит, пока я отчаянно пытаюсь справиться с паникой. Меня парализует, я даже не могу встать и убежать. Да и кого я обманываю? Мне некуда бежать.

Артур явно все продумал до мелочей. У него было почти двадцать лет, чтобы филигранно продумать свой план по уничтожению Леона. И змея, без всяких сомнений принадлежит Артуру — мама рассказывала о его пристрастии плодить и дрессировать змей совершенно разных видов. Пусть в образе сказки, но сейчас, мне стало все предельно ясно.

— Но не все так чудесно в сказке «Львиное сердце», Лея, — голос матери вновь вернул меня в прошлое.

— Правда?

— В каждой сказке есть злодей, и ты должна знать об этом.

— И какой злодей здесь, мамочка?

— Великий и ужасный человек. Мнящий себя почти Богом, что важно уточнить. Его боялись. От его взгляда цепенели. Слуги расступались перед ним, а сильные мира сего склоняли головы. Все опасались его безумия. А огромная коллекция змей стала символом его тьмы.