Без памяти

— Ты слишком вкусная, чтобы с тобой спорить, — язык мужа касается пульсирующих вен, губы обхватывают мочку уха. Его ладони сминают мою грудь, и не проходит и десяти секунд, как он подхватывает меня под бедра и помогает запрыгнуть на столешницу с красками и кистями. Я обнимаю его торс, расположенный между моими ногами, вдавливая в себя.

Сцепляясь взглядами, мы понимаем друг друга без слов. Леон прикасается ко мне между бедер, проверяет влажность раскрытых лепестков. Я готова принять его, я хотела этого, пока он меня рисовал. Каждую. Гребаную. Секунду.

Ногами я опускаю его тренировочные штаны, из губ вырывается сладкий стон, стоит мне лицезреть его каменный член, больше не скованный тканью и не спрятанный за трико. Мое лоно сжимается, жадно требуя этого будущего молодого папочку. Хм, может и не совсем молодого. Но за последнюю неделю он точно помолодел и стал еще сексуальнее, чем когда-либо.

Это все мои гормоны. Еще чуть-чуть и они нарисуют нимб над его головой.

— Хочу тебя невыносимо, — шепчет Леон, проводя головкой по моим губам, вызывая взволнованный писк. — И постоянно, — проникает внутрь, толкаясь до упора.

Я выдыхаю, принимая его, упираясь пятками в ягодицы мужа. Протянув руки, обхватываю его задницу, не желая его отпускать.

— Наши желания совпадают, господин Голденштерн, — мурлыкаю я, пока мои руки скользят в разные стороны. Задеваю баночки с краской, и вскрикиваю, когда что-то жидкое льется по моим рукам. — Черт. Ну и место ты выбрал.

— Пора давно привыкнуть к тому, что все самые лучшие вещи, случаются неожиданно, — усмехается муж, взяв меня за измазанные ладони. Сплетая наши пальцы, он начинает медленно и чувственно наполнять меня, прикрывая глаза от удовольствия, растягивая его.

— Жестче, Леон, прошу, — ощущая, как пощипывает клитор, и как приятно он задевает внутри самую чувствительную точку, я хочу большего. Даже немного скучаю по его слегка жесткой манере трахаться.

— Я боюсь навредить ребенку, — признается он, пока я смахиваю пот с его лба, и нежно целую в губы.

— Ты ему не навредишь, если доведешь меня до оргазма.

— Без проблем, детка, — рычит муж, и закинув одну мою ногу на свое плечо, меняет угол проникновения, вместе со скоростью. Несколько минут нарастающего счастья и я кончаю так, как никогда прежде…мое тело и его реакции действительно меняются.

— О Боже, да, — я задыхаюсь, взрываясь внутри и сжимая его в тиски, ощущая как с каждым толчком он все больше накачивает меня спермой. Его тяжелые мышцы накрывают меня, я чувствую себя в «домике», окруженная его спиной, словно пуленепробиваемым забором.

— Из-за того, что я так долго терпел, это было очень ярко, — Леон мягко целует меня в нос, проводя губами по губам.

Каждое прикосновение создает еще большую связь, чем прежде. Это как бесконечная и сверхскоростная нейросеть, возникающая между нами, вопреки тому, что ее не должно здесь быть.

Так было бы проще.

Страх заполняет до краев мою душу. Я не уверена… что Леон останется в живых по его плану. Еще в больнице, идея остаться матерью-одиночкой не так сильно пугала меня. Но теперь — это последнее, чего я хочу.

Я должна ему все рассказать. Все, что вспомнила. Все, что знаю. Все, что наделала за его спиной.

— Срок маленький, нам все равно нужно быть аккуратнее, — ласково касаясь моего живота, выдает заключение Леон.

— Сейчас, наш малыш должен быть размером с яблоко. Представляешь? Уже целое яблоко. Скоро одиннадцатая неделя…еще чуть-чуть и можно будет узнать пол, — я пытаюсь выровнять голос, но ничего не получается. От моего мужа невозможно что-либо скрыть.

— Почему ты грустишь, Тея? — поддевая мой подбородок, спрашивает Леон. Это выстрел в упор, а не вопрос.

— Потому что я не знаю, стоит ли мне… понимаешь…, — я начинаю мямлить, пытаясь подобрать слова. — Это не тот мир, в котором я хотела бы родиться. Я не знаю, Леон. Это твой мир. И он мне не нравится. Прошу пойми, это не относится лично к тебе.

— Что ты имеешь в виду? — морщина между его бровей становится похоже на столб, разделяющий их.

— Я бы хотела для себя и малыша совершенно другой жизни. Далеко отсюда. Далеко от всех ваших голосований, игр за власть, и светских приемов. Свобода — наивысшая ценность, Леон. Это важнее, чем управлять кучкой упрямых идиотов. Но это — твоя мечта.

Замечаю, как его ноздри начинают раздуваться от едва сдерживаемой злости. Наверняка он думает что-то в духе: «Только забеременела, а уже качает права».

Но я действительно, могу это делать, потому что говорю ему правду. Я не хочу обрекать свое дитя на страдания. На жизнь в мире, где он постоянно будет на виду и подвержен опасности. Где, его буду считать «наследником правителя мира» и готовить к тому, чтобы убивать, воровать, создавать войны и катаклизмы и прочее, чем занимается горстка властвующих семей.

— По праву рождения мы не можем быть свободны. Моя фамилия наносит свой отпечаток и обязательства. Тея, я шел к этому моменту всю свою жизнь, и мне бы хотелось, чтобы моя женщина в меня верила.

— Я верю в тебя! Именно поэтому не молчу, — немного странно обсуждать такие вещи будучи голыми, но до ужина, этот разговор, очевидно, не терпит. — Я верю, что ты не такой, каким тебя делал твой отец. Не такой, для того, чтобы творить то, чему он тебя учил.

— Что ты знаешь о моем отце, Тея? — усмехается Леон.

— Я много читала. Твоя библиотека в бункере хранит много интересных биографий, — парирую я. — И на каждого члена семьи есть книга.

— Даже я их не читал.

— А зря, — отзываюсь я. — Я вдоль и поперек изучила ваш мир, и он по-прежнему мне не нравится.

— Это и твой мир тоже, — настаивает Леон.

Он уже знает? Скорее всего. Я читаю это в его глазах. Он знает, кем я являюсь. Карты раскрыты. Но партия еще не сыграна. И поэтому, еще не поздно все исправить и сделать другой выбор, главное — смотреть на будущее одинаково. Между ребенком и Леоном, я выберу малыша, если таковой выбор придется сделать.

— Действительно ли этот мир — мир твоей мечты? Может быть, теперь, когда у тебя есть настоящая семья, с будущим и с продолжением…, ты изменишь взгляды? — я лучше него научилась давить на болевые точки. Прости, Леон. У меня был лучший учитель. Мой Бог.