Без памяти
Шрифт:
— Взгляды на миссию и предназначение в жизни не меняются. Стать Апексаром — это то, для чего я был рожден. А ребенок под твоим сердцем, благословление, прямое доказательство того, что я на правильном пути. Править миром без наследника — дурной тон, — его голос становится жестким и мне не очень нравится, что он рассуждает о малыше, как о вещи, что прибавляет веса его статусу. — Он тоже станет Апексаром. И займет мое место однажды.
— Он? — закипает у меня. — А если это девочка? Уже не котируется? Ей ты не будешь рад?
— Прости, малыш, — немного мягче добавляет Леон, пытаясь обнять меня. — Я
— Ложь! В ваших семьях, девочки — пустое место, за которых все решают, — мои глаза наполняются слезами.
— Успокойся, тебе нельзя нервничать, — напоминает он.
— Тебе нужен иллюзорный трон, но какой ценой, Леон? В вашем мире все мрут как мухи. Братья строят козни и устраивают покушения друг на друга. Дети мстят родителям, родители — детям. Покушения и игры с ядами — обычный день в семействе Голденштерн! И ты говоришь мне, что в такой мир я должна привести новую душу? Чтобы она страдала здесь?
— Не драматизируй, Алатея. Зачем ты начала этот разговор? — вновь заводится мужчина, его грудная клетка становится шире с каждым вдохом. — Прости, я не должен повышать на тебя голос. Нам лучше закончить.
— Я просто хочу сказать, что верю в тебя, — обхватываю его лицо ладонями. — И именно поэтому, я предлагаю тебе альтернативы. Я верю, в то, что ты можешь занять место, на которое так долго метишь. Но счастливым, судя по тому, что именно приносит тебе искреннюю радость и удовольствие, тебя может сделать другое. Твое творчество. Твои дети. Семья. Твой взгляд устремлен в вечность Леон…, а все эти игры, они для тех, кто пытается удержаться за вечно ускользающую из лап власть, — заглядывая в его серые глаза, искренне произношу я. — Я просто прошу тебя подумать над всем, что я сказала.
— Я подумаю, детка, — сухо отзывается Леон.
Несмотря на холодность в его голосе, он все равно обвивает руки вокруг моей талии. Еще минут пять мы просто обнимаемся, не в силах оторваться друг от друга. Я знаю, насколько ему тяжело склонять голову перед женщиной. Слушать меня. Пытаться принять и обработать то, что я сказала. Но он делает это, создавая в своей промытой жаждой власти голове, новые нейронные связи.
— А ты подумай над тем, чтобы понять меня и всегда… выбирать мою сторону. Для меня это важно.
— Я всегда на твоей стороне. Обещаю, — тихо бросая ему я, осознавая, весь масштаб неискренности своих слов. Теперь пришло мое время быть мразью.
— Это все, что я хотел услышать.
С каждым днем мне становится все тяжелее вести двойную игру. Это угнетает больше, чем легкий токсикоз. Сильной тошноты у меня нет, видимо и в этом отношении, моя беременность — исключительный случай.
Леон строит вокруг меня такие стены, что любой враг не подберется. Я всегда у него на виду, он просто помешан на моей безопасности. Нежность и трепетность в его отношении ко мне растет в геометрической прогрессии, и иногда я даже плачу, от обрушивающихся на меня чувств: благодарности, любви, стыда, вины и других противоречий.
Больше всего я ненавижу его телефон. И когда он звонит в нашей постели, особенно после утреннего секса. Но очевидно это то, с чем мне необходимо смириться.
— Да, — Леон всегда берет трубку. Конечно, ведь контролер
внутри него не позволит расслабиться хотя бы в постели с женой. Его взгляд во время разговора мгновенно меняется. Я буквально чувствую, как меняется энергетика в комнате — становится тяжелой, тягучей, плотной. Хмурюсь вместе с ним, пытаясь подслушать голос в трубке. Безуспешно.Не хотела бы я рассказать ему правду, когда он в дурном настроении. Я хотела сделать это сегодня.
Возможно, стоит отложить до завтра, судя по выражению его лица.
— Я не могу выехать лично. Что? Хорошо. Я выеду. Ровно два часа, — заканчивая разговор, бросает Леон.
Леон не покидает стен дома в последнее время. Мне кажется, он не доверяет охране и не зря.
— Что случилось? — мой голос дрожит, а сердце заходится от волнения. Я давно не видела его таким.
— Мне нужно будет уехать. На два часа, Тея. Всего на два.
— И меня с собой не возьмешь? Ты не оставляешь меня без присмотра, — подшучиваю я, имея в виду, что в последнее время он бдит за мной, словно личный сторожевой пес.
— Я думаю, брать тебя с собой нецелесообразно. Случилось кое-что, требующее моего личного вмешательства, — поясняет Леон. — Ты что-нибудь вспомнила?
— Это то, о чем я хотела тебе рассказать. Я, кажется… вспомнила человека, который нанял меня. Точнее… я не могу вспомнить его лица. Он говорил со мной через посредников, или находился в маске. Голос, также был подвержен изменениям. Это то, что я вспомнила точно. И я думаю, что в ближайшее время, вспомню больше.
— Беременность удивительно положительно влияет на твою память, — уголки его губ ползут вверх. — Постарайся вспомнить что-то интересное до вечера. Сегодня мы сложим все пазлы воедино и цельная картина будет ясна.
— Не до вечера. А через два часа, — я тяну его обратно в постель, но Леон уже хватается за джинсы и встает, быстро натягивая их.
— Я никогда так не уйду, если ты будешь заманивать меня в постель, проказница, — он вновь озаряет меня улыбкой, которую раньше, я никогда не видела на его лице. Мальчишеская, влюбленная, искренняя… самая настоящая улыбка. Обезоруживающая.
Черт!
Черта с два я смогу ему врать. Мне нужно что-то придумать. Мне нужно придумать свой план, который поможет мне сохранить жизнь маме и не навредить Леону. Сказать проще, чем сделать.
Как только Леон уходит, я набираю номер телефона Эльзы. Она обещала помочь мне, но сейчас она недоступна. Недолго думая, включаюсь в свой рутинный день: утренняя зарядка, душ, завтрак в спальне…
Два часа давно прошли. Уже пять раз по два прошло, и в этот момент я начинаю не на шутку волноваться. И даже переживать.
Бояться мне нечего. Здесь охраны — десятки, сотни человек. Меня невозможно украсть из спальни Леона. Я не готова.
Хотя, уверена, что это именно то, что он пытается сделать.
Я сажусь в медитацию, занимая позу лотоса. Вдох и выдох. Пытаюсь успокоиться и найти гармонию внутри себя… щелчок в двери обнадеживает. Спальня открывается только по отпечатку пальцев и по сканированию сетчатки глаза.
— Леон, — с облегчением выдыхаю я, и распахиваю глаза. Немой крик застревает в горле, когда на пороге я вижу совершенно иную личность. Но до боли похожую на него.