Безмолвная. Книга вторая

Покатушки по больничным коридорам наводят меня на свежую мысль, что надо бы узнать судьбу своего телефона и маякнуть онни: мол, жив-здоров. Пусть новые линзы привезёт, пока полицаи не нагрянули. Срисуют фиолетовые глаза — отмазывайся потом, почему на фотке другие. Хотя об этом надо было раньше думать, прежде чем старые выкидывать. Но уж больно некомфортно с ними было, а ёмкости под «стекляшки» в радиусе вытянутой руки не нашлось.

Обед проходит тихо, но после начинается гостепад. Первой заявляется ЁЛин. Она входит в палату, когда я занимаюсь выбором — во что бы погонять на приставке из имеющегося в наличии. Игры в ней находятся на жёстком диске, что убирает необходимость жонглировать болванками. Удобно для безногого.

— Аньон, Лира, — здоровается женщина, закрыв за собой дверь. Отложив геймпад, машу рукой в ответ и приветливо улыбаюсь гостье. Надо признаться, я рад её видеть — всё-таки, почти родной человек в этом муравейнике. Не меньше я рад привезённым гостинцам.

— Я забрала твой телефон с хранения и захватила из дома зарядку. А ещё твои линзы. — ЁЛин принимается выгребать из сумочки перечисленные предметы, а я обращаю внимание на судорожные движения женщины. Смиренно вздохнув — «Ничего не поделаешь, придётся устраивать обнимашки, чтобы успокоить её» — аккуратно беру онни за руку и тяну к себе. ЁЛин, кажется, только этого и ждёт. Она прижимает Лиру к себе, и я чувствую, как дрожит её подбородок на моём плече.

Посидев в объятиях друг друга несколько минут, отстраняемся, но женщина не спешит прерывать тактильный контакт. Она кладёт ладони Лире на предплечья, заглядывает ей в глаза.

— Прости меня, пожалуйста, — сквозь слёзы произносит ЁЛин. — Я должна была уделять тебе гораздо больше внимания, а не бросать всё на самотёк. Ты пострадала из-за меня!

«Ну начинается!»

Единственный способ прервать поток ненужных слов — сказать что-нибудь подходящее, ибо одними жестами тут не отделаешься. Включаю телефон, жду, пока тот загрузится, пишу.

[С тебя тичер, и завязывай с пьянством. Остальное — мелочи. Договорились?]

Кратко и лаконично. Но сюсюкаться с онни я не хочу, также как и уговаривать её не винить себя. Она сейчас на эмоциях и может навоображать чёрте что. Успокоится, и без посторонней помощи осознает, какие это глупости.

— Хорошо! — кивает ЁЛин, и её глаза «наполняются» светом.

К счастью, она не лезет с расспросами о том, почему меня дёрнуло сменить место работы. Наверняка понимает, что не от скуки. Об инциденте она тоже не говорит, лишь изредка бросает взгляд на мои ноги, лежащие поверх одеяла. Сидим, молчим… С удивлением обнаруживаю, что общих тем для разговоров у нас нет.

ЁЛин тоже это понимает. Она смотрит на часы и произносит с наигранным беспокойством:

— Лира, прости, мне надо бежать, ещё на работу сегодня заскочить. Я постараюсь к тебе почаще выбираться, может быть, что-нибудь вкусненькое привезу.

Я не возражаю. ЁЛин треплет Лирину шевелюру, произносит: «Аньёнхи кэсэйо», и уходит.

Следующий визитёр мне не знаком. Уверенной походкой он входит в палату, подходит к кровати и приземляется на стул, где недавно покоилась пятая точка моей онни. Я как раз успеваю надеть вторую линзу и теперь разглядываю посетителя во все глаза.

На полицейского тот не похож. Дорогой костюм и манеры указывают на статусность гостя, а отсутствие привычки при входе спрашивать разрешение на «поговорить» — высокомерие и самоуверенность. Хотя может быть, в Сеуле любой коп так себя ведёт и одевается? Мне доподлинно неизвестно. Мужику, на вид, лет сорок. Среднего роста, худощавый, с аккуратной бородкой и усами.

— Я — Чон ЫнМён, владелец сети клубов «Ночная птица», — устроив зад, представляется он. Чуть было не протягиваю ладонь для рукопожатия, но вовремя спохватываюсь: не поймёт, да ещё и оскорбиться может, знаем мы эти корейские закидоны. Хотя меня так и подмывает вернуть ему что-то вроде: «Очень приятно, Бонд. Джеймс Бонд». Хорошо, что Лира немая, иначе бы точно не сдержался.

Сижу, хлопаю ресницами. Иной реакции дядька от меня вряд ли дождётся с такими вводными. Но он ещё не договорил.

— Накануне на территории моего клуба в Каннамгу с тобой произошёл несчастный случай. К сожалению, все записи с камер были стёрты до моего приезда, и установить истинных виновников происшествия не удалось. Я очень заинтересован не раздувать шумиху вокруг инцидента и приношу извинения от себя и своих сотрудников, которые уже наказаны за отсутствие обеспечения безопасности гостей. Я положил на счет больницы на твоё имя двадцать миллионов вон. Ну а в качестве компенсации морального вреда, выписал чек ещё на пятьдесят миллионов.

ЫнМён извлекает из внутреннего кармана пиджака полоску бумаги, кладёт её на тумбочку в изголовье кровати. Не дав мне опомниться, встаёт, и бросив на прощанье традиционное: «Аньёнхи кэсэйо», скрывается за дверью. Называется, продуктивно пообщались.

«Несчастный случай? Это теперь так называется? — думаю я, крутя в руках откупную. После ста лямов от ЧжунСока сумма на чеке не впечатляет, особенно зная цену этим деньгам. — Может, я теперь инвалидом останусь — какие пятьдесят миллионов? А учитывая, что Лиру ноги кормят, он мне по гроб жизни теперь обязан… Или нет? — Повторно прокручиваю в голове слова ЫнМёна, мысленно хмыкаю и возвращаю чек на место. — Мужик хитёр. Ой, не зря он сделал акцент на камерах. Мол, если захочешь справедливости — ничего не добьёшься. И он прав. А цена молчания — вот она выписана синим по белому. И торг здесь неуместен».

Третий гость, прежде чем явить себя, делает финт ушами. В палату открывается дверь, и двое незнакомцев в униформе принимаются таскать из коридора корзины с белыми розами. Я насчитываю десять. Когда они заканчивают, входит ЧжунСок собственной персоной. Подумываю, не турнуть ли его взашей вместе с испоганенными цветами, которым место на клумбе, но вовремя вспоминаю, что у нас есть незаконченное дело. В качестве приветствия состраиваю самую угрюмую физиономию и впериваюсь взглядом в чёболя. Спрашивать у него, откуда узнал о моём состоянии, не вижу смысла, ибо вычислить сдавшего — пара пустяков. Ну а о цели своего визита сам расскажет.

— Ты не рада моему подарку? — начинает ЧжунСок вместо приветствия. Не получив обратной связи, проходит без спроса, занимает ставший сегодня популярным, стул. Он косится на Лирины ноги, закованные в стальные фермы, и я, проследив взгляд парня, поправляю задравшуюся выше колен больничную рубашку. Ибо нефиг на безобразие смотреть.

— Вот не понимаю, — продолжает он, оторвавшись от созерцания моих нижних конечностей. — У тебя на руках висит долг в сто двадцать миллионов, а ты лезешь в какую-то дыру. Ты там рассчитывала заработать эту сумму за полгода? Честно, я был о тебе лучшего мнения.

«Умеешь ты поддержать…»

Поднимаю руку и показываю пальцем на дверь, предлагая парню проваливать. Ибо выслушивать нравоучения от напыщенного индюка мне хочется меньше всего. ЧжунСок же не торопится следовать предложению.

— Значит, это твой натуральный цвет? — переводит он тему в безобидное русло, кивнув в сторону моей макушки. — Чрезвычайно необычный, но, честное слово, я в восторге! Тебе очень идёт.

Неожиданно для себя киваю в ответ, принимая комплимент. В конце концов, я аналогичного мнения, а осточертевший парик давно тянет сжечь. К сожалению, его онни не принесла, поэтому приходится щеголять естественными цветами.