Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Веденеев поднялся на сцену, жестом пригласив Паршина следовать за ним. Выдав короткую речь о том, кому и что зачтется за помощь следствию, Веденеев оставил следователя на попечении охранников и ушел. Один из охранников, крепкий мужчина с непроницаемым выражением лица, предложил Паршину пройти в отдельную комнату, расположенную рядом с актовым залом, куда вскоре начали приводить заключенных.

В комнате, отведенной для беседы, стояли стол и два стула, прикрученных к полу. Из небольшого зарешеченного окна едва пробивался солнечный свет, но яркая лампа на потолке освещала каждый уголок. Паршин занял один из стульев, положил руки на стол и приготовился встретить первого заключенного. Он понятия не имел, что будет им говорить и какие вопросы задавать, но не слишком об этом беспокоился.

Что его действительно удручало, так это заявление охранника о том, что один из его подчиненных все время будет находиться в комнате. Паршин надеялся на конфиденциальность, полагая, что в присутствии охраны заключенные вряд ли станут с ним откровенничать. Он попытался сказать о своих опасениях старшему охраннику, но тот и слушать не стал, заявив, что они и так действуют против правил, позволяя «чужаку» общаться с заключенными без предъявления официальных бумаг. Так что Паршину пришлось смириться.

Как и предполагал Паршин, опрос шел не слишком успешно. Заключенные сменяли друг друга, но следователю казалось, что он ведет одну и ту же беседу с одним и тем же человеком и беседа эта вертится по кругу. Одни и те же вопросы, одни и те же ответы. С Завьяловым и Вдовиным не корешился, в планы их посвящен не был, общались ли Вдовин и Завьялов между собой, не знаю. И так до бесконечности.

Когда в комнату ввели десятого по счету заключенного, Паршин решил, что пора что-то менять. Он отложил в сторону ручку и блокнот, откинулся на спинку стула и принялся пристально изучать сидящего перед ним зэка.

Тому было не больше тридцати, но волосы, зачесанные назад, уже имели явные признаки облысения. Багровый цвет лица говорил о том, что заключенный часто бывает на солнце. Худые руки с длинными, как у пианиста, пальцами он скрестил, положив на колени. Вся поза говорила о покорности судьбе, и только взгляд будто жил своей жизнью. Затравленный, испуганный, он метался от стола к окну, затем к охраннику, и снова к столу, перебегал на Паршина и тут же уходил в сторону.

– Здравствуйте, – коротко поздоровался Паршин. – Представьтесь, пожалуйста.

– Заключенный двенадцать двадцать восемь, шестой отряд, блок «А», – заученно произнес заключенный.

– Ваше имя? – мягко проговорил Паршин.

Заключенный вскинул на него глаза, но тут же отвел взгляд в сторону.

– Колодников Сергей Валентинович, – еле слышно представился он.

– Сергей Валентинович, как долго вы находитесь здесь? – задал первый вопрос Паршин.

– Два года и семь месяцев, – неохотно ответил заключенный.

– И все два года в блоке «А»? – Паршин задавал вопросы наугад, так как давно понял, что в лоб спрашивать о взаимоотношениях с Завьяловым и Вдовиным – пустая трата времени.

– Нет, первый год я находился в блоке «Г», – бросив быстрый взгляд на охранника, ответил заключенный.

– Какой вид трудовой деятельности вы выполняете?

– Валим лес. – Охранник строго кашлянул, и заключенный поправился: – Производим заготовку древесины для нужд социалистического общества.

– Тяжелая работа? – продолжал Паршин.

– Нормальная, – чуть помедлив, ответил Колодников.

– Нравится труд на природе?

– Что начальство велит, то и делаем. – Колодников держался настороженно.

– А до заключения вы где работали?

Заключенный вновь поднял на следователя глаза, во взгляде читалось недоумение.

– Смелее, Сергей Валентинович, это ведь простой вопрос, без каких-либо подвохов, – подбодрил его Паршин.

– Был наладчиком производственного оборудования, – чуть помедлив, выдал Колодников.

– Значит, со станками работали? Разбираетесь в технике?

– Вроде как разбираюсь, – согласился Колодников.

– На каком заводе трудились?

– Не на заводе, на фабрике. – Колодников начал отвечать немного охотнее. – Московская швейная фабрика «Большевичка».

– Ого, отличное место! И работа наверняка интересная. Насколько мне известно, в костюмах этой фабрики половина Советского Союза ходит. Много работы было?

– Хватало. Иногда в три смены работать приходилось, когда государственный заказ по срокам поджимает.

– Да, заказов у фабрики всегда хватает. У самого пара пиджаков от «Большевички». – Паршин перехватил недоумевающий взгляд охранника, но никак не отреагировал, продолжая гнуть свою линию. – Наверное, и отбор для работы на фабрике нешуточный. Вы в каком цеху работали?

– В раскройном цеху. Там оборудование самое сложное. Новенькое из Германии доставили, к иностранным машинам мало кого допускали, а я работал. – Колодников вдруг мечтательно улыбнулся. – Да, было дело.

– А здесь, в колонии, ваши навыки по наладке оборудования пригождаются?

– Бывает. – Колодников бросил еще один быстрый взгляд в сторону охранника, но тот сделал вид, что беседа его не касается, и заключенный расслабился.

– Наверное, приятно сменить вид деятельности и заняться чем-то привычным? – Паршин не спешил, говорил медленно, намеренно растягивая слова. – Приятно, когда руки вспоминают то, что умеют лучше всего, верно? Когда машина или станок, который стоял мертвым грузом, вдруг оживает и ты понимаешь, что это твоих рук дело. Или инструмент, который на выброс приготовили, потому что у него движок припалило или релюха полетела, а ты его берешь и снова к жизни возрождаешь.

– Так-то да. Когда на кухне печи полетели, а дороги снегом замело, если бы не прежние навыки, пришлось бы неделю сухую крупу грызть. – Колодников мечтательно улыбнулся. – Мы тогда с Ледорубом восемнадцать часов кряду поломку искали, нашли. Нам за старания «хозяин» трое суток отдыха выписал. Вот мы с ним оттянулись.

– Ледоруб, значит, тоже в технике разбирается? – Паршин говорил мягко, стараясь не спугнуть лирический настрой Колодникова.

– Он во всем разбирается: и в механике, и в электрике, и еще в целой куче вещей, – подхватил тему Колодников. – Башковитый мужик, только вспыльчивый очень, а так бы, глядишь, высоко взлетел.

– Отдыхали-то где?

– Кто отдыхал? – переспросил Колодников и тут же сам себе ответил: – А, после кухонных печей-то? Так где же отдыхать? В бараке, понятное дело.

– И в чем же состоял ваш отдых? – Паршин в недоумении смотрел на заключенного.

– А нам охрана позволяла на шконках валяться и на прогулку дважды выводили, а еще ужин особый. Картошечка с курятиной жареной. – Колодников сглотнул набежавшую слюну.

– Так вы с Ледорубом вместе сидели?

– Ну да. Я же говорил, что первый год в блоке «Г» чалился, – произнес Колодников и осекся.