Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
– Ну и кто из нас сумасшедший? – Никита ядовито разглядывал потупившихся подчиненных.
– Ты, товарищ майор, – вздохнул Белинский, – в хорошем смысле. А мы – никчемные людишки, не соответствующие занимаемой должности.
– Спасибо на добром слове, Виктор. То есть теперь мы знаем, что в заговоре против Старчоуса (если таковой имел место) участвовали трое. Кто этот гражданин? Жив ли он? Нужно выяснять – и немедленно. Погибший Гаранин трудился в Министерстве среднего машиностроения, занимался поставками на ядерный полигон. Покойный Лисовец был близок к министерствам связи и энергетики, курировал строительство секретной станции раннего обнаружения ракет. Логично допустить, что и третий гражданин занимается секретными разработками, связанными с обеспечением безопасности страны. Иначе зачем он Старчоусу? Получили подсказку, товарищи дорогие? Так работайте, почему вы еще здесь?
Физиономию фигуранта дела одаренный официант изобразил в лучшем виде. Задача выглядела решаемой: обладая ресурсами, возможностью заходить в любые двери – как не найти нужного человека? Но пару дней все же провозились. Потом наступили выходные. В понедельник пришла информация: на портрете Борис Лаврентьевич Дворский, 59 лет, доктор биологических наук, большой умница, ведущий специалист института биологических исследований. Работает в Чертаново, где расположены здания НИИ, проживает с семьей на Кузнецком Мосту, в центре столицы. Имеет поощрения, правительственные награды, грамоты, автор ряда
– О, черт… – Никита поежился. Возникло сильное желание перекреститься. – Мне нужно знать все об этом персонаже. Уверены, что он живой?
– С утра был жив, товарищ майор, – ответствовал голос в телефонной трубке. – Сегодня рабочий день, Борис Лаврентьевич в институте. Соберем о нем справки.
– Но так, чтобы он ничего не почувствовал, уяснили? Биография, примерное направление трудовой деятельности, состав семьи и так далее. Фигуранта не брать, используем в качестве живца. Если Старчоус собирается от него избавиться, то его люди уже пасут Дворского. Не попадитесь им на глаза. Появится возможность взять Старчоуса – не игнорируйте ее. Но по-умному, а не как всегда.
Довольно странно – прошло столько времени, а Дворский жив и здоров. Впрочем, информация продолжала поступать. Не далее как позавчера, в ночь с субботы на воскресенье, произошел неприятный инцидент. У ученого дача в Серпуховском районе. Помидоры с кабачками не выращивает, зарплаты хватает, чтобы купить на базаре. Дачу использует по назначению – для отдыха от трудов праведных. Если что и садит, то только для души. В этом сезоне, например, посадил тыкву – чисто из любопытства. Она и выросла по метру в обхвате. Все отдал соседям. В семье, помимо кормильца, жена и дочь-переросток, которую никак не могут выдать замуж. В тот день они остались в городе, Борис Лаврентьевич один поехал на дачу. Нужно было кое-что прибрать в саду. Охрана по должности не положена, хватит и того, что институт охраняется. А также квартал, где он проживает, огорожен шлагбаумами и охраняется сотрудниками вневедомственной охраны. Машиной Борис Лаврентьевич управляет сам. Дачный поселок – тоже не для бедных, в принципе, охраняется. Никогда Дворский не чувствовал себя в поселке дискомфортно. А той ночью вдруг почувствовал. Проснулся среди ночи от странного звука – вроде замок снаружи пытаются открыть. Гражданина что-то терзало (даже понятно что), спал чутко. Вынул из сейфа охотничье ружье (на которое, разумеется, имел разрешение), спустился вниз. Замок действительно выламывали. Злоумышленнику было невдомек, что дверь заперта еще и на задвижку. Дворский закричал, что будет стрелять, и вообще вызывает милицию. Возня прекратилась, он услышал удаляющиеся шаги. На даче имелся телефон (бывает и такое), Дворский вызвал сотрудников вневедомственной охраны. Наряд прибыл через несколько минут. Составили протокол, ничего не нашли. С их слов впоследствии и стало известно о случившемся. Замок пытались вскрыть. Проникнуть в охраняемый поселок несложно, особенно ночью. Выявили следы злоумышленника, он перелез через забор – и это также отразили в протоколе. Дворский был не на шутку испуган. Милиция посочувствовала и уверила, что больше никто не придет. А ружье лучше спрятать в сейф. Заниматься личной охраной их никто не уполномочивал. Дворский не стал искушать судьбу, быстро собрался и покинул дачу. На вахте видели, как он выезжал. О том, как встретили главу семьи домашние, история умалчивает.
Старчоус мог нанять еще кого-то. Вероятность случайных совпадений майор Платов не рассматривал. Создавалось ощущение, что у этого демона есть доступ ко всем картотекам наемных убийц Советского Союза. «Филеры» Седьмого управления получили приказ не только наблюдать за Дворским, но и следить, чтобы не было посягательств на его жизнь.
– Позвольте замечание вслух, Никита Васильевич, – задумчиво изрекла Зинаида. – Если Старчоус в курсе, что мы его вычислили, то какой смысл в устранении Дворского? Вряд ли он много расскажет о своем старом знакомом.
– И какой вывод?
– Значит… может кое-что рассказать… Или не знает, что мы его вычислили.
– Соображаешь, молодец. Есть информация по биографии фигуранта?
– Да, – кивнула Зинаида. – Не воевал, не привлекался, в порочащих связях не замечен. Образцовый, можно сказать, эталонный член общества, да еще и ученый. Появился на свет в тысяча девятьсот пятнадцатом году в семье рабочих и крестьян. Папу взяли на фронт Первой мировой, там и погиб, мать скончалась от тифа. Воспитывался в детском доме, с ранних лет проявлял интерес к наукам, что несколько несвойственно для воспитанников детских домов. В тридцать четвертом году с первой попытки поступил на биологический факультет Ленинградского университета, что и определило его дальнейшую судьбу. Женился в сороковом, его первая жена – Светлана Сташинская. С началом войны институт, где он работал, перевели в Волхов, затем в Кострому, так что ужасы блокады Бориса Лаврентьевича миновали. На оккупированной территории не был, трудился по научной линии в тылу.
– Зинаида, надо перепроверить. – Никита неприятно напрягся.
– Понимаю, Никита Васильевич. – Коллега, соглашаясь, кивнула. – Такая гладкая версия трещит по швам. Есть один необъяснимый эпизод в деле Дворского. Детей у супругов не было, возможно, решили отложить это удовольствие. Но к жене Светлане Дворский был крайне привязан. В сорок четвертом году институт передислоцировали в подмосковные Химки. Преступность в те годы была сами знаете какая. Орудовали банды. Действовали диверсанты, шпионы. Произошло нападение на райком партии, погибло много людей. В ту же ночь случился пожар в одном из корпусов института, где работал Дворский. Вряд ли он имел к этому отношение. Супруга работала с ним, в ту ночь дежурила. Среди погибших ее не нашли. Дворский ходил чернее тучи. Поиски ничего не дали. И вдруг в один прекрасный день Светлана возвращается. Изнуренная, похудевшая, но живая и в целом здоровая. Ее держали в темном подвале, почти не кормили. Сколько дней прошло, она не помнила. Потом завязали глаза, вывезли за город и бросили на дороге.
– Вот оно! – встрепенулся Никита. – Повязать Дворского было нечем, повязали женой, к которой, как ты говоришь, он был привязан!
– Возможно, – согласилась Зинаида. – Никто не проверял, кто в эти дни посещал Дворского и о чем велись беседы. Старчоус в этот период вполне мог навестить Советский Союз, присматриваться к людям, которые могли оказаться полезными. Но это недоказуемо, это наши домыслы, Никита Васильевич. Спросим у гражданина Дворского?
– Подождем. Дворский не убежит. А Старчоус может. Возьмем этого дьявола – представляешь, какую сеть вскроем? У той истории имелось продолжение?
– Органам не пришло в голову, что Дворского могли завербовать. История была странная, но расследование не проводили. Светлана на фоне потрясения обзавелась нервным стрессом, сильно сдала. Стала чахнуть, ослаб иммунитет. Она скончалась от воспаления легких в сорок седьмом году. Дворский погоревал, переехал с институтом в Москву, через два года снова женился, завел дочь. Девушка недавно окончила Новосибирский государственный университет по специальности биология, работает в тамошнем Академгородке, живет там же и полгода назад вышла замуж.
– Пожелаем же ей семейного счастья и успехов в работе, – пробормотал Платов. – А также держаться подальше от своего отца, если он тот, кем мы его считаем…
«Засекреченный» Борис Лаврентьевич Дворский занимался
разработкой «новейших систем» биологического оружия. Споры смертельных болезней консервировались, чтобы в один момент обрушиться на головы неприятеля – в виде ядовитого облака или испарений от земли. Этим занимался целый институт, формально апробирующий и совершенствующий удобрения для сельского хозяйства. Удобрениями, к слову, он тоже занимался – как и заводы, производящие сеялки и веялки: какое-то количество сельхозтехники они все же поставляли в колхозы. Практически каждое крупное предприятие страны так или иначе было связано с производством оборонной продукции. За Дворским наблюдали. На дачу он больше не ездил – видимо, хватило того, что испытал в предыдущий раз. В среду Никита Платов принял участие в наблюдении за объектом. Начинался нервный зуд, да и любопытству не прикажешь. Невзрачные «Жигули» второй модели неотступно следовали за объектом. Двое молчаливых парней из «семерки» прилежно выполняли свои обязанности. Присутствие целого майора восторга не вызвало, но молчали. В половине восьмого представительный худощавый мужчина вышел из жилого здания по улице Кузнецкий Мост. Его сопровождал водитель, встретивший у квартиры. С чем связана эта «паранойя», Борис Лаврентьевич, судя по всему, не распространялся. Мужчины сели в светло-серую «Волгу» – водитель на свое место, Борис Лаврентьевич сзади – и отправились в Чертаново. Дворский курил – дымок тянулся из открытого окна. Крыльцо института выходило на оживленную улицу. Несколько серых зданий из силикатного кирпича, ничего особенного. Заурядное НИИ из тысяч ему подобных. Наглядное подтверждение постулата: хочешь что-то спрятать – помести на виду. Борис Лаврентьевич, держа в руке кожаный портфель, проследовал в здание, водитель поехал по своим делам. Что-то беспокоило видного специалиста – он косил взглядом по сторонам, вздрогнул, когда рядом кто-то засмеялся. Ручеек сотрудников тянулся в здание. С Дворским здоровались практически все, он машинально отвечал. По собранной информации, мужчина был не вредный, не кичился своим положением, с коллегами вел себя учтиво. За работу спрашивал, но никогда не срывался на крик. Проникнуть внутрь сотрудники могли, но это было опасно. «Жигули» переставили, чтобы было удобнее наблюдать. Воспользоваться другим выходом Дворский не мог. Запасные выходы, разумеется, имелись, но использовались в экстренных случаях, например при пожаре. Любой проходящий через вахту предъявлял пропуск в развернутом виде и отмечался. Не сказать, что в эти часы Дворский остался полностью безнадзорным. С парой сотрудников первого отдела предварительно провели работу. Наблюдали ненавязчиво. Совещание у заместителя директора по научной части, перекур, совещание с сотрудниками отдела, которое Дворский проводил лично. Два часа в лаборатории, где использовались защитные костюмы и респираторы. Дезинфекция, перекур. Хождение по лабораторным корпусам, обед в институтской столовой. Кокетничали молодые дамы, вкрадчиво улыбались Борису Лаврентьевичу. Одна пыталась пообщаться, даже подсела к нему за столик. Но Дворский был не в духе, красотка расстроилась. Невзирая на возраст, доктор биологических наук пользовался успехом у прекрасного пола. После обеда он сидел в лаборатории, работал с микроскопом. Затем опять был вызов к руководству института, и пришла интересная новость: ночью Борис Лаврентьевич и еще одна сотрудница вылетают на испытательный полигон в Аральском море, где будут проводиться рабочие эксперименты. Командировка двухдневная: ночевка в тамошней гостинице, а в пятницу вечером, перед выходными – обратно в Москву. По этой причине Борис Лаврентьевич на час раньше ушел с работы. Никита вовремя подсел в «Жигули» с «топтунами». Работка у парней, конечно, адская – большую часть рабочего времени проводишь в ожидании. Покидать рабочее место – боже упаси, вдруг появится клиент? Именно так и вышло. Подкатила серая «Волга» – словно по мановению волшебной палочки; приняла на борт сбежавшего со ступеней ученого. Он чего-то боялся, мания преследования была налицо. Водитель «Жигулей» пропустил пару машин, пристроился в хвост. Движение к концу дня уплотнилось, у светофоров даже образовывались заторы. Только раз водитель сделал остановку – на Ленинско-Слободской улице, Дворский сбегал в гастроном. Один из сыщиков последовал за ним. Гастроном не блистал продуктовым изобилием, но отдельные категории товаров все же продавались. К каждой секции выстроилась очередь. Продовольственная суета товарища Дворского не беспокоила, он приобрел практически без очереди буханку хлеба, затем как-то воровато посмотрел по сторонам и шмыгнул в дверь с табличкой «Посторонним вход запрещен». «Топтун» напрягся. Выпускать объект из виду нельзя, но идти за ним – все провалить. Но Борис Лаврентьевич не стал испытывать чекистские нервы, возник уже через минуту. Веревочная сетка была набита свертками. Особое снабжение, – догадался Никита. Сгущенка, кофе, индийский чай, несколько видов колбас – что еще там? Ладно, хоть на дом не привозят, самому приходится забирать… Люди, стоящие в очереди, повернули головы, проводили счастливого обладателя дефицита завистливыми взглядами. Объект, опустив голову, вышел из магазина, заспешил к своей «Волге». Нервозность не зависела от времени суток, с приближением вечера даже усиливалась. Инцидентов по ходу движения не было. Во дворе жилого дома на Кузнецком Мосту было тихо и спокойно. Водитель помог донести до квартиры авоську и распрощался с шефом. Дома ждала жена, комфортная обстановка. Если бы еще не командировка черт знает куда…– Ты, кстати, в курсе, майор, что тоже едешь в командировку? – сообщил приятную новость генерал Вахмянин. Никита забежал к нему под занавес рабочего дня. – Надеюсь, догадываешься куда.
– Считаете, есть необходимость, Петр Иванович? – удивился Никита. – Полигон «Бархан» – засекреченный объект, там действует строгий пропускной режим. Куда Дворский денется?
– Во-первых, подобные объекты засекречены только от своих честных граждан, – назидательно сказал Вахмянин. – Злоумышленник, если очень надо, туда проникнет. Наши противники научились подделывать документы и становиться частью нашего общества. Это удручающе, но факт. И знаешь, скажу откровенно, судьба Дворского волнует меня по вторую очередь. Нам нужен Старчоус, и Дворский может к нему привести. Нельзя оставлять объект без присмотра, сам понимаешь. Потеряем Дворского – потеряем все. Брать его сейчас – рано. Что ты ему предъявишь – свои предположения? Встреча в «Красной заставе» не аргумент, он может выкрутиться. Остров Возрождения – отнюдь не край света. Он напичкан людьми и подразделениями полигона. В Кантубеке – полторы тысячи населения, полноценная воинская часть. Шастают не только военные, но и гражданские. Не знаешь нашего врага? Он бьет там, где не ждут, и в этом плане остров Возрождения – подходящее место. Это не факт, но есть вероятность, что ударят по нему. Каракалпакия – регион, который мы контролируем далеко не в полной мере. Там разные настроения – исторически. Береговая полоса острова тоже не защищена на сто процентов. Считается, что этого и не требуется – со всех сторон Советский Союз. Ничего не случится – ну и ладно. А вдруг? Кто отвечает за операцию? Не рвешься в отставку? Ладно, шучу, репрессии сейчас не в моде. С пропусками все решим. Можешь взять с собой одного члена группы. Документы сотрудников Ленинградского института биологии будут готовы через пару часов. Сообщи, кого берешь, – его фото найдут в личном деле. С Дворским не общаться, он сейчас шарахается от каждой тени – но держись поблизости. Местные товарищи будут извещены – помогут. Не забывай, что вылет в половине первого ночи с аэродрома Жуковский. Это спецрейс, борт – ЯК-40. Крупные лайнеры тамошний аэропорт не принимает. Вы с коллегой следуете с пересадкой из Ленинграда. Успехов, майор, надеюсь, Дворского ты не проворонишь, как проворонил всех прочих…