Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
– Очень жаль, – искренне огорчилась она, – потому что… вот.
Достав вскрытый конверт, протянула его Сорокину.
– Что это, Наденька? – из конверта капитан достал паспорт. – Зачем мне твой паспорт?
– Там записка, прочтите.
Капитан повиновался. По мере того как он усваивал написанное, брови у него постепенно ползли все выше, выше, пока не дошли до определенного им предела. Сорокин протянул бумагу Акимову:
– Читай вслух. Наденька, позволишь?
– Конечно.
Сергей прочел:
– «Дорогая мадмуазель Надежда Георгиевна, приносим сердечные извинения
– Что это за письмо турецкому султану? – поинтересовался заинтригованный Остапчук.
– Да уж, Надя, разъяснения требуются, – подтвердил Акимов.
Надя, вздыхая, принялась излагать:
– Иду я по Поперечному просеку, в Сокольниках, выходят из кустов двое – и под нос мне пистолеты. Отобрали сумочку, один так вежливо: «Благодарю вас, – говорит, – следуйте далее, только не поднимайте кипиша во избежание лишних проблем. Извините пока».
– Что же забрали?
– У меня было немного: трешка, гребенка, пудреница и платочек.
– И что в милиции сказали?
– То-то и оно, – замялась Надя, – не заявляла я еще в милицию.
– Как же так?
– Сумочка-то старенькая, бог с нею, а вот без паспорта никак, я уж собралась заявить, а тут вот такое пришло.
– Нет, погоди, – остановил девушку Сорокин. – Почему сразу в милицию не пошла?
– Испугалась я, – краснея, призналась Белоусова. – Сами посудите: паспорт у них, а там – штамп и прописка. А ну как встретят в темной подворотне? Вот так и получилось… а теперь письмо и паспорт получила и сразу вот к вам, вы сообразите, как лучше поступить.
– Вот спасибо, – поблагодарил Иван Саныч с некоторой двусмысленностью. – А ты, между прочим, знаешь, что сама совершила преступление?
– Вот потому-то и не шла, – буркнула Надька.
Акимов, вздохнув, достал бумагу, окунул перо в чернильницу:
– Раз так, хотя бы изложи, заметила ли чего, как выглядели.
– Ничего я не заметила особенного. Среднего роста, в кепках, козырьки надвинуты, черные платки на лицах повязаны. Да, у одного на рукаве повязка красная и надпись «Дружинник», как у наших. А у другого на руке, вот тут, – она показала кулачок, – написано «Марк».
10
В парке было уютно, от густой листвы было прохладно. Танцплощадка, подсвеченная гирляндами, выглядела как диковинный корабль, идущий средь темных волн.
Сегодня вместо патефона играл настоящий оркестр, ребята из самодеятельности, и самое время потанцевать, но тут вскрылась нежданная неприятность: девушек хоть отбавляй, а вот парней – недостаток. Это не беда, можно и друг с дружкой пары составить, но уж больно прекрасно играли ребята, и прямо сердце требовало твердой, ведущей руки.
Девчата, составив делегацию из самых бойких, сходили на поклон к Лебедеву: не одолжит ли своих молодцев? Он отказал:
– Простите, девушки, мы не танцевать пришли.
– Марк, но если танцев не будет, то вам и за порядком следить незачем, – втолковывали ему, но Лебедев хотя и улыбался, но остался непреклонен.
Тут Марине
Колбасовой пришла удачная мысль:– Чего бы вам венгров не пригласить?
– Вот-вот, – одобрил Лебедев, – точно! Что ж вы, девчата?
Ткачихи смутились: в самом деле, и о чем думали?
– Как же мы с ними говорить будем? – с сомнением спросила одна.
– На интернациональном языке, – бодро ответила Марина. – Тренируйтесь, надо выстраивать международные отношения. Товарищ Лебедев, позволите отлучиться?
– Ради такого дела – разрешаю, – отозвался Марк, чуть улыбаясь.
Марина, прихватив для храбрости еще двух подружек, отправилась в общежитие, где квартировали ребята из Венгрии, изучающие тонкости производства на фабрике.
– Дуры девки, – зевнув, заявил Пельмень. – Все таскали ребят по музеям, а нет чтобы на танцы хоть раз пригласить или, там, в волейбол постучать.
– Не скажи, Андрей, – возразил Лебедев. – Посещение музеев – это важно, Музей Революции девятьсот пятого года, Музей Ленина, Исторический музей, Третьяковская галерея – это все нам, москвичам, доступно, а им нет…
– Мы с ними и в Кусково были, – вставил комсомолец Егоров. – С большим интересом время провели. Видел бы ты, как они из дворца вышли и давай восхищаться…
Лекцию прервал веселый возглас Маринки:
– Привели!
По темной аллее шагали девушки-ткачихи, а с ними – венгры, хотя и смущенно улыбающиеся, но довольные приглашением, предвкушающие удовольствия культурного отдыха.
– Добро пожаловать, – начал было Лебедев, шагнув гостям навстречу.
Иван Саныч Остапчук, который, ведя под руку одного из венгров, самого старшего, что-то до того ему втолковывал, искренне обрадовался:
– Соскучился по мне? Хорошо, я как раз до тебя. Пойдем, товарищ Акимов жаждет тебя видеть.
…Уже было совсем поздно, когда Лебедев собрал экстренное совещание всех членов комсомольского отряда. Все собрались за столом, никто ни о чем не спрашивал, лишь переглядывались, но у всех на лицах читалось, что ожидают они самого плохого.
– Товарищи, – начал Лебедев и замолк.
– Что-то случилось, Марк? – спросила Марина.
– Сейчас, – Лебедев опустил глаза, – придет товарищ Акимов и все разъяснит.
– Наверное, нам хотят поручить серьезную операцию, – предположил неунывающий Егоров, черкая карандашом по бумаге.
– Или какие-то новые задания, – добавил Яшка Канунников. Он, почему-то смущаясь, все застегивал и расстегивал воротник щегольской рубашки.
– Конечно, – как-то напряженно поддакнул Андрей, – нас прямо сейчас позовут на службу. Тебе, например, прямая дорога в контрразведку. Или шпионом…
Все замолчали, кто-то хихикнул. Егоров, закончив рисунок, протянул Яшке, тот улыбнулся, но как-то смущенно, сунул листок Пельменю в руки. Тот глянул: на бумаге был изображен смешной, но узнаваемый Яшка, который с двумя револьверами в руках держал на мушке трясущихся бандитов в масках и кепках, у ног которых валялось брошенное добро. Андрюха открыл было рот, но тут вошел лейтенант Акимов.
– Начнем, – не поздоровавшись, прямо с порога провозгласил он, встал у президиума, уперев кулаки в стол.