Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

Идея идти по темноте доказала свою несостоятельность. Но возвращаться было поздно – порой проще подниматься, чем спускаться. И все же он шел. Обстановка под ногами менялась, голые каменистые участки переходили в канавы и трещины. Майор перебирался через препятствия, выискивал флажки, изучал особенности тропы.

За час удалось продвинуться на двести метров – огромное достижение! Холод пока не беспокоил, он был тепло одет. Батарейки в фонаре начинали садиться. Такова уж природа отечественных источников питания – добываешь с трудом, а прок от них минимальный!

Тропа пошла под уклон, свернула за массивную приземистую скалу. Он тоже свернул, стал карабкаться на пологую возвышенность. Скалы вырастали ниоткуда, будто выныривали из воздуха. Запоздало выяснилось, что тропа забирает к обрыву, тянется по краю.

Неверный шаг все же удался. С легким недоумением он констатировал, что ноги плавно скользят, почва под ногами проваливается, что-то сыплется, катится вниз.

Михаил выбросил фонарь, опустился на корточки, но продолжал плыть. Спина обросла мурашками. Доходило медленно. Он начал лихорадочно шарить руками, уцепился за камень, вросший в землю, облегченно перевел дыхание. Но камень вывернулся! Не такие уж глубокие «корни» он пустил. Майор снова сползал, не до конца отдавая себе отчет, что ползет в пропасть. Земля провалилась, под ногами образовалась пустота, он снова вцепился в камень, этот держался, хотя и шатался. Нет, такого не может быть…

Михаил обуздал панику, стал шарить носком по отвесной стене, отыскал небольшой выступ, пристроил ногу. Кажется, вовремя, камень уже готов был вывалиться из своей пазухи. Минуту он сохранял неподвижность, прижавшись грудью к скале. Дышал осторожно, чтобы не вызвать дрожь в ногах. Ума хватило не смотреть вниз. Спустя минуту он начал шевелиться, хотя и не хотелось. Но глупо проводить остаток жизни на этом обрыве. Носком второй ноги отыскал еще один выступ, перенес тяжесть тела. Левой рукой нашарил выемку в теле скалы, погрузил в нее пальцы, как в отверстия кастета. Это было уже что-то. Пот градом хлынул со лба.

Он выползал из обрыва, сантиметр за сантиметром, обнаружил вторую трещину в скале, перебросил туда правую руку. Откатился, недоверчиво уставился в небо. «Здесь вам не равнина, здесь климат иной!» – хрипело в голове.

Тучи неслись на юг, непрерывно меняли конфигурацию – такое ощущение, что шли на посадку. Только сейчас его по-настоящему затрясло – осознал, что чуть не сверзился в бездну. Почему он отклонился от тропы?

Отыскал фонарь, подполз на корточках к краю – все же любопытно. Скала обрывалась в пропасть – не сказать что под прямым углом, но круто. Фонарь освещал неровности стены, проросший сквозь камень куст. До дна луч света не доставал. Да и не очень хотелось…

Он отполз от опасного участка, задумался. Смерть ласково махнула крылом, не пора ли делать выводы? Дальше тропа, слава богу, отклонялась от обрыва, тянулась в мрачный распадок. Появлялись деревья, они грудились в узких теснинах – скалы не давали лесу разрастись. Этот участок он миновал сравнительно быстро, поднялся на косогор. Снова тьма египетская. Ощущение огромного разомкнутого пространства. Обветшалые флажки обозначали тропу – Кольцов шел верной дорогой.

Он всматривался в темноту, из которой проявлялись очертания горных махин, напряженно слушал. Ни звука – только ветер налетал порывами и выл как волк. Никакого шевеления, отблеска костра – а ведь «туристы», как он их мысленно окрестил, давно должны были стать на ночлег…

Должных выводов он так и не сделал, продолжил покорять тропу. В обычной жизни не замечал за собой такого ослиного упрямства. Ноги обросли тяжестью, дышалось с трудом. Видимо, стоило поберечь силы. Заморосил дождь – для полного удовольствия. Под скалой, мимо которой он тащился, чернела ниша. В седловине между возвышенностями произрастали ели. Пора уже кончать это безобразие…

Он срезал ветки перочинным ножом, набросал их у входа в пещеру. Скопилась приличная гора. Часть поджег – дождь как раз прервался, превратился в изморось. Хвоя горела жадно, с треском. Сверху пристроил сучковатую корягу – жег ветки, пока не занялась древесина. Потом переправил остатки хвои в нишу, постелил себе лежанку в метре от костра.

В принципе, ничего ужасного не происходило. Замерзнуть он не успел, всего лишь бытовые неудобства, смягченные походной романтикой. Он лежал, свернувшись улиткой, рядом с костром, смотрел, как пламя облизывает корягу. Веки сомкнулись, майор куда-то покатился…

Он очнулся перед рассветом от лютого холода. На дворе не май месяц, чему удивляться? Костер давно прогорел, остыл. От коряги осталась обглоданная головешка. Дождя не было – слава горным духам.

Он выбрался из ниши, стал метаться по тропе, пытаясь согреться. Полегчало, даже вспотел. Бросил в кострище несколько лап, поджег. Стало совсем неплохо. Банку с дефицитной сайрой в масле уничтожил полностью – ел с ножа, не опасаясь последствий. Осушил половину запасов воды, которую Вера Васильевна налила в неказистую фляжку. Закурил с наслаждением – закружилась голова, опустил ее на подушку из хвойных лап. Спешить было некуда, еще не рассвело, окружающее пространство было серым и нерезким.

Расследование шпионского дела принимало неожиданный оборот.

«А если в группе Васильченко нет шпиона? – возникла интересная мысль. – Это лишь домыслы, рабочая версия, имеющая определенную степень вероятности. Лезешь в горы, а шпион спокойно спит в своей квартире в Кыжме. Скоро проснется, займется любовными утехами с женой, выйдет покурить на балкон – ведь сегодня суббота, на работу не надо. При условии, конечно, что у него стальные нервы и железобетонное прикрытие»…

Мысль рассмешила. Напевая «А мы едем, а мы едем за деньгами – за туманом едут только дураки», майор выбросил окурок и начал собираться.

Небо медленно серело, его покрывала облачная муть – сравнительно светлая, не предвещающая осадков. Через несколько минут тропа забрала вверх, расступились скалы. Михаил вышел на открытый участок.

Зрелище впечатляло. До обрыва было метров семьдесят. Громоздились глыбы, изъеденные серым налетом, – словно обломки рухнувшего каменного здания. Теоретически можно было подойти к обрыву, но желания не возникло. В пропасти он уже побывал.

На обратной стороне долины вздымались рослые горы. Склоны поросли хвойными лесами, на макушках белел снег. Тропа уходила влево, минуя спуск в долину. О дальнейших ее изгибах задумываться не хотелось. Доносился плеск воды – по ущелью протекала река.

Уже достаточно рассвело. Кольцов двинулся по тропе, с опаской отмечая, что она смещается к обрыву. Воспоминания о «вчерашнем» были еще свежи. Впрочем, за поворотом на краю пропасти вырос гранитный утес, и дорожка ушла влево. Машинально отмечалось: места живописные, для ценителей горных пейзажей – сущая находка. От некоторых видов просто дух захватывало. Распадок с рекой остался справа, открытых пространств больше не было, повсюду возвышались серые скалы. Тропа петляла между ними.

Приблизился массивный каменный козырек, под ним обнаружилась «стоянка человека». Здесь ночевали туристы – валялись еловые лапы, чернело кострище, в земле остались колышки, к которым крепились стяжки палатки. Мусор не валялся – видимо, товарищ Васильченко был строгий. Кострище остыло, определить, как давно ушли люди, было невозможно.

Михаил не стал задерживаться, пошел дальше. Тропа спускалась – пришлось понервничать. Но при свете дня риск свернуть шею был минимальный. Он прошел через небольшую рощу, снова полез в скалы. Тропу прокладывали какие-то изуверы: она петляла зигзагами, постоянно приходилось перебираться через гранитные надолбы. Наверху порыв ветра чуть не сбил его с ног. А потом случилось чудо: на востоке разбежались тучи, и солнце озарило горную местность рассеянным светом!

Это было неожиданно, даже приятно. День ожидался неплохой – синоптики угадали, утверждая, что ненастье продлится только сутки. Солнечные лучики играли в макушках корявых сосен, облепивших обрывы. Путешествовать стало веселее.