Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья

– Отдыхаете завтра? – спросила она. – Боюсь напоминать, но завтра воскресенье.

– Работаю, – сокрушенно ответил Кольцов. – Начальство разрешило прийти на час позже, но все равно надо идти.

– Ужасно, что за работа такая? – Полина искренне расстроилась. – Но раз надо, значит, надо, работа есть работа. Я тоже повернута на этой работе, коллеги предлагают раскладушку в отдел принести. И не догадываются, что просто не хочу идти домой, где из всех развлечений только телевизор и книги…

Новый знакомый, очевидно, вызывал доверие – Полина разоткровенничалась. Восемь лет назад, еще девчонкой, вышла замуж по великой любви. Подруги отговаривали, родители были в ужасе – дескать, огребешь ты с ним, это же прохиндей! Никого не слушала – все враги, злопыхатели, была одержима своей любовью. Расписались, жили так себе, но чувство не угасало – по крайней мере, у нее. Забеременела – а он ни в какую: рано заводить детей, успеем еще, на ноги надо встать. И не догадывалась, что ее избранник уже «на выход» намылился. Погоревала, но что делать, пошла на аборт, причем врача нашел супруг – сказал, что самый лучший. В итоге чуть не умерла, были осложнения, нагноения, сильные боли. Но любила, ничего не могла поделать. Муж ушел через месяц – сделал ручкой и растаял в тумане. Унижалась, искала его, умоляла вернуться. Опять не верила дружному хору, что это полное ничтожество. Через год выяснилось, что она неспособна забеременеть – повредили что-то при аборте. Так что собственных детей ей не видать как своих ушей. Следующий жених, получив неприятные известия, разорвал помолвку и тоже испарился. Очень хотел ребенка. С тех пор Полина даже не пыталась выйти замуж – смирилась, отдала себя работе. Жить одной – тоже вариант, есть свои плюсы, возможности для роста…

– И сейчас у вас никого нет? – уточнил Кольцов.

– Да ходит один, – отмахнулась Полина. – Врать не буду. Дважды в неделю прибегает после работы, божится, что уйдет от жены, но пока не может, время не наступило. Помните, как Табаков к Алентовой бегал в «Москва слезам не верит»? Я и не жду ничего, пора эту ерунду заканчивать… Пойдемте, Михаил, как-то прохладно стало. – Полина зябко повела плечами. – Доберусь до номера – и сразу спать, а то, знаете ли, переизбыток шампанского в организме. А завтра с работы вернетесь – может быть, еще погуляем… если захотите, конечно.

Внезапно погасли фонари в парке. Разом отключились, и стало темно.

– О господи, – пробормотала Полина, машинально прижалась плечом к спутнику. – Это что, экономика должна быть экономной?

– Да будет свет, – вздохнул Михаил, – сказал монтер, обрезав провода. Ничего не бойтесь, Полина, я выведу вас к свету. Глаза сейчас привыкнут, и мы увидим спасительную дорожку.

Глаза привыкли. Уходить все равно не хотелось. Бледно проявлялась аллея, убегала в темноту за деревья. Через несколько минут они вышли к зданию гостиницы. Округа опустела, над крыльцом горела лампа, закованная в мутный плафон. В большинстве окон свет уже погас – постояльцы предпочитали рано ложиться и рано вставать.

– Постою здесь, покурю, – сказал Кольцов. – А вы идите в номер, ложитесь спать. Спокойной ночи.

– Хорошо, как скажете. – Она неохотно оторвала руку от его локтя, посмотрела в глаза. – И вам доброй ночи, приятных снов. Завтра же увидимся?..

Молодая женщина ушла. Михаил задумчиво смотрел на закрывшуюся дверь. Нащупал сигареты, вышел на едва освещенную дорожку. Вредная привычка давала о себе знать. Долго не покуришь – начинаешь нервничать. А бросать с размаху – только не с этой работой. Он закурил, жадно втянул в себя дым, позабыв, что курит кубинские сигареты. Закашлялся, стал чертыхаться. Но продолжал дымить всем смертям назло. Это было настолько отвратительно, что даже чем-то привлекало. Он смотрел в непроницаемый мрак на другой стороне дорожки и пытался понять, что его беспокоило весь вечер. Или не весь – но точно беспокоило. Мысли не оформлялись, были спутанными. В округе стояла подозрительная тишина. Зачесались плечи, спина. В плотном мраке за дорожкой проявлялись отдельные деревья, мохнатые шапки цветочного кустарника. Забирались в нос душистые ароматы. Возникло глупое ощущение, что за деревьями кто-то стоит и смотрит. Вряд ли там кто-то был, но ощущение усилилось. Он всматривался в темноту, но ничего не видел. Следовало убедиться, что начинается паранойя. Он сделал несколько шагов, свернул на примыкающую дорожку. Вошел в темный сквер. Сигарета погасла, но продолжала торчать между пальцами. Сделал несколько шагов, обогнул акацию. За спиной послышался шум – по дорожке к гостинице кто-то шел. Доносились глухие голоса. Припозднившиеся постояльцы поднялись на крыльцо, хлопнула дверь. Михаил расслабился.

Но нет, не почудилось! За спиной раздался шорох, напали внезапно! Хоть бы закурить для приличия попросили! От удара в правый бок (очевидно, ребром ладони) перехватило дыхание. В следующий миг шелковая удавка обвилась вокруг горла, концы стянули – потемнело в глазах. Рассчитывали, как видно, на внезапность. Он ударил одновременно – затылком, локтем и пяткой! Уже терял сознание, а ударить сумел. Локоть пропорол пустоту, с пяткой тоже не вышло, зато затылок нашел свою мишень. Убийца был силен, но на такое не рассчитывал. Это был мужчина, он отшатнулся, захрипел. Удавка ослабла, но пока еще была на горле. Майор схватился за шнурок, чтобы снова не сдавили, рывком провернулся вокруг оси, привел в движение левый локоть – ударил снизу в подбородок. Второе попадание! Противник отпрянул, клацнули зубы. Темнота царила густая, не видно ни зги. Дышать стало легче. Михаил отклонился, словно чувствовал, что летит кулак. Удар пришелся в левую бровь – несильно, кулак скользнул по виску. Он ударил в ответ, целился в корпус – впрочем, слово «целился» звучало смешно, попасть бы хоть куда-нибудь! Кажется, попал, провел серию ударов в то же место. У противника не было лица – то есть не было вообще! Даже в темноте бывает что-то видно. Здесь же – сплошная чернота! Маску надел, Зорро хренов? Но боль соперник чувствовал, сипло дышал, с каждым ударом откатывался назад. Они давно сошли с дорожки, под ногами была трава. Что-то не рассчитал убийца, а ведь имел прекрасную возможность всадить нож в печенку! Он уже сообразил, что затея провалилась, бросился прочь, обогнул кустарник. Михаил метнулся за ним, выбрав короткую дистанцию – и, как в глупом комедийном фильме, протаранил дерево головой! Ударился тем же местом, куда прилетел кулак. Отшатнулся, опустился на колено. Преступник убегал в темноту сквера – очевидно, неплохо ориентировался на местности. Кольцов поднялся, стал прислушиваться. Затихли звуки. Злоумышленник огреб и вряд ли вернется. Выражаясь под нос, Михаил отряхнулся, отыскал дорожку и побрел к гостинице.

Заскрипела входная дверь, на крыльцо выскользнула знакомая фигурка. Полина! А это с какой стати? Она обнимала себя за плечи, всматривалась в темноту. Кольцов возник в освещенном пространстве, поднялся на крыльцо.

– Вот вы где… – Полина облегченно выдохнула. – Долго вы что-то курите, Михаил, заждалась уже…

– Полина? – Мысли не клеились. – Мы вроде расстались, нет? Вы пошли спать, я остался покурить.

– Вы будете смеяться… – Она неуверенно улыбнулась, блики света от плафона блуждали по смущенному лицу. – Снова замок барахлит, будь он трижды неладен… Вставляю ключ правильно, но что-то заедает, не могу его повернуть… Думала, вы поможете. Ждала в коридоре, затем в холл спустилась, там нет никого, даже Альберта… Так стыдно снова беспокоить вас по пустякам, но не ночевать же под дверью… Подождите. – Она подошла ближе, всмотрелась. – Что с вами, Михаил? У вас кровь над глазом… Господи, вас даже на минуту оставить нельзя… Что случилось?

– Все в порядке, не обращайте внимания. Хулиганы пытались обчистить, я дал им отпор. Правда, Полина, все хорошо…

– Кровь идет – это, по-вашему, хорошо? – Она занервничала, стала озираться. – Какие хулиганы, Михаил? Разве здесь есть хулиганы?

– Думаю, они есть везде, даже на Марсе, стоит только отдалиться в неосвещенный уголок… – Он вздрогнул – соседка приложила к его надбровью чистый платок, засмеялся – стало щекотно.

– Не вижу ничего смешного, – строго сказала молодая женщина. – Держите платок и больше не пугайте. Пойдемте, у меня в номере есть перекись водорода и еще кое-что, обработаем вашу героическую рану. И даже не спорьте, Михаил, такие повреждения лица вас не красят.

Будучи джентльменом, он пропустил даму вперед, обозрел молчаливый сквер. Под светом солнца он выглядел дружелюбно, а сейчас буквально источал неприязнь. Злоумышленник ушел, но далеко ли? Что ему мешает вернуться? Теперь помимо «работы» враг обзавелся личным счетом, значит, станет злее и настойчивее. Но те ли люди, чтобы дать чувствам возобладать над разумом? Он плавно закрыл за собой дверь, вошел в гостиницу. В холле не было ни одной живой души. Бар закрыли изнутри, администратор куда-то испарился. Прижимая к глазу платок, он поднялся вслед за Полиной. В коридоре было пусто. Тонкая ковровая дорожка скрадывала звук шагов. Полина не слукавила, с замком действительно возникли проблемы. Здание было старым, все проржавело, покорежилось. Замок не поддавался, поворот ключа встречал отчаянное сопротивление.

– Вот видите, – как-то заговорщицки зашептала Полина, – я вас не обманывала. А то напридумывали, поди, себе…

Сдерживая смех, он потянул на себя дверь, одновременно совершил поворот ключа – и ларчик открылся.

– Да вы просто мастер, – восхитилась Полина. – Хорошо, я запомнила последовательность действий… Проходите, Михаил, не смущайтесь, будем врачевать ваши раны. Не помню, говорила ли вам, но, прежде чем поступить в технический вуз, я несколько месяцев промучилась в медицинском училище. Знаний не набралась, но оказать первую помощь могу. Не бойтесь ничего, вы же не боялись давать отпор хулиганам?

Он сидел на стуле – тихий и смиренный. Полина извлекла из тумбочки хрустящий пакет, стала рыться в лекарствах. Затем удалила кровь влажным бинтом, обработала бровь перекисью водорода, еще чем-то, заклеила пострадавшее место пластырем. Прошлась мягкими пальцами по лобной кости – болело, но терпимо. Он чувствовал ее запах с нотками парфюма, непослушный локон, отвалившийся от прически, щекотал переносицу. Кольцов украдкой наблюдал за женщиной. Полина делала вид, что ее не волнует это внимание, закусила губу, чтобы не рассмеяться.