Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
– Но ты же… вы же знаете, Михаил… Андреевич. – Полине с трудом давались слова. – Это приятные, интересные люди, приехали из Ленинграда, вы же сами с ними встречались – ну, тогда в баре…
– Да, общались, – кивнул Кольцов. – Потому что вы меня с ними познакомили. Безусловно, милые и интересные люди. Только они прибыли не из Ленинграда, а незаконно пересекли границу, совершили на территории СССР несколько тяжких преступлений. Дмитрий Гущин сегодня был убит – отнюдь не нашим ведомством, Полина Викторовна. В его убийстве подозревается Кира Гущина.
– Но она не могла, она ведь жена… – Лицо Полины окончательно помертвело. – Что за чушь, я не понимаю… – Она усердно растирала виски. – Вы меня в чем-то обвиняете?
– Пока нет, гражданка Некрасова. – Мог бы и помягче, но майора несло, злость душила. – Расскажите, как вы познакомились с этой парой.
Полина повествовала –
– На них клейма негде ставить, – поморщился Кольцов. – Сегодня утром гражданин Гущин проник в шпионских целях на охраняемый объект. А после того, как его обнаружили, убил солдата Советской армии. Его сообщник, а вернее, сообщница не пожалела подельника, уничтожила его, попутно ранив нашего сотрудника. Вы встречались сегодня с Кирой, не отрицайте.
Полина не отрицала. С Кирой встретилась в столовой, в районе полудня. Что она сама там делала – в разгар рабочего дня? На объекте, который курирует организация Полины, сегодня профилактические работы, и всех командированных, а также половину персонала отпустили по домам. Завтра будут наверстывать потерянное время. Поэтому в начале первого она вернулась в гостиницу и сразу направилась в столовую, где совершенно случайно встретила Киру. Они немного поговорили – так, ни о чем. Дмитрий уехал по делам рано утром, а она сидит и ждет его, как верная жена. «А разве вы не верная жена?» – подловила ее на слове Полина. Кира рассмеялась: еще какая верная, словами не передать. Вместе с тем она казалась немного встревоженной и обеспокоенной. Но могло и показаться. Показалось, что она немного нервничала. Долго они не разговаривали, Кира сослалась на легкое недомогание и ушла. Предварительно договорились, что в следующий выходной все вместе поедут на пляж.
– Хорошо, Полина Викторовна, ваши показания учтутся. Мне жаль, но мы вынуждены связаться с руководством вашей организации для подтверждения вашей личности. Наши сотрудники это сделают – с вашей, разумеется, помощью.
Он уходил, не глядя женщине в глаза. Что за чушь он нес? Местные сотрудники переглянулись, один отправился за майором, другой остался в номере.
В местном отделе сотрудники не расходились. Идиотская привычка – сидеть допоздна, потому что так хочется начальству. А то, что люди не отдохнут и не потянут свои обязанности, никого не волновало. Но сегодня пришла интересная новость: кажется, нашли квартиру, которую сняли неустановленные лица на Бела Куна. Почему неустановленные? Ивашов нервно засмеялся: да потому, что их ни хрена не установили! За сотрудниками прибыл УАЗ, подозрительно смахивающий на милицейский. Ехали недолго, уже особо не таясь. Никакой шпион в своем уме на эту улицу не вернется.
Двухэтажные строения барачного типа прижались к горе, граждане возделывали крохотные огородики с тыльной стороны бараков. Рачительные люди, привыкшие считать копейку, выращивали баклажаны, кабачки. Краснели дозревающие помидоры. Практически стемнело, гуляющих было немного. Кривоватая на глаз баба Груша, которую соседка сдала со всеми потрохами, прижимала к груди морщинистые руки, умоляла не казнить, а миловать, божилась, что больше никогда не нарушит советское законодательство.
– Послушайте, Аграфена… как вас там по батюшке… – нетерпеливо перебил Кольцов.
– Агриппина, – всхлипнула старушка.
– Неважно. Нас не волнует, что вы там нарушили и какой кары заслуживаете. Расскажите о своих постояльцах, и уверяю, вы нас больше не увидите.
Нечего было рассказывать! Примерно 20 июля, то есть за несколько дней до прибытия субмарины, на базаре к бабе Груне подошел молодой человек, попросил сдать квартиру, которых у «подпольной миллионерши» целых две. «Только давайте никому не рассказывать, – попросил молодой человек. – Тут замешана чужая жена, муж, ну и так далее. Вы же не хотите, чтобы у хороших людей были неприятности?» На следующий день он снова пришел и отвалил такую сумму, что баба Груня стала молчать как рыба. Возможно, чувствовала, что в деле что-то нечисто. Одно из условий «контракта» – никакого любопытства. Даже не пытаться выяснять, кто и как живет на ее жилплощади. Справится с пожеланием – получит еще столько же. Баба Груня,
честно говоря, охренела. И вправду не стала интересоваться. Приметы молодого человека описать затрудняется, тот был в кепке и переливающихся темных очках. И найти его, в принципе, невозможно. И незачем искать: это был обычный, ничего не подозревающий посредник, имеющий свой процент. В последние дни она заметила, что в квартире не горит свет (а раньше пару раз горел), набралась храбрости, поднялась, обнаружила под ковриком ключ…Старушенция тряслась от страха. Одно дело – втихую сдавать жилплощадь, огребая барыши (можно подумать, пенсии не хватает), и совсем другое – попасть в поле зрения серьезных органов. По-хорошему ее стоило привлечь к ответственности, но противно воевать с пенсионерками. Короче говоря, никого она не нашла в своей квартире. Последние дни там не жили.
Барак располагался на краю улицы. С двух сторон к нему можно было подойти незаметно. В случае опасности – съехать по водосточной трубе и нырнуть в расщелину, до которой рукой подать. Отчаянно скрипела расшатанная лестница, сумасшедшие мотыльки бились в окно. Квартира находилась рядом с лестничным пролетом. Две комнаты, сравнительно прибранные, две кровати, еще тахта. Свет, теплая вода, работающий унитаз – что еще нужно для счастливого проживания? Михаил пошатался по комнатам, заглянул на кухню, ловя себя на мысли, что все это ничего не даст. В квартире не осталось никаких вещей, даже пол подтерли. А также отпечатки пальцев – как позднее констатировали эксперты. Обычный перевалочный пункт. Ночью выбрались из субмарины, споткнувшись по дороге о студентов, на Бела Куна не пошли, хотя и планировали. Город закрытый, нарвешься на неприятности, даже имея документы. Ночные часы провели на природе, переоделись в цивильное. Свои штормовки и сапоги где-то зарыли. В город въехали, имея приличный вид, – возможно, порознь. Встретились на Бела Куна, провели тут пару дней, присматриваясь к обстановке. Затем перебрались – двое в гостиницу «Аквамарин», третий… Про третьего не было никаких сведений.
Соседи, как назло, не отличались любознательностью. В районе 25—26 июля слышали за стенкой глухие голоса. Мужчина, еще кто-то. Не ругались, не пьянствовали, просто тихо разговаривали. Однажды наблюдали, как из квартиры вышла женщина с пышными белокурыми волосами, помахивая сумочкой, зашагала в город. Свидетель был мужского пола, на лицо не смотрел – а формы у гражданки были что надо. А еще пожилая женщина, проживающая в квартире, расположенной в глубине коридора барака, видела, как из квартиры выходил молодой человек, чья внешность соответствовала внешности Гущина. И все. С ними никто не разговаривал. Как эти люди оставили арендованную жилплощадь – неизвестно.
– Все, что мы ни делаем, в итоге оборачивается против нас, – справедливо подметил Матвей. – И это просто долбаная закономерность! Пойдемте спать, Михаил Андреевич, утро вечера мудренее. Вы же на объект собирались завтра? До которого мы сегодня так и не доехали…
– Машина есть? – спросил Кольцов.
– Еще одну угробить хотите? – поежился сотрудник.
– А это я ее угробил?
– А, ладно, забирайте последнее, – махнул рукой Матвей. – Тот уазик, на котором мы сегодня кондыляли. Стоит у входа, ключ под щитком. Бензин добывайте сами. Но если завтра вас увидит на машине Науменко – я вам ничего не разрешал.
– Заметано, – ухмыльнулся Кольцов.
Старый УАЗ-469 был словно мустанг – вроде и объезженный, а непонятно, куда поскачет. Люфт у рулевого колеса был чудовищный. Машина долго думала, прежде чем выполнить команду. Но до больницы довезла. Дежурила та же медсестра, в чью смену убили Ольгу Никанорову. Она усердно делала вид, что не узнает посетителя, ковырялась в бумагах, гремела градусниками в ящике стола. Поговорить с больным не удалось, Косых спал – долго выходил из наркоза. «Операция прошла успешно, – сообщил дежурный врач. – Пуля повредила артерию, порвала мышцы. Со временем функции руки восстановятся, но болезненные ощущения в плече останутся на долгие годы, если не навсегда. Но Николай определенно родился в рубашке». Кольцов помялся у палаты, окинул строгим взглядом съежившуюся медсестру и отправился дальше укрощать своего мустанга.
Он даже не стучал – жалобно скребся в дверь, переминался на коврике. Время было позднее, но из-под двери просачивался свет. Полина открыла – какая-то серая, сникшая, смотрела на него тусклыми глазами.
– Еще что-то, Михаил Андреевич? – спросила она. – Не все вопросы задали? Вскрылись новые обстоятельства, позволяющие обвинить меня в страшном преступлении?
– Не обижайся, – буркнул он. – Черт дернул. День был ужасный, трясло всего, вот и наговорил. Не хочу, чтобы ты обижалась… Я войду?