Блеф

Хакс даже не взглянул на них, когда они заняли свои места напротив нас, но его и без того напряженная челюсть превратилась в камень.

— Это…

— Джулиан, — прошептал он.

Из того, что рассказала мне Люси, ходили слухи, что Джулиану нравилось быть грубым с Эйприл, и ей это якобы нравилось. Это их дело, не мое, если только это не вредило Саванне. Но она ни о чем не говорила, включая тот случай, когда Джулиан дал ей пощечину.

В тот день, на ферме, я заметила слабую красную отметину на ее щеке, прежде чем все рухнуло. Возможно, это был единственный раз, когда Джулиан прикоснулся к ней. А может, и нет.

Это не имело значения.

Была пощечина или нет, но мы пришли сюда ради Саванны.

Дверь позади нас снова открылась, и в комнату вошел Эйден. Это был высокий мужчина, примерно одного роста с Хаксом — более шести футов. Он был хорош собой, с темными растрепанными волосами и яркими карими глазами. В его походке, когда он шел по проходу, не было торопливости, только уверенность и харизма. Одна рука была засунута в карман брюк, в другой он держал портфель. На нем был твидовый пиджак, яркий галстук и непринужденная улыбка.

По крайней мере, хоть кто-то из нас не нервничал.

Он поприветствовал Эйприл и Джулиана кивком, затем хлопнул Хакса по плечу и подмигнул мне, прежде чем занять свое место.

— Привет. Я Эйден, — сказал он, понизив голос. Вероятно, Тошам не стоит знать, что сегодня я впервые встретилась с адвокатом Хакса.

— Привет, — прошептала я в ответ.

— Как у вас дела, ребята?

Хакс крепче сжал мою руку.

— Мы готовы.

Эйден одарил его сочувственной улыбкой, которая дала мне понять, что он тоже не купился на ложь Хакса.

— Все должно быть предельно просто. Сегодня у нас Судья Лабб. Он изучит информацию. Задаст несколько вопросов. Будь честен, и у тебя все получится.

Честен? О, нет. Все это было построено на фиктивном браке. Быть честным слишком рискованно. Я сглотнула.

— Он будет меня о чем-нибудь спрашивать?

— Возможно, — сказал Эйден. — Хотя я сомневаюсь в этом.

— Хорошо. — Я перевела дыхание, которое задерживала, затем бросила быстрый взгляд на свою блузку, чтобы убедиться, что она не распахнулась, открывая ложбинку между грудями. Жемчуга на мне не было, но я выглядела вполне способной воспитывать шестнадцатилетнего ребенка, не так ли?

На Хаксе были те же брюки и рубашка, в которых он был в этом самом здании суда в день нашей свадьбы.

Пожалуйста, пусть это сработает.

Если этого не произойдет, Хакс будет убит горем. Плечи Хакса были напряжены, как стальные пластины. Губы сжались в тонкую линию. Его прекрасные голубые глаза наполнились страхом. Он уже готовился к разочарованию.

Я крепче сжала его руку.

— Это сработает? — спросил он.

Эйден кивнул на женщину позади нас.

— Это агент по семейным делам, назначенный для расследования этого дела. Она разговаривала с Саванной. Я не знаю точно, как все прошло, но она сидит на нашей стороне. Я всегда воспринимаю это как хороший знак.

— Что? — Хакс нахмурился. — Когда она успела поговорить с Саванной?

— Вчера в школе. Она договорилась, чтобы это произошло не у Джулиана и Эйприл.

Хакс нахмурился.

— Она мне не говорила.

После того, как Эйден позвонил на прошлой неделе и сообщил о нашем расписании в суде, Хакс, наконец, рассказал Саванне о петиции. Я бесстыдно подслушала их телефонный разговор. Он не менее десяти раз просил ее не питать особых надежд.

С тех пор она почти не разговаривала с ним, разве что отвечала на его сообщения.

Возможно, причина, по которой Саванна не рассказала ему о семейном агенте, заключалась в том, что она уже была готова к разочарованию.

Пожалуйста. Пожалуйста, пусть это сработает.

Я так сильно хотела, чтобы Саванна жила под нашей крышей. Юридически. Чтобы дать ей шанс ослабить бдительность. Чтобы открыть свое сердце. Чтобы исцелиться.

Хакс знал, что одной из причин, по которой я вышла за него замуж, было чувство вины. Возможно, эти чувства немного ослабли бы, если бы Саванна выросла счастливой, цветущей молодой женщиной. Но сегодня это чувство вины не имело значения. Сегодня я хотела, чтобы Саванна досталась Хаксу.

Он любил ее так сильно, что его боль разбивала мне сердце.

Хакс заслужил шанс стать ее отцом. И черт бы побрал Эйприл за то, что она с самого начала лишила его этого. Если все пойдет не так, как она хочет, — «когда», всегда оставайся позитивной, — мне понравится сидеть в первом ряду и видеть выражение ее лица.

Дверь позади судейской скамьи открылась, и появился мужчина с белыми волосами и густой темно-седой бородой, одетый в черную мантию.

У меня отвисла челюсть.

Я узнала эти белые волосы. Я узнала эту густую бороду.

Нельсон.

Мой друг из кафе, по которому я скучала последние несколько недель.

Нельсон — Судья Лабб.

Он занял свое место и поправил табличку перед своим креслом, на которой печатными буквами было выгравировано его имя на золотой пластине. Затем Нельсон посмотрел прямо на меня, удерживая мой взгляд, и уголок его рта приподнялся. Это был хороший знак? Потому что он не выглядел таким уж счастливым, когда увидел меня. Трудно было сказать наверняка из-за бороды. Он выглядел почти… самодовольным.

Нельсон. Мужчина, которого я неустанно уговаривала отказаться от жареного сыра в качестве основного блюда на обед. Мужчина, который знал, что я месяцами пряталась в своей квартире в центре города.

Мужчина, за которого я предложила выйти замуж, потому что у меня не было парня и мои перспективы выглядели призрачными.

Нельсон.

О, черт.

В ту минуту, когда Нельсон вышел из зала, у меня скрутило живот, и с тех пор ничего не изменилось.

Две недели в месяц.

Это все, что Нельсон давал Хаксу. Он изменил план воспитания с отсутствия посещений на две недели в месяц. Хаксу также были предоставлены все крупные праздники.

Я думала, что он будет вне себя от радости. Я думала, что на его лице появится эта неуловимая улыбка. Но с тех пор, как мы вышли из здания суда, мой муж был пугающе молчалив.

— Хакс, я… — слова застыли у меня на языке, когда его челюсть дернулась.

Его руки так крепко сжимали руль, что я боялась, как бы у него не треснула кожа на костяшках пальцев. Я дважды пыталась заговорить с тех пор, как покинула здание суда, но у меня не было слов.