Блеф

Я была рада, что они увидят его. Всего один раз.

Как бы горько это ни было, я всегда буду помнить этот очаровательный городок. Я здесь не в последний раз. Люси ждала ребенка, которого нужно было баловать. Но сначала мне нужно было на некоторое время уехать из Монтаны. И к тому времени, когда я вернусь, Хакс станет воспоминанием.

Перед галереей собралась толпа. Это была не обычная группа покупателей, которые останавливались, чтобы полюбоваться картинами, выставленными в центральной витрине. На тротуаре образовалась пробка, пространство было заполнено зрителями, стоящими плечом к плечу.

Я даже узнала несколько лиц в этой толпе. Там стояла Марси, официантка из «Уайт Оук». И это был Нельсон?

Что происходит? Хакс, должно быть, повесил новую картину. Или, может быть, Кэти была внутри, и он публично уволил ее. По моему лицу расплылась злобная ухмылка. Он бы так не поступил, но мне что, нельзя понадеяться.

Несколько минут толпа толпилась в галерее, и я наблюдала, как туда заходят новые посетители. Может быть, он повесил ту картину «Темный лес». Он закончил работу, и это произведение было действительно чем-то особенным. Уникальным, как и он сам. Завораживающим и красивым.

Прежде чем любопытство взяло надо мной верх, и я совершила какую-нибудь глупость, например, отправилась в галерею, я оторвалась от окна и направилась в ванную, чтобы принять душ. Когда я оделась и высушила волосы, я написала Люси сообщение и спросила, может ли она забрать меня из квартиры. У меня было объявление.

Моя лучшая подруга примчалась ко мне и увезла к себе домой.

Люси не очень хорошо восприняла новость о моем переезде. Или о разводе. Или о том, что я солгала ей о причинах, побудивших меня выйти замуж за Хакса.

Она плакала. Я плакала. Мы обнимались.

Мы провели весь день вместе, вспоминая прошлое и разговаривая о будущем, пока она не подвезла меня домой после домашнего ужина. Было уже больше семи, когда я помахала ей на прощание с тротуара, и большинство магазинов были закрыты. Единственными открытыми заведениями были ресторан и кинотеатр в четырех кварталах отсюда. Подросток в белой рубашке и черном жилете менял магнитные буквы на вывеске.

Трэвис.

Я задержалась на тротуаре, наблюдая, как он работает. Будет обидно не увидеть, как этот мальчик превращается в мужчину. Меня пронзила тоска, что я не узнаю Саванну, когда она станет женщиной.

В галерее, как и в других магазинах, было темно, и без людей, столпившихся у витрины, я смогла разглядеть… кое-что.

Я наклонилась вперед, прищурившись. Что это?

Раньше мне удавалось избегать любопытства. Или, может быть, отложить его. Но непреодолимое желание узнать, что Хакс выставил в витрине, заставило меня перейти улицу. Чем ближе я подходила к галерее, тем быстрее ускорялись мои шаги.

А потом я стояла и смотрела на чье-то лицо.

На свое лицо.

Я ахнула и поднесла руку ко рту.

Мои карамельные глаза. Мои шоколадные волосы.

Мой прямой нос. Мой розовый рот. Мой заостренный подбородок.

Он уловил все мои недостатки. И все мои совершенства.

Картина расплылась, когда слезы наполнили мои глаза.

Когда он успел написать меня? Почему?

В этой картине была любовь. В ней были нежность и детали, которые появляются только после долгих часов созерцания другого человека.

Что это значит? Зачем ему понадобилось вывешивать этот портрет на витрине? Он даже не предназначался для продажи. Плакат под моим лицом был таким же, как и под портретом Саванны.

Только для показа. Не продается.

По улице проезжали машины. Люди проходили позади меня. Свет на небе померк, а я стояла как вкопанная, не в силах оторваться.

Я была слишком напугана, чтобы покинуть это место. Потому что здесь, рядом с моим портретом, была надежда.

Надежда на то, что Хакс, возможно, полюбит меня.

Звук клаксона, раздавшийся вдалеке, вывел меня из оцепенения. Я вздрогнула, ночной воздух был все еще холодным поздней весной. Из музыкального автомата в «Джейн» лилась музыка. Позже на этой неделе Люси должна была выступать с группой вживую. Она пригласила меня прийти на концерт перед моим отъездом в Новый Орлеан.

Но перед переездом мне нужно было еще кое-что сделать.

Хакс использовал эту картину, чтобы вызвать меня на разговор.

Я задержалась перед портретом еще на мгновение, запечатлевая его в памяти, а затем побежала по темным улицам Каламити, спеша к дому, который на короткое время стал моим домом.

Старые страхи вернулись к жизни, когда я в одиночестве брела по тротуарам. Когда я была с Хаксом, у меня не было причин бояться, что за мной наблюдают, что за мной гонятся. Он оберегал меня.

Но сегодня вечером страхи одолевали меня с каждым шагом. Я гнала их прочь, шаг за шагом. Здесь я в безопасности. Я была в безопасности в Каламити. И как только я доберусь до Хакса, там я тоже буду в безопасности.

Только когда я завернула за угол на его улицу, то поняла, что в его доме не горит свет. Подъездная дорожка была пуста. Я поспешила в переулок, ожидая увидеть яркие огни его студии, пронзающие ночь, но там было так же темно, как в бархатном небе над головой.

Где он? В галерее? На висках и затылке у меня выступили капельки пота. Грудь тяжело вздымалась после пробежки в десять кварталов. Черт возьми. Я даже не предполагала, что его не будет дома. Без меня, той которая вытаскивала его на публику, было не так уж много мест, куда он ходил.

Галерея. Бар «Джейн». Возможно, тот купленный участок. Без машины искать его было нецелесообразно, поэтому я развернулась и помчалась по тому же пути, по которому шла, направляясь к своей квартире в центре города.

Мои пальцы нащупали код на двери здания. Когда замок щелкнул, я поспешила внутрь и, наконец, смогла перевести дух, когда он закрылся за мной. На обратном пути страх преследовал меня по пятам, и последние несколько кварталов я практически бежала. На дрожащих ногах я поплелась вверх по лестнице, с каждым шагом мое настроение падало.

Был ли Хакс с другой женщиной? У меня скрутило живот. Нет. Он бы так со мной не поступил. Только не после картины. Только не после завтраков. Он должен был где-то быть, и завтра я его разыщу. Завтра я могла бы спросить его о портрете и попрощаться.