Блеск и нищета российского ТВ

Ирина: «Свадьба была очень грустная, наверное, поэтому и жизнь счастливая, – ненастный день, папа мой был очень болен, финансовые трудности…»

Илья: «Да, свадьба была больше на похороны похожа. Зал в ресторане темный, кухня ужасная, в общем, витал призрак страшного несчастья».

Ирина: «А мое свадебное платье Илья на следующий год после свадьбы сдал за рулон туалетной бумаги. Собрал все вещи, которые якобы были не нужны, загрузил коробку в машину к товарищу, и они ездили по городу в поисках открытого пункта приема утильсырья, так что товарищ истратил бензина больше, чем Илья заработал на этих вещах».

Илья: «Но сначала она покрасила платье в зеленый цвет и встречала в нем Новый год… Я сдал 8 килограммов шмоток – получил кусок мыла, туалетную бумагу и средство от пота, которым я ни разу не воспользовался, потому что, по-моему, это было средство не от пота, а для выделения оного: когда ты им начинал мазаться, от тебя пахло в четыре раза сильнее, чем до того…»

Женившись на Ирине, Илья вскоре взял себе ее фамилию. Почему? Вот как он рассказывает об этом сам: «Я начинал карьеру в застойные годы, и мне тогда очень деликатно намекнули, что с фамилией Клявер и жить-то неприлично, не то что на сцене выступать: «Поменяй, дружок, фамилию, и мы будем тебя показывать по телевизору». Я пошел на этот страшный шаг и стал Олейниковым. Когда об этом узнал мой папа, он очень расстроился: «Зачем? Ведь у тебя такая красивая фамилия!» Но вот как-то папа приезжает ко мне в Москву, где я в то время работал с Винокуром, и мы встречаем Аркадия Хайта. Хайт протягивает ему руку: «Хайт» – папа неожиданно отвечает: «Олейников». Тут я чуть с ума не сошел…»

Между тем жить молодые стали у родителей жены, что было делом нелегким, особенно для зятя – Олейникова. Теща его не сильно любила, хотя и давала ему каждый день по рублю на «Беломор». Но потом случился скандал. Однажды Ирина уехала в очередную служебную командировку (она работала старшим научным сотрудником в химическом институте), и Илья остался с ее родителями. Работы у него тогда было не так много, поэтому большую часть времени он проводил дома. И вот как-то, мучаясь бездельем, он покусился на семейное пианино, стоявшее в квартире аж с 56-го года (папа Ирины специально приехал из Куйбышева в Москву в 25-градусный мороз и за 50 рублей купил очередь, чтобы достать этот музыкальный инструмент). Что же сделал Олейников? По его же словам, он вставил в пианино кнопки, чтобы оно звучало как клавесин. Однако вместо этого в доме во всю мощь зазвучал голос тещи, которая, вернувшись с работы, не узнала своего любимого инструмента. Окончательно тещу с зятем примирило рождение внука Дениса, который появился на свет в середине 70-х.

Между тем настоящая популярность пришла к Олейникову в середине 80-х, когда благодаря телевидению люди смогли лицезреть его дуэт с Романом Козаковым. Они тогда вместе запустили фразу, которая мгновенно стала популярной: «Вопрос, конечно, интересный». Однако в тот момент, когда к ним пришла известность, дуэт распался – из жизни ушел Роман Козаков. После этого Олейников в течение нескольких лет метался в поисках партнера. С каждым новым партнером он мог играть только в определенной тональности, ему же хотелось многообразия. Наконец в самом начале 90-х на его пути возник Юрий Стоянов.

Ю. Стоянов родился 10 июля 1957 года в Одессе. Все свое детство, а также юность он провел в этом «городе смеха» и, естественно, впитал в себя все его «соки». Вопроса «кем быть?» для Стоянова практически не существовало – он мечтал о карьере артиста. Хотя его дед всегда предупреждал: «Нельзя тебе в артисты! Убогости в тебе нет. Чтобы раз посмотрел – и сразу запомнил». Однако, несмотря на этот совет, Стоянов все равно сделал по-своему – после школы уехал в Москву и поступил на актерский факультет ГИТИСа. Учился неплохо, хотя лучше всего у него получалось тогда другое – он неотразимо действовал на девушек. Говорят, он был красив до неприличия: с волосами до плеч, светлый, голубоглазый, стройный. Романы у него в ту пору происходили один за другим, одно время он даже «крутил любовь» с Татьяной Догилевой. Но об этом лучше послушать саму Догилеву: «В институте у меня был роман со Стояновым. Он был высоким, красивым, искусно фехтовал, хорошо одевался. На первом курсе мы вместе репетировали, и на почве этих репетиций у меня приключился роман. Мы делали какие-то идиотские этюды в духе нынешних латиноамериканских сериалов, а педагоги даже не стали их разбирать и оценивать – видно, слишком уж все виделось муторным. И я бросила Стоянова, потому что решила, что наш всамделишный роман мешает учебе. Что, кстати, так и было. Он долго-долго страдал, а потом женился…»

К концу учебы Стоянов действительно женился, и у него один за другим родились два сына (один родился в 78-м, другой – два года спустя).

Окончив ГИТИС, Стоянов попал в Ленинградский Большой драматический театр к Георгию Товстоногову. Однако долгое время его актерская судьба там не складывалась – он играл преимущественно эпизодические роли: то камзол Сальери на сцену вынесет, то секретаря Ленина изобразит. И только значительно позже он сыграл Амадеуса в одноименном спектакле, поставленном на сцене БДТ (это случилось в конце 80-х, когда первый исполнитель роли Амадеуса Юрий Демич ушел из театра).

Между тем в БДТ в начале 80-х Стоянов нашел свою новую любовь, которая предстала в образе помощника завлита Марины Венской. По ее словам: «Ставили «Розу и крест», Юрка был занят, но спектакль был очень слабый. Стоянов единственный органично читал стихи, и я на него обратила внимание. Спросила Товстоногова. Гога сказал: московский актер, закончил ГИТИС. Потом то ли я к нему подошла, то ли он – разговорились… Стал встречать, провожать, я очень поздно заканчивала работу, а он приезжал вечером, ему нужно было проводить меня домой и вернуться к себе. Ну а кого может ждать артист Стоянов, стоя у театра в 12 часов ночи, когда уже больше некого ждать? Мне-то скрывать это было не нужно – девушка незамужняя, хотя мне было лет 25–26. По старым русским традициям это называется перестарок. То есть девушка, которая долго замуж не выходит…

Что в ту пору представлял из себя Стоянов? В 25 лет папа двоих детей, 120 рублей оклад, ни кола ни двора, артист совершенно бесперспективный. Но интеллигентен, язык подвешен, наблюдательность фантастическая, очень добрый. Мою маму моментально подкупил – общался с ней весело, по-доброму. Он был пижон, Стоянов: наше первое свидание – а состоялось оно зимой – он, одессит, промерз в стильных ботиночках на тоненькой подошве. И на все мои уговоры зайти домой погреться отвечал гордыми отказами. Курил «Мальборо», причем тут же предложил сигареты моей маме – курильщице. Он понял, что начать с мамы будет нелишне, а для меня наличие двоих детей означало, что это может быть только роман…»

Однако Марина ошиблась: вскоре Стоянов оформил официальный развод, и последнее препятствие на пути к тому, чтобы им быть вместе, было ликвидировано. В 1981 году они поженились. В свадебное путешествие отправились в Одессу, к родственникам мужа. Поскольку обе жены Стоянова были небольшого роста, соседи так и не поняли, кто к ним приехал на этот раз: первая жена или какая-то другая женщина. Чтобы не давать им повода для пересудов, родители отправили молодых на дачу (двухкомнатная, на 13-й станции Большого Фонтана, где в свое время любили отдыхать Бунин, Паустовский, Бабель, Катаев и другие классики. – Ф. Р.).

После смерти Г. Товстоногова в мае 1989 года Стоянов начал тяготиться своим пребыванием в БДТ и стал подумывать об уходе. Но куда податься, он пока еще не знал. Ответ на этот вопрос пришел в 91-м, когда судьба свела его с Ильей Олейниковым.

Вспоминает И. Олейников: «Мы встречали с Юрой Новый год. Естественно, пили. С собой у нас была видеокамера. И вот когда мы дошли до определенного состояния, решили «это» увековечить. Включили камеру и стали изображать что-то «интенсивное». Утром, просмотрев на трезвую голову, мы решили, что пора работать вместе. С этой идеей мы пришли на Петербургское телевидение в передачу Кирилла Набутова «Адамово яблоко». Он нам почему-то сразу отдал страничку анекдотов. Спустя два года мы почувствовали, что можем сделать что-то свое. Взяв энное количество того, без чего ни одна идея на самом деле не может родиться, мы уехали за город, в Комарово. Там стали придумывать передачу. Вернувшись в Питер, написали первый вариант «Городка». Получилось так, что мы подкинули РТР кота в мешке, а оно его с благодарностью приняло.

Первые шесть месяцев нас бросали на «кронштадтский лед»: затыкали «Городком» дырки в эфире, и мы ни разу не вышли в свое законное время. Но однажды на Российском телевидении был собран худсовет всех программ. Руководство, которое до сих пор было уверено, что «Городок» – это публицистическая передача о судьбах провинции, впервые посмотрело программу. Может быть, сыграл роль эффект неожиданности, но передачу хорошо приняли и даже аплодировали, как нам потом доложили друзья-предатели…»

Программа «Городок» довольно быстро сумела стать одной из любимых передач российского зрителя. С 93-го года, с момента ее появления на голубых экранах, каких только юмористических передач не появлялось на нашем ТВ, однако большая их часть так и канула в небытие. А «Городок» до сих пор живет и не только не утратил своего качества, но даже стал лучше. Особенно на фоне того убожества, которое заполонило экраны российского ТВ. Впрочем, что удивляться: все-таки «Городок» делают два профессионала, не один десяток лет посвятивших себя сцене. В 1998 году передача была удостоена премии «ТЭФИ».