Блондинки не сдаются

Она установила мольберт в углу комнаты, разложив на полочке краски, какие-то баночки, тряпки, кисти и карандаши.

Холст был натянут и уже манил наброском: едва различимые очертания женской фигуры тонули в сумраке спальни.

— Интересно, — я прошелся рядом с картиной, всматриваясь в едва заметные мазки.

— Это эскиз карандашом, я его еще не закончила, — Маша сидела на диване с учебником. — Дело идет медленно, потому что ты меня постоянно отвлекаешь на ерунду.

— Тебе не понравились черепахи? — спросил я, поглаживая подбородок.

— Они прекрасны, когда сидят в аквариуме, — ехидно заметила она.

— Дальше тоже собираюсь отвлекать, — я был невозмутим. — Пришел требовать компот и добавку. Чебуреков-то не было.

— Какой же ты беспокойный и неугомонный, — она с удивлением воззарилась на меня. — Что я должна делать? Опять раздеться или помыться с тобой в ванной?

— У меня есть идея получше, — сказал я и вытащил из-за пазухи наручники.

Маша побледнела и выронила книжку из рук.

— Господи, ты больной, — прошептала она, не на шутку испугавшись.

— Они не для тебя, — успокоил я и бросил ей ключ. — Наденешь на меня. Если я без помощи рук снимаю с тебя одежду, мы спим вместе без всего.

Она повертела ключ в руках, посмотрела на свою пижаму и лукаво улыбнулась.

— Договорились, но при одном условии, — сделала она паузу.

— Согласен на любые, — храбро перебил ее я.

— Если у тебя не получится, ты будешь спать со мной в наручниках, — рассмеялась она.

— Вот черт, — я почесал голову и взглянул на ее довольное лицо. — Условия как в плену у фашистов.

— Струсил? — насмешливо спросила она, грызя кончик шариковой ручки.

— Пообещай сдержать слово, — спокойно предложил я и подмигнул ей. — Если сама не трусиха.

— Обещаю.

— И я обещаю.

Я подошел к ней и вытянул руки вперед.

— Ишь, ты какой, это совсем легко, — отодвинулась Маша. — Заводи их назад.

— Садистка, — улыбнулся я, но послушался я.

— Я изучила твои манипуляции, — погрозила она мне пальчиком. — Меня не проведешь.

Железки легки на кисть стальной хваткой и щелкнули замком, я услышал смех.

— Попался, который кусался? — Маша спрятала ключи в карман пижамы. — Теперь ты у меня попляшешь, — с этими словами она ринулась щекотать меня под мышками.

— Погоди, черт, не надо, — я бегал от нее по комнате, пытаясь увернуться, но сделать это было сложно. Запрыгнул на диван, она ухватила меня за полу пижамы и дернула вниз, набрасываясь сверху и мучая щекоткой.

— Все, ты выиграла, прекрати! — взмолился я, когда вдруг понял, что она почти лежит на мне и смотрит прямо в глаза.

— Я тебе нравлюсь, — спросила Маша неожиданно.

Я чувствовал, как колотится ее маленькое сердечко, бухая в груди, Тепло ее тела и маленькие груди уперлись в меня, вызывая сильное возбуждение.

— Так нравишься, что подумываю сбагрить тебя в Арабские Эмираты. Пока не понял, за сколько продать, — пошутил я.

— Значит, нет, — обиделась она, сползая с меня и надувшись, как маленький ребенок.

— К чему этот допрос с пристрастием? — прищурился я.

— Ты хочешь переспать со мной, а что потом? — не унималась художница, продолжая заваливать меня вопросами.

— Суп с котом и красной редькой, — поддел ее я.

— Отвечай серьезно! — громко потребовала она.

— Потом ты забеременеешь, — я был сама серьезность. — Тройней. По-другому никак. Только оптом раздаю свои клетки вселенной. И станешь многодетной мамой одиночкой, бегая за мной по всей Москве и требуя уплаты алиментов.

— Грустная история, особенно если учесть твою жадность. Ни гроша ведь не дашь, — Маша подхватила мою игру, стараясь скрыть, насколько расстроена ответами.

— Твоя правда. Чтобы не расставаться со своими деньгами, придется на тебе жениться, а детей сдам в детский дом. Они такие шумные и неугомонные, и еще много едят. А еще я читал, что после детей мужчина начинает стареть в два раза быстрее, чем женщина. Вот черт, давай вместе уйдем в монастырь? Лысыми.

— Я хочу малютку, — Маша села на краешек дивана и уставилась в пространство. — С любимым человеком. На меньшее не согласна. Я тебе нужна для коллекции, которая судя по наручникам, совсем не маленькая.

— Ладно, — вздохнул я. — Соблазнение отменяется. Снимай с меня наручники, пошел я спать один.

— Разбежался, — буркнула она. — Теперь моя очередь диктовать условия. Добровольно в них влез.

— И что же ты хочешь? — не понял я, улыбаясь.

— Расписку, — она с вызовом посмотрела на меня. — Что если это произойдет, ты на мне женишься.

— А как же любовь? — с любопытством взглянул на нее я. — Заставить любить не получится.

— То есть я совсем тебе не нравлюсь? — плачущим голосом допытывалась Маша.

Я присел рядом с ней, пытаясь не морщиться.

— Сними наручники, руки затекли.

— Я пока одетая сижу, — ее насмешка была очевидной.

Встав с дивана, я кивнул в центр гостиной.

— Стой смирно и не вертись, — с этими словами я схватил зубами полу ее пижамы и резко потянул вниз.

— Ой! — вскрикнула Маша. — Я думала, ты с верха начнешь!

— Ошиблась, — ухмыльнулся я, надвигаясь на нее. — Сверху все детально рассмотрел, — я вцепился в ее белые трусики и отправил их по ногам вниз.

Маша прикрылась руками и отвела глаза в сторону.

— Пуговицы тебе не одолеть, — пробормотала она. — Сдавайся.

— Не забегай вперед, — я толкнул ее плечом к дивану. — Стоя не получится, ложись.

— Я без трусов! — ужаснулась художница.

— У меня руки закованы, — резонно заметил я, — тебе ничего не грозит. Ложись. Погаси свет, если стесняешься.

Я стояла в нерешительности, лихорадочно размышляя, чем очередная его затея может закончиться. Но скованные руки Андрея меня успокоили. Страх рассеялся, и я кивнула, погасив свет.

— Если мне не понравится что-то, столкну тебя с кровати, — предупредила я на всякий случай.

— Я давно понял, что ты садистка, можно не напоминать об этом, — откликнулся он со смехом, присев на краешек дивана. — Решайся, у меня руки затекли. Черт, не понимаю, как люди в этих кандалах сутками находятся.