Blue Strawberry

– Ты все-таки ранила его, пронзив клинком Райко свою душу…

Правда перебила дыхание и оборвала фразу: не было грусти или обиды за то, что решающими в победе над Юшима Око стали вовсе не ее Гетсуга Теншоу, и не атака ополчившихся рейгаев, и даже не смертельный удар Сексты Эспада. Была боль от осознания того, что столь желанная победа потребовала в жертву совсем юную девочку, у которой впереди только зачиналась жизнь, у которой только начали появляться друзья и отступало долгожданное одиночество…

Рыжеволосая девушка с легкостью высвободилась из сильных объятий Гриммджоу: он не препятствовал, знал, что кому-то сейчас она была нужнее. Куросаки присела перед Нозоми, сдерживая проступавшее отчаяние в глазах, пролегшее под ее нахмуренными бровями, и просто протянула ей руку.

– Прости, Ичиго… – Нозоми попыталась улыбнуться на прощание, но губы не послушались. Она смущенно отвела взгляд от укоризненных карих глаз временной синигами и переключилась на остальных друзей – всех тех, кто выстоял в этой битве, всех тех, кого и она хотела спасти, всех тех, кто и ее защищал прежде. – Там, в замке из реяцу, когда Юшима победил всех рейгаев, я лишь на миг перехватила контроль над его телом, чтобы покончить с ним… Я не хотела, не могла допустить, чтобы подобное произошло с вами, с моими друзьями…

– Нозо-о-оми... – Кон жалобно захныкал и еще сильнее прижался к тающей просто на глазах девочке.

– Прости меня, Кон, – ласково посмотрела она на львенка. – Если бы не ты, не Ичиго, не все ребята, я бы не смогла обрести свою душу и желанный покой…

– Нозо-о-оми… Но это несправедливо. Я обещал, что спасу тебя, а ты сейчас…

– Не плачь, глупенький, – зеленоволосая прижала игрушку к себе крепко-крепко, пока еще могла это сделать, – ведь я ухожу счастливой оттого, что именно благодаря тебе у меня появилось столько друзей и что я… больше… не одна…

Хрупкое воздушное тельце дрогнуло и, наконец, рассыпалось фейерверком мерцающих крупинок. Закружившись на ветру, они, переливаясь радостными голубыми огоньками, прощались с этим миром, медленно, друг за другом, угасая в густеющем вечернем воздухе.

– Нозоми… – Кон поднял с земли оказавшийся у его ног красный шарик – бездушное вместилище для души, но и оно, будто поддаваясь обретенной свободе, утратило осязаемую оболочку и слетело тающей пылью с мягкой плюшевой лапы со следующим же дыханием ветра. Кон проследил их последний полет над Сейрейтеем и уткнулся носом в подставленную вовремя ладонь Ичиго, чтобы не заплакать. – Нозоми… – Прошептал он так, что только его хозяйка и могла расслышать. – Я всегда буду о тебе помнить…

– Яре-яре, я всегда норовлю пропустить все события… – На холме приземлился Урахара, сопровождая свое появление неизменным стуком своих гета.

– Урахара-сан, вы всегда приходите в последний момент, – борясь не то с внутренним смехом, не то с негодованием, произнесла Куросаки, потирая пальцами переносицу, чтобы не смотреть на дядьку в шляпе, порой невероятно легко доводившего ее до безумия. «Блин! Да он издевается!!! Мы тут только что чуть со всем миром не попрощались, а он заявляется сюда, как ни в чем ни бывало!»

– Лучше поздно, чем никогда, – вклинился шипящий голос неведомо откуда взявшейся здесь Йоруичи. – Нам на подмогу он вообще так и не явился!

– Ну, Йору-тян, ты же не любишь, когда тебе мешают… А там Куротсучи-сан никак не мог добраться до нужных ему препаратов. Без ручек. Без ножек. Такой беспомощный… Как же я его мог оставить?..

Кошка сверкнула на шляпника злющими глазами: мало того, что прохлаждался, черт знает где, так еще и занимался невесть чем со своим таким же свихнувшимся приятелем-ученым. Она готова была поколотить Кисуке прямо здесь, и даже вскинула крепко сжатые вперед кулаки, но стоило сероглазому только расплыться перед ней в виновато-простодушной улыбке, как принцесса Шихоин, вмиг возвращаясь в их детство, уже таяла, как мороженое.

– Да он из нее веревки вьет! – Возмущенно кинул Джагерджак в их сторону: все-таки кошка много чего сделала для него, и ему не нравилось, что Урахара так нагло пользовался ее женской слабостью. – Давай, кошка, всыпь ему за то, что он пропадал где-то с этим психопатом Маюри.

– Завались, – взвинченная битвой Йоруичи шикнула на первого, кто попался ей под руку. Урахара – все-таки был не в счет. – Я сама разберусь и с Кисуке, и с Маюри, а надо будет, так моих сил и на тебя хватит, Пантера!

– Что??? Нар-р-рываешься, Йоруичи? Тебе, что, рейгаев не хватило, чтобы хвост надрать?

– С моим хвостом все в порядке, а вот тебя кто-то лапой явно хорошо припечатал!

Джагерджак и Куросаки испуганно переглянулись: на щеке у того и впрямь красовались три полоски-шрамы, оставленные ее ящером. Иноуэ не удалось залечить их до конца, поскольку едва пришедший в себя арранкар, как и капитан Кучики, мигом рванули из-под щита на помощь временной синигами.

– Ну, все, молись, кош-ш-шка! – Секста, теряя контроль, метнулся к Шихоин, но та, увернувшись, громко расхохоталась.

– Не поймать тебе богиню скорости, котик!

– К-к-котик??? – Гриммджоу побледнел, затем покраснел, а после посинел от злости, захлестнувшей его после столь недопустимой по отношению к нему, к Королю Пантер, наглости! – Что ты сказала, стар-р-руха?! – Любимое оскорбление кошки не заставило себя ждать и прозвучало громом над головами всех людей и синигами.

– Ста-старуха? – Вспыхнуть гневом настал черед и Йоруичи: этот грубиян дискредитировал ее столетиями выстроенную репутацию самой-самой.

– …Ну, это надолго, – Урахара приложил ладонь к глазам, всматриваясь вдаль на золотисто-голубые вспышки, борющиеся меж собой в молниеносной скорости. – А ведь нам пора возвращаться… – Кисуке поднял трость и открыл сенкаймон просто здесь на холме Сокьоку: пока капитан Куротсучи и НИИ синигами не упорядочат нарушенную систему переходов и не восстановят работу Разделителя миров, он не удержался от подобной вольности, лишь бы поскорее вернуться домой...

– Куросаки-тян! Ты идешь?! – Распростившись с синигами, в тоннеле скрылись уже Чад с Исидой, а Орихиме робко поджидала свою подругу у входа.

– Да, сейчас, – кивнула Ичиго, бросая вновь прощальные слова и взгляды в сторону Рукии, Ренджи и капитана Кучики.

И с каких пор она стала так величать его? Спрашивала себя девушка, боясь лишний раз посмотреть на удрученного аристократа, безмолвно и безропотно, как всегда, принимавшего их очередное расставание. «Нет… Так нельзя… Только не сегодня… – Ворох протестующих мыслей закружился в ее голове. – Не после того, как он спас мою жизнь…» И под последним словом Куросаки вовсе не имела в виду себя саму. Гриммджоу был ее жизнью, проявляясь во всем: в преодолевавшем смерть взгляде, в разгоняющем сны тепле, в восстанавливающей реяцу силе, в оживляющем жаждущие губы поцелуе, в спасающей от одиночества половинке сердца… И, если бы не Кучики, если бы не та его хваленая скорость, не его интуиция, не его любовь к ней… Девушка даже боялась подумать, что было бы дальше, случись все эти «если бы…» В голове и в душе до сих пор горечью отзывалось отчаяние, которое пришло к ней с минутной мыслью об утрате любимого арранкара и преданного синигами. Но тут Ичиго тяжко вздохнула: глупые вопросы лишь мешали укоренению прозаической правды ее нынешнего бытия: Гриммджоу – ее жизнь и без него ее бы просто не стало…