Бог-без-имени

Справа зарывались в песок несколько бревен и подрезал желтое небо ломкий гребень черной скалы.

– Это Тааливисто?
– спросил Фьольвир.

Унномтюр повернулся, щурясь на водную гладь.

– Оно самое, - сказал он.

– Я думал, оно другое.

– Какое?

– Ну… веселое.

Фьольвир поежился от порыва колючего ветра.

– Да, веселого сейчас мало, - пробормотал Унномтюр.

– Так куда нам идти?

– Сейчас.

Унномтюр потоптался, снова посмотрел на берег.

– Ну-ка.

Он направился к бревнам, и Фьольвир поспешил за ним. Мимоходом он зачерпнул воды, чтобы отмыть ладони. Вода оказалась ледяной.

– Ага!

Бревен было много. Раньше они составляли то ли мостки, ведущие к пристани, то ли саму пристань и спуск к ней. Из воды торчали головки свай. Берег в том месте плавно поднимался, и было видно, что раньше подъем был обжат каменной оградой. Сейчас же он выглядел так, будто кто-то в ярости покрушил вокруг все, до чего смог дотянуться. Песок был взрыт, бревна выломаны, разбиты, размочалены в щепу, камни ограды погребены под горами песка или раскиданы по берегу.

– М-да, - сказал Унномтюр.

– Это Тааливисто?

– Умирающее Тааливисто.

– Но как же…

– Вот, что тебя ждет, арнасон, если мы не поспешим.

Порыв ветра ударил Фьольвира в спину, брызги, долетев, окропили макушку и шею. Унномтюр прибил полы везинга, вдруг посчитавшего себя крылатым.

– Пошли, арнасон.

Сутулясь, он уверенно двинулся наверх, на взгорок, обходя рытвины и камни.

– А где же люди?
– спросил Фьольвир, пробираясь за спутником через несколько сколоченных вместе бревен.

– Нет здесь людей, - сказал Унномтюр, - души их здесь.

– И где они?

– Наверное, дальше.

Небо вдруг осветилось, тяжелое солнце, проломив облака, пролило густой, желтый свет. Но веселее в Тааливисто не стало.

– Смотри, арнасон!

Унномтюр помог своему спутнику одолеть небольшой обрыв, получившийся от пролома мостков. Фьольвир выпрямился, и то, что предстало его глазам, заставило сжаться сердце.

– Да как же это?

Место, которое он представлял похожим на родной Бьеннтестад с раздавшимися вширь и похорошевшими домами, с каменным Большим Домом, простирающимся на добрую сотню крафуров что в одну, что в другую сторону, с утоптанным кругом для общих собраний, каменными скамьями и высокой смотровой башней, оказалось нагромождением дряхлых и покосившихся строений, которые язык не поворачивался назвать жилыми. Между худых бревен, а то и жердей зияли щели, солома и дранка тонули под ядовито-желтым мхом. Совсем большие прорехи были замазаны глиной. Узкая тропка вела к черному, обгорелому остову, не имеющему ни дверей, ни крыши.

Большой Дом?

– Тааливисто, - сказал Унномтюр.

– Не верю, - прошептал Фьольвир.

– Другие места еще хуже, арнасон. Ага!

Унномтюр ухватил тонкую серебристую нить, блеснувшую в воздухе, и намотал ее на палец. Когда он чуть поддернул нить на себя, еще множество нитей, связанных с пойманной, затрепетав, проявились над путниками. Мерцающей рекой, ведя в сторону черного остова, протянулся серебристый узор.

– А я думал, выход в другом месте, - пробормотал Унномтюр.

– Тааливисто…

Фьольвир все еще не мог поверить своим глазам.

– Иди за мной, арнасон, - проговорил Унномтюр.

Тропка была сплошная глина, грязь и нечистоты. Фьольвир сначала берег босую ногу, потом, вздохнув, принялся ступать со всей силой. Грязь выворачивалась из-под подошвы, влажно чавкала и лезла между пальцев.

Тааливисто встречало их тишиной.

– Эй, Тюр, - позвал Фьольвир.

– Да, - на мгновение обернулся Унномтюр.

– Откуда здесь дерьмо?
– спросил Фьольвир, перескакивая на участок посуше.
– Я ведь вижу, что дерьмо. Но души же не могут гадить. А кто тогда гадит?

– Дорогой мой арнасон, - сказал Унномтюр.
– Все, что не имеет должного присмотра, со временем превращается именно в ту субстанцию, что ты упомянул. Она появляется сама по себе, потому что также вечна и пронырлива, как изначальная тьма. Но, в отличие от тьмы, ею можно удобрить будущее.

– Не понимаю.

– Ну, вот ты…

– Я?

– Ты, арнасон, - кивнул Унномтюр.
– Поскакав по этому дерьму, ты перестанешь думать, что наличие или отсутствие богов тебя не касается. И из героя поневоле на этом дерьме в тебе взойдет самый настоящий герой по убеждению.

– Я и так уже…

– Тссс!

Не дав Фьольвиру договорить, Унномтюр поднял ладонь в упреждающем жесте. Он заоглядывался на теснящиеся дома. Вместе с ним завертел головой и Фьольвир.

– Что?
– прошептал он.

– Кажется, арнасон, к нам гости. Точнее, к тебе.

– Где?

Фьольвир переступил. Грязь чавкнула. В проемах близких строений проявились вдруг смутные, белесые тени, в щелях и дырах, как огоньки, зажглись глаза.

– Маттиорайс, - зашуршал отовсюду шепот, - Маттиорайс.

– Фьо-ольвир!
– пропело из-за наклонившейся, обомшелой ограды.

– Фьоли!

– Хейвиска!
– крикнул Фьольвир, услышав знакомый голос.

– Фьоли.

– Я здесь!
– крикнул Фьольвир, поворачиваясь и пытаясь разглядеть любимую в свете солнца.

Унномтюр отошел в сторону и принялся ковырять грязь носком штира. Если кто-то осмелился бы и заглянул в его опущенное лицо, то обнаружил там грустную улыбку.

– Фьоли.

– Да где ты?
– отчаялся Фьольвир, крутясь на месте.
– Я не вижу!

– А ты не смотри, - пришел шепот.

– Как не смотри?

– Я изменилась, Фьоли.

– И чего?
– спросил Фьольвир.
– Я тебя мертвую видел. И живую видел. И которая Ульфха - видел. Мне никакая ты не страшна.

– Все равно.

– Да что у вас тут?
– закричал Фьольвир.

– Фьоли.

Он почувствовал, как чужие пальцы легли на плечи. Фьольвир попробовал повернуть голову, но был остановлен прикосновением ладони к щеке. Кожу обожгло холодом.

– Не надо, Фьоли.

– Почему?

– Я тебя увидела - это главное, - сказала Хейвиска.

– А я?

– А ты просто говори со мной.

– Хорошо, - кивнул Фьольвир, проглатывая набухший в горле ком, - я не против. Будем говорить.

– Да.

– О чем будем говорить?

– О чем хочешь, - сказала Хейвиска.

– Ладно.

Фьольвир ощутил, как к нему прижались со спины. Затылок - к затылку, лопатки - к лопаткам, ягодицы - к ягодицам.

Холодно.

– Как ты?
– спросил он, унимая дрожь.