Богдан Хмельницкий

Украину, грабил,

Ч Истор. о црез. бр.

3) Памяти, киевск. коми., II, 3, 19. 3) Annal. Polon. Clim. I, 353—354.

506

предал страну крайнему разорению. Кучами тел человеческих покрыл он поля

берестечские, наполнил трупами болота, степи, леса, запрещал хоронить мертвых,

отдавая на съедение зверям. Код Велою-Церковыо он не хотел мира и требовал

совершенного истребления всех Козаков. Всю прошлую зилу он тиранил самым

ужасным образом простой народ, и собственная моя жизнь была не свободна от его

предательских козней. Неумолимый, необузданный, он не только терзал людей, но

простирал святотатственные руки н на храмы Божии; колокола, которыми народ

созывался на молитву, он переливал на орудия; он похищал все, что только пожелал.

Сын мой шел в Волощину жениться, а он из зависти преградил ему путь и верно бы

лишил жизни, еслиб удалось. Но судьба определила иначе; свадебные факелы,

приготовленные для брачной ночи, осветили убийство и задушили его. своим дымом.

Правда, сын мой поступил легкомысленно; но если Речь-Посполитая простит его, из

уважения к молодости, то он загладит свой поступок; если же будут ему угрожать, то

надобно опасаться, чтоб и он не стал себе искать в другом месте обороны. Сам

неприятель должен сознаться, что Калиновский не имел или рассудка, затрогивая

невинных, или счастья, не одолев вооруженныхъ» 1).

Многие были того мнения, чтоб не отвечать козакам.

«Хмельницкий,—говорили они, — столько раз нарушая присягу, сделался до того

недостойным всякого доверия королевского, что еслиб он приносил жертвы пред

алтарем и, преклоняя колени, клялся именем Бога живого, то и тогда нельзя полагаться

на него» 2).

Но обстоятельства для поляков были до крайности угрожавшие: шведский король

хотел воспользоваться состоянием Польши и напасть на нее войною; царь московский

снова присылал требовать возмездия за пропуски в титулах. В это время некоторые из

благомыслящих членов Речи-Посполцтой возвысили голос, доказывая, что не одно

своевольство Козаков и черни причиною бунтов.

«Мы обвиняем врагов своих, а на себя не оглянемся, — говорили эти сыны

отечества. — Что такое наша Польша? Ад подданных, осужденных на вечную работу

владельцам; дворяне, вместо награды, за труды платят им бесчеловечным обращением,

берут податки с участков земли, с сохи, с дыма, с каждой головы и, наконец,

выдумывают такие поборы, какие только могут взойти на ум. Этого мало. Что остается

бедному человеку после панских поборов для прокормления с женою и детьми, то

заберет у него жолнер; найдет хоругвей десять в одно село; всех надобно поить,

кормить, каждому дай, а кто не захочет или, лучше сказать, не может, у того повернут

все кверху дном; придут еще слуги, возницы и до того оберут несчастного поселянина,

что у него ни крохи не останется! От этого хлопы разбегаются, бунтуют, города и

местечки пустеют, поля остаются незасеянными, прекращаются ремесла,

останавливается торговля, и самые владельцы теряют свои доходы,

Ч Aunal. Polon. Clim., I, 331. 2) Wojna dom. Ч. 3, 79.

507

п в казне вечные недоимки. Жолнер, который приходит защищать жителей от

неприятелей, поступает с ними хуже, чем неприятель» *).

Все эти обстоятельства заставили позвать на сейм козацкпх депутатов. Они явились

с покорным видом, но вместе как невинные, желающие оправдать себя от клеветы. Со

слезами божились они всеми святыми, что Хмельницкий не .знал о батогском

поражении и в доказательство ссылались на письмо его, которым он предостерегал

Калиновского.

«И вы еще плачете,—говорил им с жаром канцлер,—когда, между тел, замышляете

новые козни против короля и Речи-Поспилитой! Кровь христианская, невинно вами

пролитая, как кровь праведного Авеля, вопиет к Богу об отомщении, а вы думаете

притворными слезами омыть столько клятвопреступлений! О, крокодилы, терзающие

человечество! о, народ неверный! накажет тебя Господь карою братоубийцы Каина».

Но после этих нравоучений с ними обращались ласковее; от имени сейма назначены

были коммиссарами Зацвилиховский и Черный, издавна знакомые Хмельницкому. Во

внимание к раскаянию Козаков объявляли всеобщее прощение и забвение батогского

дела, а Хмельницкому и всему долу его обещаны особые большие почести со стороны

Речи-Посполитой, если только он совершенно прекратит союз с татарами и даст в залог

своего сына.

В сентябре Зацвилиховский и Черный прибыли в Чигирин. Не доезжая до

резиденции козацкого гетмана, они были встречены Тимошем, в сопровождении

двухсотенного конного отряда. Сын Хмельницкого, от имени отца, просил их на хлеб-

соль, приветствовал как дорогих гостей. Когда они въехали во двор, старик

Хмельницкий встречал их у крыльца с распростертыми объятиями, называя старыми

друзьями; изъявлял радость, что видит их. С особыми знаками гостеприимства они

были приглашены к торжественному столу. Хмельницкий наполнил кубки вином,

провозгласил здоровье его королевского величества и пушечные выстрелы

сопровождали заздравные кубки. Целый день Хмельницкий не говорил о деле,

показывал вид, как будто считает их своими частными гостями, а послы, радуясь

приему, надеялись успеха. Но утром на другой день, когда они объявили ему, что

приехали от короля и РечиПосполитой, Хмельницкий принял холодный тон и сказал:

«Я удивляюсь, господа, вашей отваге, что вы, такия знатные особы, пожаловали в

такой огонь, когда моровое поветрие свирепствует повсюду. Что за дело, нетерпящее

отлагательства? Право, я не надеялся вас видеть».

«Нам надобно удивляться, — сказал один из послов, — слыша от твоей милости