Богдан Хмельницкий

Jerl., 136—138.—Histor. Jan. Kaz., I, 144—160.—Jak. Michal. Ks. Pam., 654— 656, 659.—

Pam. Albr. Kadz. II, 470.

2)

Истор. о през. бр.

3)

Histor. ab. exc. Wlad. IV, 103 — 104.

499

Татары требовали, чтоб Хмельницкий позволил им ворваться в Польшу загонами;

козаки также советовали идти на Львов, но Хмельницкий не хотел опустошать

червонорусской земли, и без того слишком пострадавшей; а чтоб отвлечь их от этого

предприятия, обещал им добычу в Каменце и решился обратить все силы на эту

важную крепость. Еслиб она была завоевана, он был бы уверен, что Подоль остается в

руках его. Он полагал, что свежий страх бйтогского поражения не даст полякам скоро

опомниться и заставит их отдать крепость, потому и написал к жителям Каменца и к

гарнизону крепости ласковое письмо, в котором просил впустить в крепость сына его

Тимофея, с целью отыскать там личных врагов своих, будто бы ушедших от поражения.

17-го июня город Каменец послал к Хмельницкому ответ, в котором писали, что,

услышавши об истреблении христианского войска в утеху неприятелям св. креста,

принимают это бедствие за кару от Бога, посланную за грехи и высокомерие, но вместе

с тем просили Хмельницкого, как человека крещеного, верующего в искупление

кровию Христовою, прекратить разлитие христианской крови и отступить от города, не

подавшего ему никакой причины к нападению, соображая, что в войне жребий не в

одну сторону падает 1). Хмельницкий двинулся на Каменец, но должен был оставить

свое намерение: из Украины пришли угрожавшие слухи о вторжении польского войска;

говорили даже, будто король вступает в Русскую Землю и хочет огнем и мечом

принудить ее к повиновению. Сверх того, Тимофей просил отца отпустить его в

Молдавию. «Влюбленного юношу,—говорит польский историк,— больше занимала

мысль о браке, чем о взятии крепости; нетерпение терзало его, когда он был столь

близок от Волощины, где находилась его возлюбленная, когда он дышал с нею одним

воздухом и менялся частыми вздохами» 2). Хмельницкий отошел в Украину.

Войско, испугавшее Козаков, находилось действительно позади них, но совсем по

другому побуждению, нежели они предполагали. Врат Калиновского не знал еще о

погибели войска и хотел поспешить на помощь, а между тем, желая выместить обиды

на русском народе, позволял подчиненным делать на пути всякия притеснения и

злодеяния, но войско не успело еще перейти на правый берег, как вдруг разнеслась

громовая весть 3), и сам Калиновский получил от Хмельницкого известие с

остриженным конем 4). Предводители, чтоб спасти жоляеров от мести народа,

бросились с войском, которого было четыре полка 5), за Десну, для того, чтоб

соединиться с литовцами, но толпы вооруженного народа осыпали жолнеров со всех

сторон; тогда войско стремительно поворотило влево, побросало весь багаж и, спасая

единственно жизнь, переправилось чрез Днепръ—пехота на лодках и просто на

бревнах, а конница вплавь—и, как птицы, говорит летописец 6),

1)

Jak. Miclial. Xi§ga Pamietn., 658.

2)

Histor. ab. exc. Wlad. IY, 107.

3)

Летоп. Самов., 20.

*) Истор. о през. бр.

5)

Latop. Jerl., 139.

6)

Annal. Роиоп. Сииш., I, 334.

32*

500

полетело до Паволочи, а оттуда поскорее поспешило убраться на Волынь 4). Однако

это бегство стоило полякам не одних имуществ: некоторые отряды достались на жертву

русским. Предводитель одного из таких отрядов, Домарацкий, со многими панами

стоявший в Прилуках, не успел убежать в. Польшу и, думая прорваться, как видно, в

Литву, бросился к Конотопу, но козаки не дали им далеко уйти: они догнали их у села

Подлипного и, по приказанию прилуцкого полковника Сомка 2), отрубили имголовы 3).

Литовское войско также поспешило уйти из Северщииы с такою жфопасностью и

потерями, как и коронное. В Стародубе и Мигане многие литовцы заплатили жизнью за

право собирать стации и насиловать женщин 4).

Ненависть простого народа обратилась снова на владельцев. В Киеве в то время

проживало множество шляхтичей, боявшихся жить в своих маетностях. Как только

разнеслась весть в городе о батогском поражении, они разбегались в таком страхе, что

покидали на дороге возы с припасами и одеждою и сожигали свои вещи, о чем очень

сожалели, когда пришли в память. Над теми, которые не успели убежать, повторялись

сцены прежних годов; доставалось не только виновным, но и невинным; не уважалась

ни добродетель, ни кротость. Благочестивые люди старались всячески вразумить

необузданный народ, и один современный историк передал любопытное событие,

которое считалось в Украине за явление правосудия Божия. Выл, говорит очевидец, в

Конотопе староста Сосвовский, человек почтенный и благочестивый. Пятеро детей его

возрастали в правилах чистоты и кротости. Даже в кровавую эпоху 1648 года, когда

разъяренные жители предавали смерти всякого, кто только казался им панского рода,

даже и тогда Сосновский не убежал подобно другим и не покинул своего имения.

Свирепое гайдамацство, не щадившее младенцев, не уважавшее ни святыни алтарей,

ни тишины могил, пощадило Сосновшсого; он пережил страшные четыре года в

Украине, любимый русскими. Но в день Пятидесятницы 1652 года пьяная вольница

ворвалась в замок, вытащила семейство, замучила его детей и жену, а потом умертвила

его самого. Спаслись только трое из его семейства. Тела убитых бросили в колодезь,