Богдан Хмельницкий

597

нуждало нас защищать жизвь. Прошлою зимою, в противность миру гетманы

соединились с татарами, напали на Украину, варварски истребляли жителей; татары

грабили и разоряли нас своими загонами и таким образом войско запорожское вызвано

было к войне, хотя, быть может, его величество король этого и не хотел. Бог послал нам

победу и недавно мы рассеяли врагов наших под Гродеком, чтб они могут сами

засвидетельствовать».

Хмельницкий позвал двух пленных: сына воеводы подольского Потоцкого и

Быковского, и вежливо просил их сесть рядом с собою. Вошли также двое начальных

людей московского войска: стольник Ромодановский и иностранец Гротус.

Хмельницкий продолжал рассказывать о битве и победе Козаков.

Московские люди, вмешавшись в разговор, смеялись над трусостью польского

войска и отпускали полякам оскорбления.

«Напрасно так думаете, — заметил Потоцкий,— напрасно приписываете себе

победу над коронным войском; нас победили не вы, но мужественные козаки. Еслиб

пехота козацкая не поспешила выручить вас, то московское войско потерпело бы

большое поражение».

Хмельницкий и полковники дали заметить, что им нравилось такое мнение

побежденных. «De aliis rebus cras plura loquemur» (о других делах поговорим завтра

поболее), сказал Выговский Кушевичу. Московские начальники сидели недолго и ушли.

Депутаты заметили, что, несмотря на свежий союз украинцев с москвитянами, уже

между ними посеялась какая-то недоверчивость. Еще яснее увидели они это, когда

наступил обед: духовник Хмельницкого читал молитву и не упоминал имени царя.

Но тем не менее Хмельницкий, казалось, действовал сколько для пользы Южной

Руси, столько же и для славы царя покровителя. Депутаты, пробыв у Хмельницкого

день, возвратились в город с письмом Хмельницкого, в котором гетман предоставлял

магистрату еще обдумать свое положение и прислать депутатов на другой день. Это

сделано было, как кажется, для того, чтобы уверить мещан, что они могут вполне

доверять ему и присланные к нему люди вполне безопасны. На другой день, 7-го

октября, депутаты пришли снова в лагерь.

Выговский встретил пх. Хмельницкого не было.

«Не желаете ли,—сказал писарь,— повидаться с Васнльеа Васильевичем,

главнокомандующим московского войска?»

«Мы не имеем к нему писем,—отвечали депутаты,—и, не смея преступить пределы

нашей обязанности, не можем входить в такие переговоры».

«Я советую вам,—сказал Выговский,—оказать им по крайней мере честь, как

гостям, и соблюсти их обычай: пусть трое из вас поднесут им белого хлеба и вина,—

таков у них обычай».

Трое из депутатов исполнили это, взяли хлеб и пошли, но прибавили, что не будут

входить с ними в трактаты.

Между тем к Выговскому и к оставшимся с ним двум депутатам вошел

Хмельницкий и заговорил о состоянии Польши.

«Еще никогда,—сказал он,-—не доходила Польша до подобного бедствия; его

величество, король Ян Казимир оставил свое королевство; шведы взяли Краков; нет

более никакого войска, и я сделался теперь господином Земли Русской. Нет более

надежды полякамъ». Это было приготовление.

598

Возвратились депутаты от Бутурлина.

«Что, как принял вас Василий Васильич?»—спросил их Хмельницкий.

«Очень дурно, очень неласково,—сказали депутаты,—он от нас не принял ни хлеба,

ни вина, и требует, чтоб мы отдали город и замок и присягнули московскому царю,—и

губернатор тоже: нам это удивительно. Мы не могли дать ему никакого решения,

обещались поговорить об этом с панами».

«Так и быть должно,—сказал отрывисто Хмельницкий,—иначе не будет ничего».

«Василий Васильич требует от вас справедливого,—сказал Выговский, ударяя с

жаром кулаком по столу,—все обстоятельства должны вам показать, что Польша

потоптала права' божеские и человеческие. Польшу Бог оставил. Куда сягнула козацкая

сабля—там и козацкое владение. Город Львов, находясь под властью поляков, будет

терпеть всегдашния утеснения и католики не перестанут преследовать нашу

православную греко-русскую веру. Мы не попустим, чтоб наша вера где-нибудь была

утесняема».

В самом деле, в недавнее время львовяне могли убедиться, что полякам нельзя было

ни в чем доверять. Принужденный Зборовским договором, Ян Казимир даровал, 12

февраля 1650 года, диплом, которым предоставлял полную свободу русскому народу во

Львове, возвратил кафедры, церкви и церковные имения православным духовным и

даровал право свободного книгопечатания Львовскому русскому братству; но после

разбития Хмельницкого под Берестечком все эти права были нарушены без всякого

повода со стороны города, братство ограблено, его типографии и имения отданы в

подарок одному придворному льстецу Студзинскому и, вдобавок, русские горожане

были в судах и в своих торговых оборотах всячески преследуемы не только

католиками, но даже иудеями.

«Позволено ли говорить нам?»—сказал тогда Кушевич, один из депутатов.

«Говорите! —сказал Хмельницкий:—говорите решительно и смело, теперь не

шуточное дело».

«Милостивый пан гетман,—сказал Кушевич,—жизнь наша в руках ваших, и если

мы воротимся в город, то должны приписать это милости вашей; но присягать на имя

царя московского не станем: мы уже раз присягнули Яну Казимиру и сохраним свою

верность, в какое бы положение судьба ни поставила нашего государя. Смеем

надеяться, что при старании вашем, милостивый пан, и войска запорожского вся

Украина снова возвратится под власть собственного государя. Если-ж мы теперь