Боксер-6: назад в СССР

— Мы договорились во время боя работать в рубке, — ответил Сеня.

— Уууу, это ты зря, — покачал головой Лева. — Я уже встречал раньше этого товарища, вот только как его зовут, не помню. Зато помню, что он все свои бои заканчивает досрочно. Ну или по крайней мере, пытается всеми способами это сделать, а если уж совсем никак не получается, то падает сам. Когда ваш выход?

— Да вот, прямо сейчас уже, ждём объявления, — ответил Сеня. Я видел, что он явно поник духом, хотя и изо всех сил старался не показывать этого и держаться так, как будто ничего особенного не произошло. Лёва опять с сомнением покачал головой:

— Это очень неуступчивый и крайне агрессивный человек, — задумчиво проговорил он. — Техники у него, правда, не так уж и много, зато вместо кулаков как будто кувалды железные. Поэтому ему и понадобилась рубка на ринге. Зря ты, Сенька, согласился с ним на размен.

Тем временем в зале уже объявляли выход Сени.

— Слушай, — быстро заговорил я, обращаясь к нему, — подумай о том, что он твой кровный враг. Вот прямо самый заклятый, которого ты ненавидишь всеми фибрами своей души!

— Да ладно тебе нести-то, — нервно отозвался Сеня. — С чего бы мне его ненавидеть-то? Ну придурок, конечно, но мы, может, больше никогда в жизни и не увидимся…

«О, благодарная и легкая работа тренера!» — с тоской подумал я про себя.

— Да не надо никого всерьез всю жизнь ненавидеть, ты сейчас так сделай, на время боя, — начал торопливо объяснять я. — Вложи в свои удары и все остальные движения все свои плохие эмоции, на которые способен!

— Да я понимаю, Миш, о чем ты мне говоришь, — вдруг ответил Сеня. — Но пойми ты тоже: я же не могу вот так просто, ни с того ни с сего, начать злиться на совершенно незнакомого мне человека! Он же мне, по сути, ничего плохого-то еще и не сделал…

— Как не сделал? — опешил я. — А то, что он тебя на эту чертову рубку уговорил, фактически взяв на слабо — это как?

— Но ведь я же и сам на нее согласился, так что здесь-то ответственность поровну на нас обоих лежит, — мило улыбнулся Сеня.

— Ну хорошо, — я решил пустить в ход свой последний козырь. — Вот представь, что он пнул ногой твой баян, сломал его и ещё назвал тебя пузом или жиртрестом. И вообще что он — ближайший дружбан тех твоих пацанов из вашего народного ансамбля, и не просто издевался над тобой вместе с ними, а и подстрекал их к этому каждый раз. Баян же и вообще музыка — это все для девчонок, и кто ты после этого?

Я не хуже того боксера знал, на что надавить в Сене, чтобы добиться от него нужной реакции. Уж что у него точно было развито лучше, чем у других динамовцев — так это фантазия и образное мышление. Он моментально представил описанную мной ситуацию, и лицо его перекосило от внезапной ярости.

— Ну, сссука, — прошипел Сеня и двинулся вверх, на ринг. И даже его походка уже ничем не выдавала того вечно сомневающегося парня, каким он был ещё полминуты назад. Это был разъяренный бугай, готовый рвать и метать!

Но и соперник его был лютым зверем и действительно не случайно настаивал на рубке. В первом же размене он заставил нашего Сеню уйти в глухую защиту и пятиться спиной к канатам. Весь боевой настрой Сени тут же куда-то пропал, и все, на что его теперь хватало — это худо-бедно отбиваться от атак этого любителя рубки. А если боксер только отбивается — это заведомо проигрышная позиция.

Но Сеня, казалось, ничего подобного не замечал. А может быть, замечал, но как-то… смирился, что ли. Во всяком случае, как я ни старался, но не смог увидеть в его тактике ни малейшей попытки изменить свое положение. При таких раскладах было просто каким-то чудом, что он вообще до сих пор держался на ногах. В какой-то момент мне стало даже жалко своего хорошего приятеля, доброго, но нерешительного парня. Но, черт меня раздери, ведь жалость — это точно не то чувство, которое должен вызывать спортсмен и уж тем более боксер!

Нужно было срочно спасать Сеню! Но как? Не выскочишь же на ринг, чтобы драться вместо него! Припомнив, какой хороший (хоть и недолгий) эффект принесло мое внушение перед началом боя, я резво подскочил к тому месту, где у самой сетки защищался Сеня, и негромко, но так, чтобы он точно услышал, крикнул:

— Сень, он там сегодня всех музыкантов назвал придурками и козлами позорными!

Не успел я договорить, как на ринге раздался грохот. Повернув голову, я увидел, как внезапно взорвавшийся Сеня одним-единственным мощным ударом повалил соперника на настил. И пока он с обалдевшим от неожиданности выражением лица пытался понять, что произошло, Сеня подошел к нему и со всей злостью, на которую только был способен, процедил сквозь стиснутые зубы:

— Сам ты придурок позорный!

В результате Сеня тоже был объявлен победителем. И когда рефери поднял его руку, демонстрируя его победу всему залу, у Сени был вид человека, наконец-то дождавшегося чего-то, что уже давно должно было произойти. И наблюдать это было во много раз приятнее, чем недавнюю растерянность и подавленность.

— Ну вот, а ты сомневался! — я приобнял товарища, спустившегося с ринга. — Я же говорил тебе, что ты все сможешь!

— Да ты мне как сказал про все его художества, — объяснил Сеня, — так во мне, знаешь, такая даже не злость, а ненависть вскипела! Я ведь столько раз все это в своей жизни слышал, и всегда обращал внимание, что обзываются и оскорбляют только те, кто сами те еще придурки! Ну а тут, получается, такой же стоит напротив меня, и я вдруг подумал: «Ну, сейчас ты у меня за всех сразу получишь!».

— И он получил, — подхватил стоявший рядом Лева. — И неплохо так получил! Ты молодец, Сеня. Этого козла завалить не каждый смог бы — в рубке он действительно силен. А после твоей победы у него, глядишь, и гонору поубавится. Хотя кто его знает…

— Это уже его дело, — философски заметил Сеня, и вдруг добавил: — Зато я его теперь не боюсь.

— И правильно! — одобрил я. — Нечего таких бояться, они сами жутко трусливыми становятся, когда чувствуют, что им могут дать отпор.

Я не стал раскрывать Сене все карты, но про себя-то я прекрасно понимал, в чем тут дело и для чего я так подбадривал его во время боя и перед ним. Сеня был один из тех интеллигентных по своей сути ребят, которые очень долго копят обиды и недовольства, а потом, в какой-то зачастую случайный момент, взрываются так, что даже дворовые тираны отбегают от них в ужасе. Нужно было просто подгадать этот его «взрыв» на нужное время. К тому же я знал, на какое из Сениных больных мест лучше всего надавить, чтобы это сработало нужным образом. Хотя, конечно, если он хочет делать боксерскую карьеру, то в дальнейшем ему придется серьезно поработать над собой. Нельзя же перед каждым боем проводить такие вот психологические манипуляции!

Следующим выступал Денис Бабушкин. Вот где был настоящий триумф «Динамо»! Все-таки не зря его считали лучшим боксером общества и всеобщей олимпийской надеждой. Благодаря тому, что он вовремя покончил со своим пагубным пристрастием и вернулся к тренировкам, к моменту начала чемпионата он находился в самой лучшей своей форме.

— Гляди-ка, как работает! — восхищенно присвистнул Лева, наблюдая за ходом боя Дениса. — Вот это техника! Мне бы так!

— Ты и сам очень достойно работаешь, — возразил я. — Хотя да, согласен, наш Бабушкин сегодня, судя по всему, решил превзойти сам себя. Он просто в идеальной форме.

— Да-а, как это он так… — мечтательно произнес Сеня, глядя на ринг во все глаза. — И ведь ты заметь: это все после его… ну, в общем, после всего! Это какую же силу воли нужно иметь, чтобы так суметь восстановиться!

— Нужно просто очень сильно этого хотеть, — заметил я. — Вот ты же захотел победить своего соперника — вот и победил! И здесь то же самое, просто чуть побольше усилий.

Боксированию Дениса и вправду могли бы позавидовать даже некоторые звезды мирового бокса. А уж работе ногами он, пожалуй, мог бы поучить практически любого из них — уж что-то, а это получалось у него просто на феноменальном уровне. И вот так, работая ногами, срезая углы и отлично перерабатывая своего соперника с дистанции, Бабушкин не просто забрал бой себе, но и сделал это с разгромным счетом!