Больно только в первый раз

— Это что такое? — сиплю, глядя вниз.

Чуть ниже бедренной кости, правее лобка, у нее появилась разорванное пополам сердце. И одного касания пальцем этой черно-белой картинки мне достаточно, чтобы понимать, - это не фломастером нарисовано.

— Это… тату… — выдыхает Полина.

Этого раньше не было.

А место расположения у этой тату я бы назвал интимным. Такое тату можно обнаружить, только когда снимешь с Полины белье.

— И кто это делал? — смотрю ей в лицо. — Мужчина или женщина?

Облизнув губы, Полины произносит:

— Тату мастер. У них нет пола, как у врачей…

Нет пола?!

Бред.

Дернув ее бедра на себя, подкладываю под ягодицы ладони.

— Ах-х-х-х… — выдыхает Полина, когда я ныряю лицом между ее ног.

Ведь именно на это она так ненавязчиво намекала.

Я до нее этого никогда ни для кого не делал. Да и с ней попробовал далеко не сразу. С учетом того, что у нее это тоже было впервые, мы далеко не сразу врубились, как это работает.

А сейчас… я знаю, как это работает.

Она дрожит, когда я укладываю ее спиной на диван и ложусь сверху.

Она скользкая после моего рта. Она готова, но недостаточно для того резкого толчка, которым я вламываюсь в ее тело.

По ушам бьет громкий вскрик, но если ей и больно, то только поначалу, потому что уже после двух толчков бедра Полины заходятся дрожью.

Чтобы кончить, мне нужна еще минута, и все это время я вжимаю тонкие запястья в диван, не позволяя Полине из-под меня сбежать. А может это моя тупая потребность доказать, что последнее слово может быть за мной тоже.

Глава 52

Полина

Может ли счастье быть неправильным?

Не знаю как у других, а у меня оно такое…

Тревожное. На грани удушья, ведь иногда мне кажется, что воздуха не хватает. На грани тревоги, страха, который не смогла бы объяснить никому, даже психоаналитику со стажем в пятьдесят лет. Или не захотела бы.

Не хочу этих страхов касаться, но они волнуют, колышут внутри, и это злит.

Именно поэтому я такая жадная. Требующая.

Его ласк, его желания, а Расул упрямо их дает. Как будто я заставляю его доказывать. Доказывать мне свои намерения вот так, губами и руками! Телом. Но мне мало этих доказательств. Я хочу, чтобы он сказал. Сказал мне слова. Три слова. Из-за этого внутри бурлит.

Свет за окном только-только появился, в комнате темно, поэтому я вижу лишь очертания. Не вижу его лица, когда он издает скупой стон:

— М-м-м…

Я полностью слепну, реагируя на особенно сильный толчок, которым Расул вколачивается в мое тело снизу.

Кровать скрипит. Под моим ладонями каменные мышцы мужской груди. Мягкие волоски щекочут пальцы. По всему телу от них щекотка. Везде, где мы соприкасались телами.

Тисками сжав мою талию, Расул с силой опускает меня на твердый член. Снова и снова, до тех пор, пока беснующаяся между ног искра не превращается в фейерверк.

Я изгибаюсь, сидя на Расуле верхом.

Он стонет, а я верчусь в ощущениях, сжимая его внутри.

Писк будильника в моем телефоне вызывает желание заорать.

Я слетаю с кровати, не позволяя себе расслабиться.

В прошлый раз я чуть не опоздала на работу. Если буду копаться, до прокуратуры мне придется бежать.

Он всегда уступает мне душ по утрам, об этом не пришлось просить.

Я моюсь, стараясь не намочить волосы. Осторожно касаюсь намыленной ладонью между ног, стирая следы мужского оргазма.

Он почти всегда кончает в меня, за редким исключением куда-то еще. Судя по всему в новом году у него новые традиции, ведь… раньше… я такого сильного пристрастия оставлять во мне свою сперму у него не замечала.

Чувства проснулись вместе со мной. Снова удушье. Сладкий плач в груди. Мое неправильное счастье, от которого болтает.

Я не планировала оставаться на ночь, по крайней мере вчера, но просто уснула на диване.

Я привыкла к обстановке этой квартиры слишком быстро. Я прирастаю слишком быстро! К квартире, к новому распорядку, и безотчетный страх щекочет где-то на задворках моих перегруженных работой мозгов.

Хорошо, что додумалась привезти сюда запасное белье и кое-какие вещи, но среди них нет сменной рабочей одежды.

Моя рубашка слегка помялась, придется явиться в прокуратуру пережеванной.

Расул двигается по кухне, включая чайник и микроволновку.

Стоя посреди гостиной, я заправляю рубашку под юбку-карандаш. Верчусь по квартире в поисках своей заколки.

Судя по всему в микроволновке вчерашняя пицца, но поесть я все равно не успею.

— Во сколько тебя забрать? — слышу я вопрос.

— В восемь…

Сегодня пятница. Это наши вторые совместные выходные. Минаевы пригласили нас в гости, после работы я отправлюсь домой, чтобы переодеться и взять вещи. Расул заберет меня оттуда.

Теперь, когда мы “в отношениях”, я ночую дома через раз. Отец уже дважды просил привести моего мужчину домой на ужин, раз уж… у нас все “серьезно”.

Я не знаю, насколько у нас серьезно, ведь единственное будущее, в которое мы заглядывает - это дата начала моих месячных.

Я не реагирую на просьбу отца не поэтому. А потому что… это словно дежавю. Словно это уже было и… я избегаю этого повторения. Меня заставляет этот безотчетный страх, и я этой слабости потакаю. Строю для отца отговорки, избегаю. Боясь пускать в наши с Расулом Алиевым отношения хоть кого-то.

По той же причине я отказалась от предложения материт составить им с Даниилом компанию на следующих выходных. Ее муж уезжает в долгую командировку. Я соврала, сказала что придется работать в те выходные. На самом деле это все страх. Мое дежавю. Я не хочу садится в поезд, не хочу уезжать…

Расул выставляет на стол тарелку с пиццей. Он двигается энергично, словно отлично выспался и готов к новому дню, каким бы сложным тот ни был. В последнее время он такой всегда. Очень… энергичный…

На нем только шорты.