Больно только в первый раз

— И кто она? — спрашивает Самира негромко.

Вздохнув, я говорю:

— Я не знаю имени.

— А что знаешь?

— Да ничего, — пожимаю плечом. — Кажется, у нее кафешка своя на набережной.

Я встаю, потому что на кухню заходит отец Дениса. Жму ему руку, а когда сажусь за стол, Самиры за ним уже нет.

Демонстрировать, что спешу, не хочется, но я в машине уже через пятнадцать минут. Возвращаюсь в город, и состояние моего заряда стопроцентное.

В обед мне привозят купленный вчера телевизор с диагональю шестьдесят дюймов, и, переодевшись в треники, я до обеда вожусь с установкой кронштейна, а потом прибираю образовавшийся в процессе мусор.

В квартире хватает мебели, несмотря на то что она съемная, а может, у меня слишком мало личных вещей, чтобы им нужно было много мебели. Денис предложил мне жить в своей городской квартире, но я отказался, потому что нутро требует полной автономии и независимости. Я все сделал правильно, судя по всему, раз ощущаю себя так отлично.

Я убираю подальше в кухонный ящик купленную по дороге пачку презервативов. Не знаю, нужны ли они нам с Полиной, я купил на всякий случай, но у меня есть все шансы быть порезанным на гребаные ленточки, если ей эта находка не понравится.

Я не настаиваю на сексе, как и сказал. Я готов терпеть, в этом тоже гребаный кайф, но я хочу, чтобы она смотрела на меня, как раньше.

Я хочу ее доверия. Без него ее прикосновения другие.

Я чувствую разницу.

Я отправляюсь за Полиной в четыре. Она выходит из ворот своего дома, одетая в короткую куртку и узкие джинсы, а плечи укрывают распущенные волосы…

Глава 50

Расул

Полина садится в машину.

На ее лице косметика. Макияж. Такой, который не на каждый день и к которому обычно прилагается очень горячий комплект белья под ее одеждой.

Черное кружево или красное.

В последний раз я видел такой макияж у Полины в тот день, когда мы встретили Минаевых. И тогда, и сейчас мысль очень сильно сверлит голову.

За волосами не вижу, какие в ее ушах украшения, но это уже и не важно, в башке вертится вопрос другой: черное или красное?

Полина возится с ремнем, скользнув по мне взглядом. Я ловлю его где-то на своих коленях, потом на лице. Взгляд у нее слишком прямой, чтобы я мог назвать ее настроение легким, но она к любым вещам, как правило, относится серьезно, я к этому привык. И мне нравится узнавать, о чем она думает, хотя сейчас гораздо больше хочется ее губ под своими. Просто, твою мать, ее губ…

— Привет… — говорю я, отъезжая.

— Привет… — тихо произносит Полина.

Я чувствую мощный прилив удовлетворения от ее присутствия, этого достаточно, чтобы расслабиться. Напряг случается, когда Полина заходит в квартиру и начинает осматриваться, раздевшись.

Я медленно следую за ней, давая пространство.

Здесь для двоих его предостаточно, по крайней мере, в моем понимании.

Я никогда не забывал, что мы с ней из разных пеленок, что она привыкла к лучшему. Думать, что это несущественно, было бы тупостью.

Наблюдаю за ней. За тем, как она проходит к окну мимо плазмы, которую я сегодня повесил, и мимо стоящего напротив дивана.

На ней узкая футболка, и, возвращаясь к вопросу, красное или черное… Лифчик она вообще не надевала.

Я выдыхаю, посмотрев на окно. За ним уже темнее.

Вид здесь тоже неплохой. Опять же, на мой взгляд.

— Я для тебя вино купил, — говорю я, пристроившись плечом к стене. — Есть еда… или можем заказать…

Полина разворачивается и складывает под грудью руки. Смотрит на люстру и говорит: — Я случайно нашла твою соцсеть… я не знала, что она у тебя есть… Ксюша тебя отметила.

— Я там уже год не появлялся.

— Да, — отзывается Полина. — Я заметила…

Переведя на меня глаза, она в лоб спрашивает: — Кто такая Динара Салихова?

Молчу, соображая, что должен ответить.

На лице Полины подсказок ноль, но она пришла в мою квартиру без лифчика, может, это долбаная подсказка?

— Она тебе оставила послание. Под фотографиями, которые Ксюша опубликовала, — поясняет Полина будто между прочим.

— А-а-а… — тяну я. — Понятно.

Я хочу свернуть эту тему. Хочу этого очень сильно. Сейчас Динара меня вообще не интересует. Я знаю, что она дома. Знаю это от друга, который тренируется у ее отца. И мне все равно. Но, поймав на своем лице взгляд Полины, понимаю, чего от меня ждут.

Сложив на груди руки, откашливаюсь и спрашиваю: — Какое?

— «Мой герой», — цитирует она.

— Я не видел тех фото. Я там не появляюсь.

— У тебя в профиле совместное фото с ней, — говорит Полина. — Двухлетней давности…

Помолчав, я отвечаю:

— Возможно.

И я отлично знаю, о каком фото идет речь. Тот день хорошо помню. Мы провели его вместе. Гуляли. Дождило немного, я отдал Динаре свою олимпийку. На ее щеках были капли дождя. Я ее в тот день целовал.

— Это она, да? — спрашивает Полина.

То, как она на меня смотрит, сомнений не оставляет — ответить мне придется, хочу я этого или нет. Я не хочу, естественно, и лепить неправду умею плохо. Предугадывать, что у Полины в голове творится, тоже. Я не пытаюсь, все равно вероятность ошибиться слишком высокая. Сочинять не пытаюсь тем более.

— Да, — отвечаю на ее вопрос.

Она и так ответ знала. В лице Полина не меняется, позу тоже продолжает держать закрытую. Однажды я прочитал целую книжку по психологии, хоть и маленькую. Я застрял в одной гостинице после соревнований, потому что не купил вовремя билет на поезд, и телик там не работал, зато была гора всякой литературы. Я прочитал от безделья и мало что запомнил, но кое-что все-таки в голове отложилось.

Глядя на меня через комнату, Полина спрашивает: — Почему… вы расстались?

Этот разговор напрягает, потому что есть вещи, которых мне не хочется касаться, тем более с Полиной. Вещи, в которых я и сам не до конца разобрался.

— Мы и не были никогда вместе, — говорю я. — Мы общались. Общались долго. Она вышла замуж, сейчас разводится. Но мы больше не общаемся.

Она слегка хмурит брови.

— Почему? — спрашивает она. — Почему не общаетесь. Раз она... разводится... — передергивает Полина плечами.

Я не знаю, куда она хочет завести этот разговор. Не знаю, чего она хочет. И я снова молчу, думая, как лучше ответить на этот вопрос, но Полина, кажется, мое молчание понимает иначе. Ускориться я не могу, ведь ответ сложнее, чем, твою мать, кажется.

— То, что она замужем, все между нами поменяло, — говорю я. — Я понял это не сразу.

— А когда?

— Не сразу, — отрезаю я.

Я нутром ощущаю, как вечер постепенно летит в задницу. Судя по всему, не я один это ощущаю.