Болтушка
Шрифт:
Но никакой головомойки, даже самой слабенькой, мисс Даннинг папе не устроила.
Она просто смотрела на него и смеялась, а потом сказала, что читала в другом журнале: если, мол, наевшись досыта, постоять на голове, то можно подавиться и умереть.
Папа тут же перевернулся, снова сел за стол, и они вдвоем еще посмеялись.
Невероятно.
Ну да, я знаю, в глубине души ей ужасно неловко и она больше никогда, ни за что никуда с папой не пойдет, но почему она ему ничего не скажет?
Вот что значит хорошее воспитание.
Вот так она, должно быть, занимается чтением с Меган О'Доннел
Нет, это ужас какой-то.
Бедный папа сидит себе, такой беспечный, подливает ей вина, рассказывает, почему он бросил пить, - и даже не подозревает, что все уже рухнуло и он собственными руками только что загубил свое счастье.
Я же говорю, он сам - свой худший враг.
А он об этом и не догадывается.
И не догадается, пока ему кто-нибудь не скажет.
Мисс Даннинг не скажет. Значит, придется нам.
Мне - и брату Дэррина Пека.
Когда я рано утром на цыпочках выходила из дому, папа вдруг что-то крикнул, и я подумала, что он меня застукал.
– Дженни!
– позвал он, и я застыла на месте.
Я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы сердце так не колотилось, и повторила про себя заготовленную на всякий случай историю про утреннюю пробежку для тренировки, ведь завтра я соревнуюсь с Дэррином Пеком.
Потом я посмотрела на свои ногти - нет ли белых пятнышек.
И вспомнила, что Дженни - это не мое имя.
Так звали маму.
Я прокралась вдоль веранды и заглянула в папино окно.
Он спал, запутавшись в простыне, пижамная сорочка с Элвисом Пресли задралась до подмышек. Папа вообще спит беспокойно, бывает, что и вскрикнет во сне. Обычно он зовет Дженни, то есть маму, хотя один раз закричал: «Шляпа в холодильнике!»
Я еще чуть-чуть постояла, глядя на спящего папу. Руки он прижал к груди, и вид у него от этого был такой одинокий, что я опять подумала: все-таки я поступаю правильно.
И побежала в город.
В придорожных кустах просыпались насекомые и приветствовали меня одобрительным жужжанием: видно, тоже считали, что я поступаю правильно.
«Действуй!» - подзуживал меня целый миллион голосов, и еще столько же подхватывало: «Он тебе потом спасибо скаж-жет!»
И лишь один какой-то зануда прострекотал: «Ты об этом пожалеешь!» - но я сделала вид, что не слышу.
Я дошла до банка, сунула карточку в банкомат и сняла со счета все свои сбережения.
Потом зашла в телефонную будку на другой стороне улицы и отыскала в адресной книге фамилию Пек. Она там встречалась дважды, но я решила, что «Пек. Удаление волос с лица и тела» мне не подойдет, и отправилась по второму адресу.
Это был большой деревянный дом, у ворот - покрытая ржавчиной статуя фламинго с приделанным к шее почтовым ящиком. Во дворе - два мотоцикла.
Мне пришлось нажать на звонок четыре раза, прежде чем дверь наконец приоткрылась и показался рыжебородый дяденька, до пояса замотанный в простыню.
– Это вы рисуете на небе?
– написала я в блокноте.
Он уставился на мою записку, зевая и протирая глаза.
– Тебе нужен Энди, -
сообразил он в конце концов. Потом повернулся и крикнул куда-то в глубь дома: - Эн-ди-и!Когда он проорал это трижды, в дверях появился рыжеволосый парень в тренировочных штанах. Он тоже протирал глаза.
– Ей нужен Энди, - пояснил тот, что в простыне.
Тот, что в трениках, уставился на меня, потом повернулся и тоже гаркнул:
– Энди!!
Тут из дверей высунулась еще одна голова.
Только это был не Энди.
Это был тот, кого я меньше всего хотела видеть.
Дэррин Пек.
Глаза у него сперва округлились, потом сузились.
– Тебе чего тут надо?
– Исчезни, придурок, - бросил ему тот, что в простыне.
Приятно, что родные Дэррина знают, как с ним обращаться.
– Отвали, пиявка!
– рыкнул тот, что в трениках.
Вообще-то могли бы и помягче.
У Дэррина был такой обиженный вид, что он напомнил мне папу на спортивном празднике, когда мистер Косгроув назвал его «скверно одетым, назойливым типом».
Он скорчил мне рожу и исчез.
Дверь открылась пошире, и вперед вышел худой паренек в майке и шортах. Я догадалась, что он-то и есть Энди, по надписи на майке: «Сельскохозяйственная авиация. Ваш урожай - у нас под крылом!»
– В чем дело?
– спросил он, глядя на меня.
– Это, должно быть, та самая девчонка из Дэрринова класса, - вполголоса объяснил ему тот, что в трениках.
– Ну, про которую он вечно заливает. Ей вроде как малайские пираты прострелили горло, и она с тех пор не разговаривает.
Теперь они глазели на меня втроем.
Вид у Энди был недоверчивый, а мне нужно было срочно завладеть его вниманием, пока не вернулся Дэррин с очередной историей о моих приключениях.
Поэтому начать я решила не с записки, в которой заранее изложила свою просьбу, а просто вытащила из кармана деньги и показала их Энди.
Он посмотрел на двести девяносто долларов у меня в руке и сказал:
– Давай-ка поподробнее.
Куда он подевался?
Обещал в четыре, а сейчас двадцать три минуты пятого.
Ну давай же, Энди, давай!
Может, он потерял шпаргалку, а слова забыл? Да нет, он ведь записал их ручкой прямо на запястье. После того, как отсмеялся и дал свое согласие.
Если он сейчас не появится, будет поздно.
Папа успеет переконфузить всех учителей и родителей на этой ярмарке, и для борьбы с ним создадут народное ополчение, и нам придется бежать из города.
Он уже смутил пожилую леди у стойки с джемами, спросив ее, нельзя ли ему перепробовать содержимое всех банок, чтоб выбрать самое вкусное варенье. Она сделала вид, что смеется, а сама разозлилась, уж я-то знаю.
Он сконфузил отца Меган О'Доннел, купив у него целых двадцать лотерейных билетов, потому что ему, видите ли, необходимо выиграть третий приз - компакт-диск с песнями Карлы Тэмуорт. Мистер О'Доннел тряс ему руку и хлопал по плечу, но я-то видела: он догадывается, что дома у нас даже нет проигрывателя для этих дисков, и считает папу идиотом.