Бородинское поле

белым поясом на уровне второго этажа. Окна двух последних

этажей, спаренные, неширокие, с килеобразным завершением

и белыми жгутообразными наличниками, создавали строгую и

вместе с тем яркую гармонию. Окна первого и второго этажей -

большие, с полукруглым завершением и наличниками уже

иного рисунка - подчеркивали членение главного корпуса.

Здание было эффектным, необычным и смелым по

решению. Но черты древнерусского зодчества, так дерзко

выступавшие здесь, вызывали раздражение и неприязнь

архитекторов, привыкших к бездумной серятине, которая

воплощалась в некоторых городах страны потоком, либо к

заумному модерну, проекты которого пылились в архивах

архитекторов. Обсуждение проекта Олега Остапова проходило

на редкость бурно, яростно. Дерзкого автора оскорбляли,

высмеивали, оглупляли, навешивали на него всевозможные

ярлыки. Его гостиницу называли монастырем двадцатого века,

этаким антимодерном. Олега обвиняли в реставраторстве,

стилизаторстве, эклектической неразборчивости, дремучем

архаизме, профессиональном невежестве. В его проекте

находили элементы всех эпох и стилей, начиная с суздальско-

владимирского. Находили и барокко, и русский классицизм. А

больше всех досталось апсидообразным объемам ресторана и

взметнувшемуся ввысь шатру со шпилем и золотым петушком.

Находили диспропорции и дисгармонию и конечно же

"архитектурные излишества", мол, давно и поделом

осужденные и преданные анафеме. Ошеломляющим

диссонансом на обсуждении прозвучала речь первого

секретаря Подгорского горкома партии, выступавшего от имени

заказчика. Это был молодой, энергичный человек, еще

сохранивший в себе задор и прямоту комсомольского вожака.

Не боясь оказаться в положении белой вороны, он уверенно и

несколько торопливо подошел к трибуне, поправил роговые

очки, которые носил постоянно, и начал, нисколько не

волнуясь и глядя в зал с доброй, располагающей улыбкой:

– Товарищи архитекторы! Я - рядовой потребитель вашей

продукции, один из возможных жильцов будущей гостиницы.

Но, кроме того, я патриот своего города Подгорска, и мне

совсем небезразлично, что за здание будет стоять в центре

нашего города, не испортит ли оно уже сложившийся

архитектурный ансамбль. Убежден, что все выступающие

здесь ораторы были откровенны и высказывали свое личное

мнение, демонстрируя свои личные вкусы, идейные и

эстетические позиции. Я тоже буду откровенен. Меня крайне

удивил, если не сказать резче, тон выступлений и вся

атмосфера обсуждения. Как-то не верится, что я нахожусь в

творческом коллективе. Откуда такое недружелюбие к

товарищу, оскорбления, насмешки?.. А ведь проект товарища

Остапова интересный, оригинальный, он хорошо вписывается

в ансамбль нашего города, древнего русского города со своим

неповторимым архитектурным лицом. Здесь нас пугали

разными словечками: "стилизация", "антимодерн",

"реставраторство", "эклектика" и тому подобное. Я не

архитектор, но понимаю значение и смысл вышеназванных

ярлыков. Именно ярлыков. Обратился художник к древним

традициям своего народа - и это уже "стилизация",

"реставраторство". Где-то использовал, по-своему, конечно,

опыт своих далеких и менее далеких предшественников - это

уже "эклектика". Зачем же так, товарищи? В Москве есть

Казанский вокзал. Его проектировал выдающийся зодчий

Щусев. Великолепное здание, прекрасное. А разве не

навешивали ему ярлык "стилизация"? Было. Лично мне

нравится проект Олега Борисовича Остапова. И мы -

руководители города Подгорска - будем бороться за него!

Боролись, но потерпели поражение. Тогда Олег сделал

для Подгорска новый проект гостиницы, который и был

утвержден, хотя и он прошел с большим "скрипом", отстоять

его стоило немало сил. Дело в том, что проектировать

гостиницу в Подгорске хотел сам Штучко, мотивируя свое

желание тем, что новое здание исполкома построено по его

проекту. Но у Олега был такой же козырь: по его проекту

построен Дворец культуры. Штучко боялся, что гостиница,

спроектированная Остаповым, "затмит" его "шедевр", и

поэтому в порядке компромисса он предлагал поручить

проектирование гостиницы кому-нибудь другому, только не

Остапову. Но тут заказчик проявил твердость, и проект

Остапова, с многочисленными поправками и замечаниями,

был утвержден.

Валя появилась в мастерской Олега за несколько минут

до приезда товарищей из Энска. Она вошла в просторную

комнату с одним большим окном, через которое бил поток

ослепительно яркого июньского солнца, сияющая от счастья,

слегка смущенная и какая-то новая, неожиданная, что первые

минуты Олег стоял ошеломленный, смотрел на нее большими,

удивленными глазами и мысленно спрашивал самого себя: она

это или какое-то сказочное видение ворвалось в его обитель?

Новая прическа совершенно изменила ее лицо. А платье, ее

нарядное светлое платье, придавало стройной фигуре

стремительный и легкий взлет.

– Что вы на меня так смотрите?
– улыбаясь, заговорила

Валя, и щеки ее покрыл легкий румянец, а густые ресницы

взволнованно трепетали.

– Не узнаю. Или мне снится...

В темно-голубой рубахе с длинными рукавами и серых

брюках, он стоял перед Валей как зачарованный. Что-то

неотразимое, повергающее исходило от нее, и Олег понял, что

для него в целом мире нет ничего дороже этой женщины.

Раздался звонок, резкий, какой-то неожиданный. Они оба