Бородинское поле

закрыл за собой дверь.

– Студент или работает?
– полюбопытствовал Макаров,

кивнув на дверь.

– В телеателье. Приемники, телевизоры ремонтирует.

Макаров изложил свою просьбу, и библиотекарша

любезно предложила ему пройти к стеллажам, сказав:

– Выбирайте, что вам нужно.

Среди небогатого выбора по интересующему Макарова

вопросу была небольшая, хорошо иллюстрированная книжица

Прокопия Александровича Тельтевского "Древние города

Подмосковья". Ее и взял Глеб Трофимович. А в магазин так и

не пошел, придумал отговорку: а вдруг Николай Александрович

быстро управится с делами в кадрах, заедет, как обещал, а у

них никого нет. И правильно поступил: не успел он прийти

домой, как заявился Думчев без предварительного

телефонного звонка. Возбужденный, сияющий, весь какой-то

буйный, и по его глазам, горящим веселым блеском, Глеб

Трофимович понял, что опасения его друга были напрасны.

Лихо бросив на вешалку фуражку, Думчев размашисто вошел в

кабинет и, не садясь, закурил. "Однако ж чем-то сильно

взволнован", - решил Макаров, предлагая Николаю

Александровичу сесть. Но тот заговорил стоя:

– Можешь поздравить новенького генерал-лейтенанта.

– Вот это сюрприз! - легко вскочил Глеб Трофимович.
–

Давай руку, Коля. Рад, очень рад. Собственно, этого я давно

ожидал. И вот - свершилось. Все справедливо, заслуженно.

– Но это еще не все, - сказал Думчев, садясь в кресло.
–

Получил новое назначение. - Он вмял в пепельницу только

начатую сигарету, словно вспомнил, что Макаров не курит.

Жесты его были резкие, они выдавали крайнее волнение. Да и

было от чего: предполагал одно, а вышло совсем другое.

– Куда?
– спросил Макаров.

– В Зауралье.

Многозначительная пауза, суровые лица, единые мысли.

Наконец Думчев нарушил молчание:

– А знаешь, кого назначили мне заместителем? Новикова

Виктора Федотовича.
– Для Думчева такое назначение подобно

сенсации. Макаров не нашел в этом ничего неожиданного или

необычного, сказал:

– Что ж, это хорошо.

– Что ты нашел хорошего?

– Молодой, энергичный. За плечами академия.

– Даже слишком. А все излишества, как известно,

вредны, - улыбаясь, сказал Думчев.

– Что ты имеешь в виду?

– Слишком молод, слишком энергичен, чересчур

грамотен.

Макарову такой ответ показался странным и

несправедливым.

Возразил:

– Хочу тебе напомнить: наш генералитет в годы

Отечественной был гораздо моложе гитлеровского

генералитета. Жукову и Рокоссовскому в сорок первом году

было по сорок пять. Черняховский в тридцать семь лет

фронтом командовал. Результат тебе известен: молодые

побили старых. А что касается энергии и образования, то эти

два багажа никогда не считались недостатком и никому не

мешали.

– Да я не об этом, - перебил Думчев. - Тут дело

субъективное и касается исключительно Новикова. Фанаберии

в нем навалом. Недавно инспектировал меня. Разговор у нас

состоялся неприятный... Ну да ладно!

– А ты отбрось личное, субъективное. Оно всегда было

помехой.

Думчев молча кивнул. Вспоминая инспекцию Новикова и

не желая продолжать неприятный разговор, он сказал:

– Могу тебя порадовать: твой племянник - хороший

солдат, из него может получиться настоящий мужчина.

И Николай Александрович рассказал своему другу, как

Игорь Остапов проявил бдительность. Это была приятная

новость, о ней Макаров услышал впервые.

– Видал, каков! А родители ничего не знают.

– Военная тайна, - лукаво подмигнул Думчев.
– Паренек

умеет хранить. Но ты порадуй Варю и Олега, не вдаваясь,

конечно, в детали. Им будет приятно.

– Однако что ж мы так: такое событие, можно сказать, два

события - новая должность, новое звание. Надо отметить, -

забеспокоился Глеб Трофимович.
– Ты не обедал?

– Перекусил. Но закусить готов. Благо есть повод. Я тут

захватил на всякий пожарный.
– Думчев пошел в прихожую и

достал из своего портфеля бутылку коньяка и бутылку

шампанского. - Поскольку вкусы наши не совпадают. Сухого

вина, достойного твоего внимания, в магазине не оказалось, и

я взял для тебя шампанского. Тоже сухое. Сойдет?

Пожелав Николаю Александровичу успехов и выпив

фужер шампанского, Макаров заговорил с чувством горечи и

озабоченности:

– Китайское руководство теряет голову. Кто бы мог

подумать? Такая страна, великий народ, казалось бы, идти пм

в едином строю со странами социализма. И атмосфера в мире

была бы совсем иная.

– Обстановка, Глеб, сложная. Мао загадил ее на много

лет. Усиленно насаждается слепой национализм, шовинизм,

гегемонизм. Чем-то напоминает фашизм тридцатых годов. В

самом маоизме, в его теории и практике, много общего с

фашизмом. Те же захватнические устремления под предлогом

недостатка жизненного пространства, проповедь неизбежности

войны и милитаризация, разжигание вражды и ненависти к

другим народам, жестокое подавление инакомыслия, цинизм в

дипломатии.

– Может, не столько цинизм, сколько провинциальная

тупость, глухота и невежество, - вставил Глеб Трофимович.
– И

это до боли прискорбно. Вдумайся только: великая нация, с

древней культурой, с богатыми революционными традициями,

идеи Сун Ятсена. И вдруг - такой оборот. В сущности, поворот к

прошлому, к варварству, к реакции. Прискорбно это, Николай.