Бородинское поле

темноту ночи, хотя ясного представления, что принесет ночь, у

них не было. Отряд, в котором служил Олег, уже шестой час

отбивал атаки гитлеровцев. Это был не батальон, не рота, а

именно отряд, потому что кроме ополченцев в нем находилось

человек тридцать курсантов, человек двадцать вышедших из

окружения бойцов и взвод 17-го стрелкового полка. А всего

набиралось около двухсот человек, командовал ими старший

лейтенант Сошников. Он же, этот Сошников, еще в учебном

батальоне, когда выдавали ополченцам оружие, вручил Олегу

бронебойное ружье, в то время как другие получали

обыкновенные трехлинейные винтовки. Почему среди

немногих добровольцев Остапов удостоился противотанкового

ружья, он и сам не знал. Может, просто он вызвал симпатию у

Сошникова своей скромностью и исполнительностью, а может,

гражданская профессия Олега заставила старшего лейтенанта

проникнуться уважением к архитектору.

Всего в отряде было четыре бронебойки, притом три

длинноствольных, тяжелых, с крупнокалиберным патроном, и

только у Олега легкая, почти как старинная берданка, и калибр

пули тоже винтовочный, только гильза более емкая, пороху в

ней раза в три больше, чем у обыкновенного винтовочного

патрона. Остапов даже усомнился: как это такая махонькая

пуля может прошить броню, которую и снаряд-то не всякий

берет? Но Сошников внушительно рассеял все его сомнения,

сказав, что именно в пуле тут и кроется весь секрет, что она не

обычная, а особая, бронебойная, летит с бешеной скоростью и

врезается в броню. Олег поверил и ждал случая, чтобы на

практике удостовериться в бронебойной силе своего ружья.

Случай этот представился ему после полудня, когда их

позиции бомбила фашистская авиация, перед тем как пошла в

наступление пехота. Во время бомбежки Олег, как и его

товарищи, сжался в комок на дне окопа, потому что было,

может, не столько страшно, как до жути неприятно: в первый

раз он попал под бомбежку. А с непривычки - это любой скажет

– всегда неприятно попадать под бомбежку. Вспомнил Варю и

певичку Москонцерта, о которой Варя рассказывала. Как-то

неловко ему стало за свою робость, и он выпрямился. Правда,

из окопа не высунулся - это уж ни к чему было бы, - но смотрел

в небо, наблюдая, как от самолета отрываются бомбы. И в тот

же момент рядом с ним оказался старший лейтенант. С ним

стало спокойней и совсем не страшно. А Сошников схватил его

противотанковое ружье, прицелился и выстрелил по самолету.

А когда объятый пламенем "юнкерс" рухнул где-то недалеко за

дорогой, Сошников, сам немало удивленный, по-мальчишески

завизжал от восторга, а затем торопливо загнал в патронник

патрон, выстрелил еще, уже не целясь, вслед удаляющимся

самолетам.

– А вы говорили - берданка! - победно тряс Сошников

ружьем перед глазами пораженных бойцов. - Это же

универсальная зенитно-противотанковая пушка. По такой бы

пушке да на каждого бойца! Мы б их, паразитов, проучили, мы

б им показали...

Он не договорил фразы: разорвавшаяся мина сразила

старшего лейтенанта наповал. Это была первая смерть на

войне, которую Олег Остапов видел воочию, такая

неожиданная, странная и нелепая. И опять он вспомнил

певичку, которая погибла где-то здесь, когда копала, возможно,

вот этот окоп, в котором сидит он, архитектор Остапов, а рядом

с ним прислонившееся к срезу сырой, холодной земли уже

бездыханное тело старшего лейтенанта.

Сошникова не успели похоронить, как начался

шквальный артиллерийский обстрел их окопа. Командование

отрядом принял лейтенант Аннушкин. Отряд ожидал атаки, и

прежде всего танковой. Бойцы знали, что картофельное поле

перед их окопами минировано. Минное поле вселяло больше

надежды, чем четыре бронебойных ружья, противотанковые

гранаты и бутылки с горючей жидкостью.

Атаку начали танки. Они выскочили из леса волчьей

стаей и сразу, без остановки, ринулись в сторону окопов. Олег

выбрал себе один, головной, и, держа его на мушке, ожидал,

когда между ними сократится расстояние метров до двухсот.

Он не успел выстрелить: произошел взрыв, столь мощный, что

стальное чудовище опрокинулось набок, его заволокло дымом.

Очевидно, танк наскочил не на мину, а на фугас, для которого

минеры не пожалели взрывчатки. А через минуту - второй

взрыв, не такой сильный, но с танка все же снесло гусеницу.

Фашисты сразу сообразили, что перед ними минное

поле, и не стали рисковать: одиннадцать машин развернулись

влево и, обойдя окопы стороной, устремились на восток в

сторону Утиц, уже не встречая на своем пути никаких преград.

Из наскочившего на мину танка, как мыши, выскочили члены

экипажа и бегом помчались к лесу. Вдогонку им отряд открыл

беспорядочную, пальбу, пока лейтенант не остановил бойцов

грозным окриком:

– Прекратить! Незачем попусту патроны тратить. - И,

подойдя к Остапову, без слов, как тогда Сошников, взял из рук

Олега ружье, начал целиться в убегающих танкистов. За

лейтенантом теперь смотрел весь отряд: ну-ка покажи, чего ты

стоишь? Лейтенант Аннушкин понимал, что за ним наблюдают

подчиненные и что от этих выстрелов зависит его

командирский авторитет. Возможно, поэтому он волновался и

первую пулю пустил "за молоком". Но вот он снова

прицелился, теперь уже обстоятельно, не торопясь. Бойцам