Бородинское поле

прибытия на Бородинское поле не расставался с автоматом.

Передовая группа немцев, достигнув наших окопов и не

успев отдышаться, открыла огонь по отступающим.

Естественно, они заметили и всадника, вихрем скачущего

наперерез бегущим. Гоголев скоро понял, что остановить отряд

ему не удастся, да сейчас это едва ли имело бы смысл, теперь

важно было благополучно доскакать до рощи: слишком

заманчива была цель - скачущий вдоль фронта всадник.

Смертельно раненная лошадь упала не сразу: она

вначале слегка замедлила свой бег. И все же Гоголев не сумел

удержаться в седле: слишком велика была скорость. Он

слетел через голову коня и, к счастью, довольно удачно: ноги

не застряли в стремени, и он отделался легким ушибом.

Лошадь пробежала еще метров пять и затем рухнула

замертво. Прихрамывая на ушибленную ногу, Гоголев побежал

в рощу, до которой теперь оставалось всего ничего, каких-

нибудь полсотни метров. У самой рощи его настиг лошадиный

топот: это примчался Акулов, оставленный им при батарее. Он

соскочил с седла, запыхавшийся, взволнованно-бледный, и

сразу, с трудом переводя дыхание и глотая слова, заговорил:

– Вы не ранены, товарищ батальонный комиссар?

– А вы зачем здесь? - вместо ответа строго спросил

Гоголев, но глаза его, встретившись с преданным

взволнованным взглядом Акулова, смягчились.

– Командир батареи послал, когда вы уп... когда лошадь

упала.- А вы удачливей меня, целехонек, - уже дружески сказал

Гоголев. - А теперь скачите на восток через рощу. Там на

противоположной опушке найдете нашу батарею. Передайте

командиру мой приказ: выделить один огневой взвод в мое

распоряжение - вот сюда, на эту опушку. И повозку со

снарядами. Живо!

Акулов только и сказал "Есть!" и тут же мигом умчался

выполнять приказ, догадываясь, зачем комиссару понадобился

на этой опушке огневой взвод артиллерии.

Войдя в рощу, где теперь группками и вразброд

толпились только что оставившие окопы бойцы, Гоголев сурово

и с укором всматривался в их растерянные, подавленные

лица, ища среди них командира. И, не найдя, спросил:

– Кто здесь старший?!

Бойцы молчали, понуро поглядывая друг на друга. Тогда

из-за ели вышел старшина, долговязый, нескладный, в шинели

с оторванным хлястиком. Голова его была перевязана грязным

бинтом. Синие глаза смотрели печально и виновато,

– Был старший лейтенант Сошников, да убило осколком

мины. А до этого в полдень политрука схоронили. После

лейтенант Аннушкин оставался за старшего. В медсанбат

отправили. Едва ли выживет.
– Он говорил медленно, тягуче, и

это раздражало Гоголева.

– И все? Больше нет командиров?
– спросил комиссар.

– Теперь, выходит, нет, - ответил старшина, сбочив голову,

и отвел в сторону взгляд.

– Бой был сильный на первой линии, товарищ

батальонный комиссар, это еще до полудня, - вклинился в

разговор шустрый сержант, белобрысый, со сбитой набок

ушанкой. - Потери были у нас большие. Многих ранило, а

многих совсем...

Нельзя было медлить, и Гоголев приказал старшине

собрать отряд, а сержанту - выставить на опушке рощи

охранение. Он был разгневан. Он считал, что отряд мог и

обязан был защищать окопы, не имел права отступать. Да,

немцы превосходили числом. Но это пехота. Из четырех

поддерживающих пехоту танков три подбила наша

артиллерия, четвертый отошел обратно к лесу. А пехоту можно

было остановить ружейно-пулеметным огнем, наконец, у

самых окопов забросать гранатами и контратаковать. Он был

убежден, что фашисты не выдержали бы дружного,

организованного отпора и их атака непременно захлебнулась

бы. Понимал он и то, что отряд понес серьезные потери,

защищая первую линию окопов. Это была уже вторая линия.

Люди устали. Их физическое и моральное напряжение было на

пределе, но это не оправдание для отхода. Люди должны были

и могли драться и побеждать.

Отряд собирался медленно, молчаливо. Бойцы избегали

взглядов друг друга, чувствуя за собой вину. Старшина

построил отряд, подал команду "Смирно" и произвел подсчет.

Гоголев посматривал на восток: он ждал ординарца с огневым

взводом. Старшина доложил:

– Товарищ батальонный комиссар, отряд в количестве

восьмидесяти трех человек по вашему приказанию построен.

– Вольно, - глухо сказал Гоголев и поднял прямой и

обжигающий взгляд на стоящих между деревьев бойцов. Он

знал, что сейчас многое зависит от него самого, и не только от

слов, которые он скажет отряду, но и от его поведения, от его

личного примера мужества, воли, характера. Люди, которые

видят его в первый раз и которых он поведет в атаку, на

пулеметы и автоматы врага, должны ему поверить. Первую

фразу он уже обдумал: надо прежде всего представиться. И он

сказал, сохраняя спокойствие: - Я - комиссар противотанкового

артиллерийского полка Гоголев. Основная часть наших орудий

стоит на Бородинском поле. Здесь - один дивизион. Это наша

батарея поддержала вас огнем, когда фашисты атаковали из

леса. Наши орудия подожгли три танка, которые шли на ваши

окопы, и заставили четвертый бежать с поля боя. Фашисты бы

ни за что не прошли, если бы вы не дрогнули.
– Он замолчал,

сурово нахмурился, глядя в землю, затем поднял тяжелый