Брак с летальным исходом

Или же такое обращение — не более чем совпадение.

Времени до возвращения горничной оставалось не так уж и много, и я заставила себя вернуться к письму.

«Нам известно, в каком безрадостном положении вы оказались. Но не падайте духом. Помните: в Аллегранце у вас ещё остались друзья, которые желают как можно скорее вызволить вас из беды. Мы начали независимое расследование обстоятельств гибели Эдвина. Спешу вас обрадовать: у нас есть все основания подозревать, что с вас могут быть сняты обвинения по этому делу. Как нам известно, дознаватели из службы магического контроля обнаружили на вас след ментального воздействия. Но это в равной степени может означать и то, что таковому подверглись вы сами, не будучи ментальным магом. Именно это мы и пытаемся сейчас доказать.

Понимаете ли вы, что это означает, Фаринта? Если закон признает вас невиновной, то смертельный приговор, который чуть было не привели в исполнение, лишится юридической силы. А значит и брак с лордом Кастанелло магистрат будет вынужден признать недействительным, и расторжение его произойдёт даже в том случае, если лорд откажется дать вам свободу. Я не могу гарантировать, что мы сможем вернуть вам все конфискованное имущество, но клянусь, что сделаю все, что в моих силах, чтобы восстановить ваши права и доброе имя.

Но для того, чтобы без помех вывезти вас, когда придет время, необходимо добиться смягчения условий вашего проживания в поместье. И в этом, драгоценная Фаринта, нам нужна ваша помощь. Уверен, что вам, очаровательной молодой женщине, нетрудно будет расположить к себе супруга, пусть даже фиктивного. Перед вашими чарами не сумеет устоять никто, в том числе и лорд Кастанелло. Привлеките его внимание, завоюйте доверие. Выбор средств в этом деле я оставляю за вами.

Надеюсь на ваше благоразумие и скорейшее освобождение. Обещаю, что после того, как вы покинете поместье лорда Кастанелло, все ваши волнения и беды останутся в прошлом».

Я на минуту отложила письмо. Меня мелко трясло от нервного возбуждения. Довериться незнакомцам казалось опрометчивым поступком, но вместе с тем мне до безумия хотелось, чтобы все, о чем говорилось в письме, оказалось правдой. Мне предлагали не просто снять с меня обвинения, нет, я могла получить куда больше. Свободу. Свободу от навязанного брака, постыдного, почти рабского контракта, жестокой необходимости во всем зависеть от лорда Кастанелло. Я почувствовала, как ко мне словно бы возвращаются силы, желание сделать все, чтобы вновь стать хозяйкой своей судьбы. Несколько строк на тонкой бумаге, спрятанной под салфеткой, вдохнули в меня жизнь. Я и не думала, что когда-либо почувствую это снова.

Образ лорда Осей, улыбающегося легко и открыто, возник перед моим мысленным взором, заставив сердце сжаться болезненным спазмом.

«Эдвин, Эдвин, чистая и открытая душа, восторженный мальчишка в свои неполные двадцать пять. Ты и после смерти не оставляешь в беде свою драгоценную возлюбленную».

Я перечитала письмо несколько раз, стараясь запомнить каждое слово, каждую черточку над «т» и угловатую гласную, цвет и плотность бумаги, оттенок чернил. Я понимала, что еще до прихода горничной письмо надо будет уничтожить. Оставлять столь явное свидетельство моих планов, даже если бы мне удалось его как следует спрятать, было, по меньшей мере, неразумно. Ничего в этом доме и в этой комнате не было по-настоящему моим, никому я не могла всецело довериться. И кто бы из друзей Эдвина ни помогал мне там, в городе, он, верно, рисковал многим, передавая мне это письмо, а потому я ни в коем случае не хотела навлечь на него неприятности.

Со стопкой свежего белья в руках, поверх которого лежали принадлежности для ванной комнаты, вошла горничная. Мое сердце взволнованно заколотилось, словно меня застали на месте преступления, и стоило немалых трудов успокоиться и принять невозмутимый вид. Еще недавно время тянулось вязкой патокой, а теперь же события, казалось, неслись вперед стремительнее скачущей лошади.

— Миледи почти ничего не съела, — заметила горничная, внимательным взглядом изучая нетронутые блюда. Я бы не удивилась, если лорд дал прислуге указания пересчитывать ложки и вилки перед тем, как унести из моей комнаты поднос. Внимание горничной было столь явно и неприкрыто, что я с трудом удержалась от едкого замечания.

— Спасибо, я не голодна.

Горничная пожала плечами и, забрав поднос, повернулась, чтобы уйти. Я окликнула ее у самых дверей.

— Передайте моему супругу, что я хотела бы поговорить с ним.

— Милорд просил не беспокоить его без существенного повода, — холодно сообщила горничная. — Из-за миледи у него и так уже было слишком много хлопот.

Я на мгновение задумалась, действительно ли лорд отдавал все эти распоряжения, или же слуги сами приняли решение отгородить опасную гостью от хозяина дома.

— Так скажите ему, что повод будет, — в тон ей ответила я. — Либо лорд Кастанелло придет сюда и ответит на мои вопросы, либо я не съем больше ни крошки и не пущу за порог никого, включая вас. И тогда на руках у достопочтенного лорда будет еще одна мертвая жена.

Пока горничная растерянно застыла с подносом в руках, я мягко, но настойчиво подтолкнула ее в спину и сама захлопнула дверь.

— Миледи вольна поступать так, как сочтет нужным, — раздался из коридора раздраженный голос горничной. — Но, уверяю, это ничего не решит.

— Я хочу поговорить с лордом Кастанелло, — в который раз повторила я. Женщина не ответила. Через минуту я услышала перестук ее каблучков и позвякивание посуды на подносе. Горничная ушла прочь.

За два дня моей голодовки никто из прислуги не сделал ни одной попытки попасть ко мне в комнату, но я все равно перетащила массивный столик и для верности подперла им дверь. От голода живот неприятно тянуло, болела голова, но я была намерена держаться до конца.

Второе письмо, разорванное на множество мелких кусочков, разделило судьбу первого. Сейчас, когда я уже больше суток находилась в комнате совершенно одна, я немного жалела об этом. Не избавься я от письма столь поспешно, у меня было бы достаточно времени, чтобы тщательнее изучить почерк, чернила, состав бумаги и другие вещи, которые могли бы натолкнуть меня на мысль о том, кем же являлся мой таинственный благодетель. По крайней мере, активные раздумья отвлекли бы меня от настойчивых голодных мыслей.

В животе вновь предательски заурчало.

Я только вздохнула.

Мужественно перетерпев первый день голодовки, я почувствовала, как дальше становится легче. Я не так уж и много двигалась и не нуждалась в существенном притоке энергии, а посему отсутствие еды не особенно тяготило меня — или, по крайней мере, так мне казалось. Горничная исправно приходила и уходила ни с чем. Судя по тому, каким тоном она отвечала на мое дежурное «Я хочу поговорить с лордом Кастанелло», женщина и сама была не против уморить меня голодом. Передала ли она мои слова лорду, или же действительно посчитала просьбу не стоящей внимания, я не знала.

Тем не менее, вечером третьего дня, когда горничная, перехватив дребезжащий посудой поднос, собралась уходить прочь, я услышала приближающиеся к моей комнате шаги еще одного человека.

— Что здесь происходит? — осведомился у горничной лорд Кастанеллло.

Снова звякнули чашки — видимо, горничная поставила поднос на столик у стены.

— Ничего особенного, милорд, — сбивчиво заговорила женщина. — В последнее время с миледи постоянно истерики случаются. То криками всех разбудит посреди ночи, то о вас спрашивает с утра пораньше, будто стряслось что. А теперь вот от еды отказываться вздумала, говорит, что пока вы, милорд, сюда сами не явитесь, никого в комнату не пустит. И, почитай, третий день уж так. Я у господина Берто нашего справлялась, так он сказал, что негоже милорда по всяким пустякам отвлекать. Вам и без нее, и без нас хлопот хватает. Но куда там. Поэтому мы не хотели…