Брат, Брат-2 и другие фильмы

— Слышь, старуха, — слабым голосом позвал Салбан. — Сегодня ночью у меня оторвались два последние пальца. Будешь меня теперь кормить, как ребенка малого…

— Было бы чем, покормила бы, — тихо отозвалась она. — Последнее съели. Теперь, если общество не пришлет, все прежде весны помрем…

— А все-таки жалко… Досадно смотреть, как они валяются на земле…

— Молчи, старик. Силы побереги!

Раздался звук, похожий на далекий крик человека. Анка открыла глаза и прислушалась. Звук повторился.

— Грегорей! Проснись! Кажется, зовут!..

Грегорей даже глаз не открыл.

— Грегорей! — тормошила его Анка. — Джанга! Приехали! Зовут! — изо всех оставшихся сил крикнула она.

Все зашевелились. Заплакал ребенок.

Джанга с трудом встал, дохромал до двери, но на пороге упал. Поднявшись на колени, он приоткрыл дверь. Вместе с облаком морозного тумана столб лунного света ворвался в юрту. Вой раздался совсем близко.

— Волки! — прошептал тунгус и поспешно закрыл дверь.

— Эй, Джанга! Вставай! Салбан умер! — крикнула Мергень.

Никто не пошевелился.

— Джанга! Грегорей!

Она встала, подбросила дров в почти потухший очаг и направилась к рыбаку.

— Вставай! Совсем старик воздух отравит! — Она дернула его за плечо, за волосы, но тунгус не шевелился. Бытерхай лежала рядом, крепко обхватив его за руку.

— Подыхаете, гнилушки?! — сказала она, сбросила остаток платья и, нагая, страшная, с обвисшими грудями и спутанными волосами, в беспорядке рассыпанными по плечам, решительно подошла к трупу.

Толчком ноги она столкнула тело на пол. Раздался короткий, тупой удар. Она попробовала за руку подтащить тело к двери, но рука легко поддалась, тогда как тело не сдвинулось с места. Мергень отбросила руку. Отыскала в куче хвороста два толстых сука и с помощью их стала подталкивать тело Салбана ко входу. Дверной порог задержал ее.

— Джанга! Грегорей! Доходяги проклятые! Помогите же выбросить его! — в бессилии закричала она.

Никто не пошевелился.

Мергень собралась с силами, обвязала нос платком, схватила тело в охапку и попыталась перевалить его через порог. Бесформенное, мягкое туловище Салбана задевало за косяк провисшими частями. Потоки морозного воздуха лились на нее сквозь открытые двери; коченели руки и ноги.

С трудом она управилась с задачей, быстро закрыла дверь и подошла к огню.

— Теперь уж точно заболею, — прошептала она, растапливая в котелке лед.

Кричал ребенок.

Она тщательно обмыла тело, взяла лучшее платье Анки и решительно оделась. Затем забрала у Джанги нож, сорвала с Грегорея Анкин заячий тулуп и вышла, захватив Анкину шапку.

— Ушла? — слабым голосом спросила Анка.

— Одежду твою унесла, гадина, — сказал Грегорей, натягивая на себя, что осталось. — Слышь, Анка, давай возьмем ребенка! Еще замерзнет…

— Не встану… Сил нет.

Грегорей не настаивал.

Набег

Мергень уверенно шла через тайгу, постукивая перед собой посохом, проверяя твердость наста.

Затем — по льду замерзшего озера.

Стемнело, когда, то и дело падая от усталости и голода, она шла по узкому руслу реки.

Уже перед рассветом она достигла окраины поселка. Лаяли собаки. В юртах еще спали. Она проскользнула мимо дома и собак к хлеву. Осторожно открыв дверь, Мергень проскользнула внутрь. В хлеву кто-то спал. Его мерное дыхание внятно пробивалось сквозь сопение жующих жвачку животных.

Мергень протянула руку и коснулась мохнатой спины коровы, нащупала полное молока вымя и проскользнула под вздутый живот скотины. Она охватила вымя руками и судорожно прильнула губами к соскам. Она жадно пила, пока не насытилась.

— Кто здесь? — окрикнул ее испуганный женский голос, но Мергень была уже у двери. Она выбежала на двор и побежала к лесу еще до того, как проснулись якуты.

Когда она вошла в юрту, совсем обессилевший Джанга разводил потухший в камельке огонь. Мергень подошла к Анке и забрала у нее кричащего ребенка.

— Ничего не принесла? — вяло спросила Анка.

— Завтра принесу, — давая ребенку грудь, сказала она.

На следующий день она с трудом добралась до юрты. Она шла медленно, опираясь на самодельный костыль и посох. Простреленная нога беспомощно волочилась по снегу, оставляя за собой кровавый след.

Мрачная, с судорожно стиснутыми зубами, она без посторонней помощи перевязала рану.

Больные ничего не спросили.

Ночью Мергень бредила. Ее стоны скоро перешли в дикое, похожее на вой пение, которому вторили волки, рвущие тело Салбана.

Качаясь из стороны в сторону, Анка подошла к лавке, где лежала Мергень, взяла мертвого младенца и положила на пол у входа.

Как-то днем обитатели юрты услышали зов снаружи. Анка, Джанга и Грегорей поплелись к выходу. По дороге Анка взглянула на Кутуяхсыт. Та неподвижно лежала с закрытыми глазами.

— Не подходи! Стой! — заревел якут, когда они открыли двери. Он угрожающе выставил вперед копье-пальму. — Я вам еду привез! Общество послало. До весны должно хватить. Больше не будет! Сами голодаем… Джанга, тебе сети новые. Лови рыбу! Сами промышлять должны, не все же помираете! — опасливо кричал якут издалека.

— Старые всегда сети, дырявые, — не в силах кричать, тихо проворчал Джанга.

— И пусть эта чертова дочь Мергень не шляется! Скажите ей, что убьем ее, как собаку! Нет такого закона, чтобы мор по земле разносить!

— Послушай! Не уходи… — слабым голосом начала Анка. — Скажи князю, пусть Петручан скот мой отдаст… И вещи…

— Говори громче! — прокричал якут.

— Подойди ближе, не бойся. Я здоровая!

— Это ты, Анка?!

— Скажи князю, пусть отдаст мой скот и вещи! — из последних сил крикнула она. — Они мои… у Петручана!..

— Пусть прикажет, а то сами пойдем за ними! — вдруг уверенно крикнул Грегорей.

— Не смейте! Запрем в пустую юрту и сожжем! Всех подлецов сожжем! — испуганно кричал якут.

— Всех отравим! Всем яд привьем! — яростно выкрикнула Мергень из дверей юрты, однако не решаясь выходить наружу.

— Что, она с ума сошла?! — испуганно крикнул якут. — Думаете, нам не жаль вас? Даем сколько можем! И князю скажу! Только вы уж пощадите нас, не трогайтесь с места!

— Иди с богом! Не желаем мы вам зла… Не хотим мы, чтобы все болели, — говорил Джанга, но якут не слышал его. Он бежал за нартами, оставив привезенное с собой на снегу.