Брат, Брат-2 и другие фильмы

По реке шел лед. Льдины со скрежетом наезжали одна на другую.

Весна

Джанга смолил на берегу лодку. Он прилежно водил горячим железом по швам, предварительно усыпанным толченой лиственной смолой, и пел протяжную русскую песню. У огня сидела Бытерхай с веником желтых полярных анемонов на черных прямых волосах и внимательно слушала песню рыбака. Другого платья на ней не было.

— Ты это как поешь, Джанга?

— А что? Нравится тебе?.. Это «губернская песенка», русская! И-и-и… Сколько там на Юге чудес! Церквей сколько, домов из камня, людей… Ох-сиэ! Ходил я туда… Ты, девка, не думай, что я всегда был такой безногий… Нет, и я был проворен, и меня женщины любили…

— Там тоже якуты живут? — спросила Бытерхай.

— Зачем якуты? — удивился Джанга. — Там русские живут. Нуча!

— А какой он, нуча?

— Нуча — господин. Он белый, сильный, красивый, с густыми волосами вот здесь… Борода называется.

— Красивее якута? — возбужденно спросила Бытерхай.

— Не-е, якуты красивее всех, — уверенно сказал Джанга, и Бытерхай успокоилась.

На озере кое-где еще попадались льдины. Джанга с большим шумом плавал по ометанному месту, загоняя рыбу в сети. Бытерхай, свесив голову, смотрела в воду.

Потом Джанга вытаскивал сеть, и дно лодки гудело под ударами рыбьих хвостов. Бытерхай опасливо поджимала ноги от широко раскрытых щучьих пастей.

— Смотри, Бытерхай! Эта рыба — как мы… От этой рыбы болезнь наша, — сказал Джанга, протягивая к девочке рыбу со странно распухшей головой. — Такую рыбу человек съест и даже не знает, что врага съел. У них вначале, как и у людей, не заметно: только маленькие пятна под чешуей… Зарыть ее надо в землю живьем.

— Мне жаль ее, она как мы… — прошептала девочка.

— И из-под земли черви яд разнесут… Сжечь бы ее надо, да огонь не любит скверноты, сердится, мстит, — рассуждал Джанга.

Возле юрты их окружили и стали осматривать рыбу.

— Пожалуй, хороший будет год, — заметил Грегорей.

— Еще бы речку перегородить, Грегорей! Запаслись бы мы рыбой на всю зиму, — возбужденно сказал Джанга.

— Кости болят у меня. Вода холодная, — уклончиво ответил тот.

— Там городьба уже раньше стояла, — убеждал Джанга. — Не надо глубоко входить!

— Еще свалюсь вниз… Я плавать не умею.

— У меня ноги хуже твоих, а я не боюсь! — обиделся Джанга. — Коли так судить, надо сидеть и заживо гнить!

— Я с Джангой пойду, — робко сказала Анка.

— Иди-иди! Там кусты густые! — засмеялась Мергень.

— А может, ты пойдешь?! Ты ведь крепкая, удалая, — льстиво сказал Джанга.

— Посмотрим, — мрачно сказала она и пошла в юрту.

— Вот как сделаем, — решительно сказала Мергень за завтраком. — Пусть Джанга с Анкой отправляются речку городить, а мы с Грегореем нарежем тальнику и станем плести морды.

— Не-е, я тоже пойду, — вдруг сказал Грегорей. — Колья вам таскать стану. Лишь бы мог я на мостике удержаться, — говорил он, стараясь не глядеть на Мергень.

Та больше ничего не сказала. Она зло сверкнула на Грегорея глазами, бросила ложку и ушла в свой угол.

— Здесь перегородим, — сказал Джанга. — Здесь место самое узкое и неглубокое. К тому же городьба была.

Бытерхай разводила огонь.

И закипела работа. Грегорей таскал бревна, а Анка с Джангой вколачивали их в дно быстрой реки.

— А что? Побоялся! — шепнул Анке Джанга, кивая на Грегорея. — Он знает, что я лют до баб, лютее татарина… Право!

— Рассказывай! — весело смеялась Анка.

Усталые, довольные, они вошли в юрту. Огонь едва тлел.

— Не сварила ужина, проклятая баба, — в сердцах сказал Джанга.

Проснулась Кутуяхсыт.

— С голоду я уснула, — объяснила она. — А Мергень все унесла. Взяла лучший котел, топор, нож, вещи собрала в узел — и пошла. Спрашиваю ее: куда? Молчит, точно не человек… Лучший котел, топор, нож, вещи собрала все, еду… Куда, говорю? Молчит… — бормотала старуха.

— Нож, топор, котел лучший… — Джанга бегло осматривал хозяйство. — Ох-сиэ! Да она и сеть лучшую взяла. Ведь, пожалуй, и лодку увела! Надо сети, что стоят, забрать! Надо плот делать! — возбужденно говорил Джанга.

— Постой, — остановил его Грегорей. — Наверное, уже взяла их… Только ночь зря промаешься. Ну ее к черту!

— Может, и лучше, что ушла. Спокойнее будет… Если нам скот вернут, все хорошо выйдет.

— Как же… Вернут тебе!.. Разве что сама пойдешь! Как же мы без лодки-то, без сетей? — не унимался рыбак.

— Взяла лучший котел, нож, топор, вещи собрала в узел… Говорю ей: куда?.. — бормотала Кутуяхсыт.

На землю опустился туман. Джанга и Бытерхай шли к городьбе.

— Скажи, Джанга, а что, если мы столько поймаем рыбы, что не унесем? — спрашивала Бытерхай.

— Не болтай! Промышленник никогда не должен сказывать! Пусть только Бог даст, а мы как-нибудь. — Джанга остановился.

— Стоит кто-то, — опасливо сказала Бытерхай.

— Не-е, не стоит… — неуверенно сказал Джанга.

— Зато ходит… Слышишь, трещит.

— Молчи!

Они прошли еще чуть-чуть. Речка была совсем рядом, но сквозь ее явственный шум было слышно что-то еще.

— Ходит… — напряженно прислушиваясь, сказал Джанга.

Девочка от страха присела к земле.

Крепкий ветер время от времени рвал сплошную туманную занавесь. Один из таких порывов на мгновение обнажил столбы и мостики городьбы. На них стояла темная, низко склонившаяся фигура. Раздался всплеск и сопение.

— Медведь, — сказал Джанга, и они побежали.

— Медведь! — заорал он, врываясь в юрту. — И ловко мы удрали! Я и не думал, что ноги мои могут так… — возбужденно говорил тунгус.

— Не идет, не слышно! — вбежала возбужденная Бытерхай.

— Морду он нашу осматривал. Рыбы хотел поесть, — говорил Джанга.

— Мергень бы не съел, черт… — сказал Грегорей.

Анка быстро взглянула на него.

— Тихо! Нельзя про него так, — сказала Кутуяхсыт. — Где бы он ни был, он слышит, что мы здесь говорим, как человек. Даже лучше человека! Кто знает, кто он такое? Сдерите с него шкуру и увидите, как он похож на женщину…