Бремя колокольчиков

Та попыталась увернуться, но коробка попала ей прямо по шее.

– Охххх, - вскрикнула несчастная, сползая по стенке.

– Что, ох, тварь! Всем вам только деньги давай, я вам ща!... А ты что здесь?
– увидел отца Елеба настоятель.

– Я?... Пойдёмте отец Константин, я вас к себе отведу, вам там... из патриархии звонили.

– Кто там? Я с ними в Лавре молился только, что им? Опять бабла надо? Ладно, веди...

Отец Елеб уже и забыл про паренька евангелиста и с неудовольствием заметил, как тот смотрит на него, волокущего настоятельскую тушу.

Этого протестанта Елеб больше не видел.

Женщина из книжной лавки, которой досталось коробкой с книгами, попала в больницу с сильным сотрясением. Вернувшись, она всё просила у настоятеля прощение за своё нерадение и недостаток смирения с послушанием.

Алёна

Я могу надеяться только на свои ноги,

Поэтому мне нужно спешить дальше.

Но пока меня не будет, я хочу, чтоб ты знала:

Все будет хорошо!

Поэтому, женщина, не плачь,

Нет-нет, женщина, не плачь,

Давай, сестренка, не роняй слезы.

Bob Marley ^{[80] [81]} , «No, Woman, No Cry».

Она стояла с коляской под навесом у крыльца храма.

– Батюшка, благословите!

Отец Глеб благословил. Алёна поцеловала его руку.

Эти маленькие трещинки на её красивых тонких пальцах... прячущийся, но очень выразительный грустный и понимающий взгляд... грациозная лёгкость движений...

Глеб едва сдержался, чтобы не обнять её, вырвал руку и вышел из под козырька под дождь.

Года полтора назад Алёна первый раз пришла на исповедь, прочтя Евангелие и книгу Сын человеческий¹. Глеб тогда долго с ней разговаривал, объяснял. Она всё схватывала на лету, точнее, многое уже знала и понимала тоньше, чем сам Глеб, хотя ей было едва за двадцать, а ему уже за тридцать, и попом он был больше пяти лет. Её вера была глубже и точнее прочувствована, исполнена мудрости, а не умозрительного интеллекта. И она вся прямо-таки светилась, о чём бы они не говорили: о кино, о книгах, о живописи или житейских ситуациях.

Однажды, после вечерни она подошла заплаканная.

– Отец Г леб, батюшка! Я... я... беременна...

Глеб знал, что у Алёны есть парень. По описаниям, хоть и интересный, но безвольный, лёгкий и беззаботный человек из богатой семьи.

Как священник, Глеб уже со многим сталкивался и прекрасно понимал, что у них едва ли что хорошее выйдет. Девушка колебалась. Делать аборт она не хотела, но денег никаких, мать без работы, отца нет...

Глеб поддерживал её всей силой медицинских и богословских аргументов. Надежду на то, что отношения с молодым человеком образуются, не вселял, но и не развеивал, хотя уже точно понимал, чем всё закончится. За наивного мальчика, обманутого коварной девкой вступятся родители; в лучшем случае, отпишут Алёне какую-нибудь не очень большую сумму; и - адью! Так, в конце концов, всё и вышло...

Алёнин ребёнок стал настоящим сыном полка в храме. Историю прихожанки знали все отцы, кто чем мог - помогал. Даже настоятель, хоть от себя ничего не давал, но таки раскрутил одного из спонсоров на 100 долларов (серьёзные деньги в 90-е), рассказав, как весь возглавляемый им приход помогает бедной местной девушке, отказавшейся от аборта.

– Привет, батянь, заходи, - открыл дверь в свою келью отец Вячеслав.

– Как там, сильный дождь? Смотрю, опять тебя Алёнка у храма поджидала, а ты чуть и не сотрясся весь...

– Ты прям всё сечёшь... Да, я как раз об этом с тобой поговорить хотел, - отозвался Глеб, заходя в тесную комнатку и присаживаясь на единственный стул.
– Ты ж сам бывалый. И хипповал в 70-е, и у старца столько лет в послушниках... Ну, во всяких историях бывал...и с бабами в том числе... Знаешь, оно как. Я себе ничего не позволяю. Держусь... Ну, и она тоже... Но ведь думаю всё время о ней. Ведь моя так меня не понимает, не чувствует. Всё невпопад, не то... Ас Алёной - как на одном дыхании... С другой стороны, я вот ещё чего подумал сегодня. Я же полгода служил, до того, как в Москву перевёлся, у монаха одного, бабами себя окружившего и всех их на себя замкнувшего в этакой духовёности... Ну, ты понимаешь... А может, и я не напрасно её так к себе притянул? Тащусь от этих наших бесконтактных отношений, а она - молодая девчонка... хорошая... У неё ж ничего такого в голове не было. А я со своими благими пожеланиями. Вот кого я из неё сделал? Церковную побирушку?

– Не-не, Глебушка, давай без достоевщины этой. Из тебя тот монах, что из меня Папа римский. Не умеешь ты онанистическую духовёность создавать вокруг себя, и слава Богу... А Алена... и вообще всё это... знаешь... оно ж нормально - влюбляться.

– Что?

– Ну да. Это ж естественно. Вообще представь себе, как бы мы в раю жили плодимшись и размножамшись. Обязательно каждый со своей женой! И ангел бы под древом познания нас венчал! И мы б потом через ребра размножались? Это ж всё монашеский бред!

– Не. Мы ж, как ангелы, на Небе будем. Ни жениться, ни посягать...

– Сам ты какангел со своей Алёной! Нормально мужикам всех баб любить, а бабам - всех мужиков. И иметь общих детей! Это хорошо. Это и есть рай, то есть жизнь по любви. Но дело-то в том, что мы же не можем всех, а хотим только тех, кто нам приятен. И не можем мы без страстей. Так, чтоб не делить и не присваивать, а именно - любить...

88

– Вот сам говоришь без достоевщины, а такое несёшь, прям Лето любви какое-то... ^[82]

– Не путай Божий дар с яичницей! То есть, любовь с достоевщиной! Да... Поэтому и дана нам моногамия для воздержанности, но это ж именно что из-за испорченности нашей...

– Хоть и на том спасибо, падре!

– ...но лучше уж плотью согрешить, чем этак духовно под себя людей подламывать и считать, что святостью всякой занимаешься, - продолжал старший священник.
– Это я не то что призываю тебя к этому - нет. Ничего хорошего не выйдет. Вот даже трахнешь ты эту Алёну, если даст, конечно... Ну, или уйдёшь к ней. Это ж всё равно ничего не решит, а только запутает. Поверь уж моему опыту!

– Да я понимаю, не маленький, чай... Но... всё равно хорошо, что ты это всё сказал. Всё легче как-то... Хотя насчёт любви ко всем... это я как-то по- другому представлял... м-да...

Глеб шёл к метро, думал... Любить без страсти и без всей этой поддельной фигни, и бесконтактного, но от этого ещё более мерзкого использования человека - вроде просто, а поди ж ты... И красивая такая Алёна... Как представишь её, когда она... Нет, лучше не представлять! Лучше молиться...

Он глубоко вдохнул сырой осенний воздух и стал про себя произносить Молитву мытаря^[83]. Тупик стал превращаться в подобие тоннеля.