Бремя Могущества

Тремейн в ужасе отшатнулся.

— С ума сошел! — вырвалось у него. — Да я к нему не притронусь!

Гордон секунду или две молчал, яростно сопя.

— Чего ты боишься? Он что, укусит тебя, что ли? — с издевкой проговорил он.

Но Тремейн уперся как бык и только упрямо мотал головой.

— Пальцем я не дотронусь до этого типа, — повторил он. — Можешь думать, что хочешь, но к нему я не притронусь.

Гордон выругался и, стараясь подавить растущее отвращение, попытался приподнять голову покойника. Незнакомец этот оказался на удивление тяжелым, и кожа его на ощупь была холодной и крепкой, словно дерево. Но дело пошло.

— Ну тогда хоть книжку возьми, — сказал Гор- дон. — Я его пока подержу.

Тремейн послушно протянул руку за книгой, но вдруг снова отдернул ее.

— А зачем она тебе?

— Черт возьми, да это же старинная вещь, — возбужденно стал растолковывать ему Гордон. — Она, может, целое состояние стоит. Давай забирай!

— Тремейн, глубоко вдохнув несколько раз подряд, быстро выхватил книгу из–под мертвеца. Ему показалось, что неживые пальцы попытались удержать ее, словно желая защитить от чужого посягательства, и ногти царапнули по странице с таким звуком, будто кто–то скребанул железным гвоздем по стеклу. У Гордона по спине побежали мурашки. Он поспешно уложил мертвеца и отскочил от стола.

— А теперь давай отсюда! — сказал он. — И побыстрее!

— Зажав книгу под мышкой, Гордон без слов помчался к двери. За ним ринулся и Тремейн, но вдруг замер на полушаге, обернулся и посмотрел на покойника. Он был уверен, что уже где–то видел этого человека. Черты его лица были теперь застывшими и странно искаженными, но что–то в них показалось ему очень знакомым…

— Отбросив эти мысли, он круто повернулся и устремился вслед за Гордоном вниз по лестнице.

— Если бы Гордон с Тремейном задержались здесь еще на минуту, они бы увидели, как мертвец, двигаясь медленно, неестественно, словно кукла, снова уселся за стол. Если бы они обошли стол, то смогли бы убедиться, что он не был ни мертвецом, ни вообще человеком. Во всяком случае, ниже пояса.

— До пуповины тело его полностью копировало человеческое. Ниже начиналась серая, пульсировавшая масса, сероватая гора трепыхавшейся полупрозрачной слизи, неведомо как взобравшаяся на стул и отрастившая тоненькие, блестящие ручонки, мертвой хваткой вцепившиеся в ножки стула…

— Да мне абсолютно все равно, как ты это называешь, — возбужденно говорил я. — Это было поражение, а если, к тому же, книги эти пусть даже наполовину так опасны, как ты мне расписывал, то тогда это уже… — Я замолчал.

Говард слушал мой монолог уже, наверное, с час, и единственной его реакцией на мои слова было периодическое раскуривание тонких, черных сигар, заполнявших крохотную каюту мерзкими, вонючими клубами дыма.

Постепенно мне стало казаться, что он меня специально выводил из себя своей невозмутимостью. Уж поневоле в голову полезут подобные мысли, когда твое бешенство с завидной регулярностью отскакивает от того, кого ты решил выбрать объектом критики, как от брони. Я в беспомощной злости сжал кулаки, устремил на Говарда полный презрения взгляд и потом демонстративно отвернулся. Больше всего мне хотелось сейчас просто вскочить и умчаться куда–нибудь подальше, но в скорлупке длиной в пятнадцать футов, согласитесь, не очень много места для уединения, а отправиться на палубу и через пять минут вернуться сюда же, дрожа от холода, — такая перспектива удручала меня еще больше. И я, наплевав на все, решил остаться.

Говард смотрел на меня сквозь голубые клубы сигарного дыма, стеною вставшие между нами, потом, испустив демонстративно громкий вздох, придушил окурок в переполненной пепельнице.

— Тебе стало легче? — ровным голосом осведомился он. — Я имею в виду — после того, как ты высказал все, что намеревался, — сейчас тебе легче?

Ему не удалось окончательно избавить свой голос от иронических интонаций, и теперь уже я ответил ему мрачным взглядом. Разумеется, я сказал все, что хотел, и с полсотни раз, наверное, повторил. Вот только ответа не получил.

— Ты ведешь себя так, словно это обычнейшая вещь, что мы…

— Разумеется, это не так, — вздохнув, перебил меня Говард и снова принялся раскуривать сигару. — Просто мы ничего не добьемся, если, понесемся как угорелые, Роберт. Нам ничего не остается, как только ждать.

— Ждать? — встрепенулся я. — А чего ждать?

— Ждать, пока противоположная сторона допустит оплошность, — ответил Говард. Ни с того ни с сего он улыбнулся. — Знаешь, а ты становишься очень похожим на отца, когда начинаешь сердиться. В твоем возрасте я тоже, бывало, горазд был вспылить.

— Не заговаривай мне зубы, — огрызнулся я. — Черт подери, «Говард, да опостылело мне торчать на этом корыте и ждать, что разверзнется земля и поглотит нас.

— Ну, скорее море, если уж на то пошло. — беспечно ответил Говард. — Но этого не произойдет, можешь не беспокоиться — Йог–Сотот получил то, что хотел. Думаю, он уже убрался отсюда. А если бы не убрался, то нас давно не было бы на этом свете, — добавил он уже потише и таким тоном, который уже изрядно надоел мне за сегодняшний день.

Я уже готов был рыкнуть на него, но сдержался. Самое интересное, что я ведь в глубине души понимал, что он прав. Все зависело именно от этого сундука с книгами, завладеть которым должны были мы. Но нам не повезло, и книги эти — что было уже намного хуже — попали в руки нашим недругам.

Нашим недругам… Мысль эта вызвала целую цепь неприятных ассоциаций, образов, которые я изо всех сил старался отогнать от себя, позабыть.

Я с трудом тряхнул головой и попытался разглядеть лицо Говарда за клубами табачного дыма, заполнившего каюту. Несмотря на холод, я демонстративно распахнул настежь один из иллюминаторов, чтобы проветрить крохотное помещение, но Говард успевал задымить его прежде, чем свежий морской ветер вытягивал дым из каюты. С тех пор, как мы познакомились, я его буквально ни минуты не видел без своей сигары. Я склонен был даже думать, что он и ванну принимал только с сигарой во рту. Должно быть, легкие его были черными, как душа Йог–Сотота.

Внимание мое привлек звук тяжелых шагов наверху, на палубе; Открылась дверь, впустив в каюту узенькую полоску тусклого света, и на пороге появилась широкоплечая фигура Рольфа.

Говард поднялся, вышвырнул едва начатую сигару в иллюминатор и устремился навстречу вошедшему Рольфу.

— Ну, как дела?

— Ну, в общем, как мы и думали, — прогудел тот. — Бенсена нету дома аж два дня. И ни слуху, ни духу. — Физиономия его раскраснелась от холода, накинувшегося на побережье Шотландии, — зима приближалась. — А в городе черт–те что, — помолчав, добавил он. — Лучше нам не показывать там носа.

Говарда, похоже, это не особенно удивило. Не требовалось обладать слишком уж буйной фантазией, чтобы связать все эти исчезновения людей с нашим приездом в Дэрнесс. А исчезло ни много ни мало — трое, и при весьма таинственных обстоятельствах. И именно Говард был тем человеком, который последним видел их живыми и даже общался с ними. Кроме того, масла в огонь подлило и мое внезапное отбытие из гостиницы.

Тяжело вздохнув, Говард сунул в рот новую сигару, но, к моему великому облегчению, зажигать ее не стал, а лишь задумчиво пожевал ее кончик, прежде чем откусить и выплюнуть в иллюминатор.