Бремя Могущества

* * *

Солнце еще не успело зайти, но с востока уже медленно наползали серые предвестники тьмы, и море, раскинувшееся внизу под словно обрезанным по гигантской линейке крутым и высоким берегом, гнавшее свои волны на его скалы, воспринималось как тускло–серое озеро расплавленного свинца. Шел дождь, ветер приносил с собой холодное дыхание приближающейся зимы, но человек, неподвижно стоящий у самого края обрыва, казалось, не замечал ни холода, ни дождя. Он уже долго стоял здесь, час, наверное, а может быть, и два — в странном оцепенении, не шевелясь и даже не дыша. Глаза его были полузакрыты, на лице отражалось необычное изнеможение, словно все до одной мимические мышцы его разом утратили напряжение. Руки его были вытянуты вперед и обращены к морю, словно он пытался ухватить там, вдали, что–то неосязаемое, а губы время от времени шептали странные звуки, оставаясь при этом неподвижными. Одежда его намокла от дождя, ноги были по щиколотку в грязи от осенних дождей. Но он, казалось, ничего этого не замечал. Состояние его было подобно трансу, но на самом деле его отключенное от окружающей действительности сознание бешено работало. Мысли его, прорываясь куда–то далеко, за пределы человеческих представлений, искали сейчас пути, навек заказанные простым смертным, устремляясь к замершему в ожидании гигантскому созданию, которое лежало на дне морском милях в двух от этого места. Общение между ними было безмолвным, но для этого человека весь мир вокруг сотрясался от грома, вся природа в испуге сжималась, словно под ударами исполинских кулаков каждый раз, когда в голове его слышался очередной мысленный посыл.

Воспринимаемое им ничем не напоминало слова человеческого языка. Даже звуки, время от времени произносимые им, ничего общего с нормальной, обычной человеческой речью не имели. Воспринимаемое им состояло из причудливой смеси видений, образов и чувств, из приказов, посылаемых твердой гипнотической волей и особого типа коммуникации, которая чужда человеческим представлениям, как и само это существо, чей род исчез на Земле еще два миллиарда лет назад. Воображение этого человека, его способность к фантазии, помогали ему облекать в слова жуткое и неведомое, но словам этим суждено было остаться лишь незначительными фрагментами истинных посланий, всего лишь бледной тенью истинной духовной силы этого титана — создания из переплетенных меж собой змей. Если бы человек действительно вступил в конфронтацию с этим неисчерпаемым духом, его собственный был бы размолот, уничтожен, словно тонкое стекло под ударом кулака великана. Он многое узнал, там об Этом создании и его происхождении, и многое удивило и поразило его. Голос этот (который и не был голосом вовсе, а чем–то совершенно неопределенным переполнялся наслоениями эмоций: гневом, ненавистью, нетерпением, алчностью, презрением — прежде всего, презрением. Да, многое ему удалось узнать о ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ за эти три дня, которые он провел с в беседах с Йог–Сототом, одним из семи Могущественных. Возможно, впервые один из ВЕЛИКИХ ДРЕВНИХ разговаривал с человеком и наверняка впервые одному из них потребовалась помощь человека. Он уже не раз задумывался над тем, каково созданию, извечно испытывающему к людям, к этим низшим тварям, лишь презрение да чисто научно–познавательный интерес, вдруг обратиться за помощью. Он знал, что Йог–Сотота снедало нетерпение. После всех этих миллионов и миллионов лет, проведенных в терпеливом ожидании, последние дни могли показаться ему вечностью. И все же его неслышимые духовные посылы были проникнуты спокойствием и сдержанностью. Даже духовные оковы, превратившие человека в безропотную марионетку, которая, правда, сохранила какие–то проблески собственной воли, но никак не свободу принятия решения, спали. Йог–Сотот, этот бог Зла и Уничтожения, был жесток, но жестокость эта скорее могла быть жестокостью ученого, исследователя, который без угрызений совести убивает и причиняет боль во имя достижения своей цели.

Еще долго, очень долго стоял человек на берегу и вслушивался в немые приказания своего повелителя. Когда он, наконец, вышел из транса, то был уже другим и не только внешнё».«Человек, пришедший сюда несколько дней назад, был Стивеном Махони, жителем Дэрнесса, которого считали пропавшим. А человек, который размеренно уходил с побережья, обратив свой взор к востоку, был Родериком Андарой.

Колдун возвращался.

Небольшой паб оказался битком набит людьми. Воздух здесь был настолько отвратителен, что Говард вполне мог вместо непрерывного курения довольствоваться им. Рольф, немилосердно распихивая плечами полупьяную публику, пробивал дорогу. После пронзительного холода улицы здесь было удушающе жарко, и кружки, которые хозяин выставлял перед нами на столике, были наполнены строго до половины. Но на вкус пиво оказалось отменным, что в какой–то степени примирило меня с действительностью, а из притворенной двери кухни вместе с грохотом тарелок и гомоном голосов доносился соблазнительный душок, от которого текли слюнки.

— Проголодался? — осведомился Говард, перехватив мой страждущий взор. Я кивнул, и он тут же подозвал спешащего куда–то хозяина. Тот мгновенно заметил его призывный жест, но все же Говарду пришлось потерпеть, пока тот соизволил, наконец, оказать честь нашему столику своим появлением.

— Чего вам?

Говард показал рукой на двери кухни.

— Мы голодны, — заявил он. — Можно ли принести сюда на этот стол что–нибудь из того, что так восхитительно пахнет, добрый человек?

— Если вы под этими вашими экивоками имеете в виду еду, то да, — пробурчал хозяин.

Его свинячьи глазки изучали Говарда с презрением и алчностью. Уже не впервые я убеждался, насколько же враждебны были жители этого Дэрнесса по отношению ко всем приезжим, хотя они тянули денежки из наших карманов, но, видимо, считая, что именно так все должно быть, тем не менее, в глубине души глубоко презирали нас. И хозяин «Белого дракона» тоже не был исключением. Я изобразил что–то вроде довольной ухмылки, когда мне вдруг вспомнилось название этого паба, а передо мной стоял его владелец. «Зачуханный недомерок» явно подошло бы ему больше.

— Именно это я и имею в виду, — уточнил Говард все тем же дружелюбным тоном. — А что у вас за кухня, добрейший?

— Вам придется выбирать между рыбой и рыбой, — не без злорадства пробурчал хозяин и глумливо ухмыльнулся. — Если рыбка вам не по вкусу, тогда вместо нее сможете заказать еще рыбки.

Говард раздумывал.

— Тогда мы закажем рыбу, — без тени лукавства заявил он. — Может… — он сделал паузу, привстал за столом, чтобы рассмотреть публику, и показал на небольшой столик в глубине заведения, за которым еще оставалось несколько незанятых стульев, — вы будете так любезны и подадите нам вон там?

Хозяин с усилием проглотил невидимый комок.

— Так, значит, рыбу? — решил он на всякий случай удостовериться.

— Точно, — ответил за Говарда Рольф. — Четыре порции. И чтоб побыстрее там, да? — Голос его не предвещал ничего хорошего. И хозяин это понял мгновенно.

Я едва сумел подавить злорадную ухмылку, быстро опорожнил кружку и кивнул хозяину, чтобы тот повторил, затем, повернувшись, последовал за Говардом и Рольфом, которые тем временем уже усаживались за столик. Там сидел один человек, весьма широкоплечий и примерно той же комплекции, что и Рольф, насколько можно судить о сидящем человеке. Он сидел, подперев подбородок кулаком, и дремал, глаза его были полузакрыты, а голова все время сваливалась набок, он же всеми сила старался не заснуть. Судя по всему, пьян он был в стельку.

— Вы позволите? — обратился к нему Говард, указывая тростью на свободные стулья. Человек поднял на него мутные глаза и хмыкнул, что Говард расценил как согласие. Они с Рольфом сели, помедлив, занял свое место и я. Говард перевел дух, положил перед собой на стол свою трость и шляпу и тут же полез за сигарой, а Рольф, одним глотком осушив свою кружку, с излишне громким стуком поставил ее. Наш визави вздрогнул от неожиданности и, пару раз недоуменно моргнув, хмыкнул, после чего снова закрыл глаза.

Но он лишь делал вид, что дремлет. Веки его оставались полуприкрытыми, а взгляд темных глаз из–под них оставался трезвым и настороженным. Человек этот не был ни пьяным, ни сонным. Я попытался ногой толкнуть ногу Говарда под столом, чтобы тот обратил на это внимание, но вместо этого наткнулся на Рольфа. Говард же хмыкнул и, выпустив огромный клуб дыма, принялся глазеть по сторонам.

Мы беседовали на разные отвлеченные темы, пока наконец не прибыл хозяин и не принес пива, которое я заказывал. Кружка была наполнена лишь до половины.

— Вот и чудесно, — оживился Говард. — А теперь еще две кружки для меня и моего приятеля. И еще одну для вот этого господина. — Говард кивнул на сидящего напротив нас. — Это ему за то, что мы его побеспокоили, — улыбнулся он.

Глаза сидящего мужчины медленно открылись. Несколько секунд он испытующе смотрел на Говарда, потом снова закрыл глаза. Судя по всему, жажды общения, на что рассчитывал Говард, его жест у незнакомца не пробудил. Но Г овард продолжал смеяться и шутить с Рольфом как ни в чем не бывало, и я даже подивился его непринужденности.

Вскоре хозяин снова был здесь, он принес два пива по полкружки и одну полную кружку эля. Поставил он их на стол так, что несколько капель темной жидкости попали на шляпу Говарда. Полную же кружку он толкнул через стол прямо к нашему соседу, и она замерла как раз у его носа.

Рольф, недовольно заворчав, повернулся вместе со стулом и схватил уходившего хозяина за руку. Тот сжался, испуг был написан у него на лице, и мне даже стало жаль беднягу, познакомившегося с железной хваткой Рольфа.