Бродяги Хроноленда

Мата взмахнула бритвой и провела лезвием по горлу спящего Чаплина.

Но лезвие только скользнуло по коже, словно по стальной поверхности. Чарли открыл глаза и удивлённо посмотрел на девушку. Она снова ударила бритвой по шее, но лезвие просто отскочило, даже не оставив царапины. Тогда в панике Мата попыталась отрезать усы, но окончательно проснувшийся Чарли перехватил её руку и с жалостью посмотрел ей в глаза. В его взгляде не было обиды, злобы. Только жалость. Обессиленная, она выронила оружие и села на край кровати. Чапли сел рядом, обнял её за плечи и поцеловал в щёку.

– Глупая, – сказал почти шёпотом, и она расплакалась. – Меня нельзя убить, и нельзя убивать.

– Ты…

– Да, я Хранитель.

В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату вошёл мальчик лет семи в белой футболке с Микки Маусом, в шортиках и с красным пионерским галстуком на шее. На плече его сидела белка и грызла кусок яблока.

– Прощай, – Чаплин погладил Мату по волосам. – Я ничем не могу помочь.

Мальчик достал из кармана шорт скомканную бумажку, развернул её и неожиданным глубоким басом прочитал:

– Мата Хари, за покушение на убийство Хранителя Чарли Чаплина, вы проговариваетесь…

Мата не дослушала и потеряла сознание. Тело её сползло на пол. Белка истерично расхохоталась и швырнула в Мату огрызок.

– Пожалуйста, выйдите, – сказал мальчик Чаплину, – вам не нужно это видеть.

Чарли вышел и закрыл дверь. Мальчик вышел буквально через несколько секунд.

– Спасибо, извините за беспокойство. – пионер пожал руку Чаплину, – До свидания.

Чарли вошёл в комнату, ожидая увидеть растерзанное тело и море крови, но ничего этого не было, как не было и Маты. И вообще каких-либо следов её присутствия.

Ни сумочки, ни бритвы, ни волос на подушке, словно её никогда и не существовало.

Мэнсон поговорил с Матой, бросил брезгливый взгляд на парня сидевшего на коленях и тихо подвывающего.

– Спасибо, – Мэнсон бросил телефон на землю и пошёл к Рииль.

– Дорогая, нужно попасть в одно место, и поедем ко мне, в Германию. У меня большие планы насчёт нашего будущего.

Он поцеловал её в засос, долго и слюняво, шлёпнул по попе и улыбнулся беззубым ртом.

– Эх, натворим мы с тобой дел. Вперёд!

Павел вошёл в холл, облицованный испанским фиолетовым мрамором, ткнул охраннику корочку, тот отдал честь и показал, как пройти к лифту.

В лифте его встретил лифтёр в костюме древнееврейского пастуха, даже с посохом. Выйдя на последнем этаже, Павел подошёл к столику, за которым полировала ногти симпатичная секретарша. Павел протянул ей уже начавший таять пломбир.

– Я к Иисусу.

– Он занят. У него планёрка. Подождите здесь на диванчике. Как вас представить?

– Павел.

– Апостол?

– Нет, хуже. Просто Павел. Он поймёт. Где тут у вас сортир?

Секретарша показала, куда идти.

– Бумагу дать? – она протянула рулон туалетной бумаги. – А то вечно тырят, так я выдаю под роспись.

– Нет, спасибо, мы бумагой непривычные, – ответил Павел.

Туалет тоже был оформлен богато и безвкусно. Везде бронзовые статуэточки ангелочков, унитазные бачки раскрашены облаками. Павел подошёл к умывальнику, плеснул в лицо водой, провёл мокрыми ладонями по волосам. Выглядел он совсем не комильфо. Переезды, излишества, мысли о судьбе человечества добавили морщинки, сединки и тени под глазами.

Дверь открылась и в туалет зашли двое, открыли окно и закурили, совсем не обращая внимания на человека возле раковины.

Запах хорошего табака перебил амбре освежителя воздуха.

– Как мне это всё надоело, – пожаловался один. – Работать совершенно невозможно. Нас тут за людей не считают.

– Да ладно, за такие деньги могут меня считать хоть табуретом. Грех жаловаться.

– Да ведь не в деньгах счастье.

– А в чём же?

– Ну, есть, наверное, какие-то другие критерии.

– Например?

– Например – уважение, гордость, честь и совесть. Ты меня понимаешь?

– Конечно, но всё это можно купить. За деньги.

– Чушь. Я вообще не пойму, за кого он нас держит. И, вообще, кто он такой? Откуда он взялся такой умный? Папочкин сынок. Он-то что такого сделал, чтобы командовать? Ясно, конечно, сын генерала будет генералом, сын актёра – актёром, а сын Бога – богом. Семейные традиции.

– Хватит ворчать.

– Я не ворчу, я возмущаюсь. Я бы тоже на кресте повисел денёк, чтобы потом стать богом. Что за подвиг? Миллионы людей гибли более мучительной смертью, в концлагерях, на войнах, в подвалах охранок. Знаешь того, из отдела сбыта? Его пытали двенадцать дней, кожу лоскутами срезали, ногти вырвали, глаз выкололи, кислотой поливали, а в конце порубили на куски. И что? Кто-то его сделал царём? Фигу. Младший менеджер. И таких миллионы. И никто их не канонизировал, и не сказал – давай, хочешь поправить миром хотя бы денёк. А тут беспроигрышная сделка – потерпел, стал царём навеки. Каждый бы потерпел. Что, не так? Агнец на заклании! Жертва! Ну и чем он пожертвовал? Что он потерял? Сколько людей жертвовали всем ради идеи, зная, что ничего уже для них не будет. Мучительная смерть и всё. И не ждали даже благодарности, не то что царства земного.

– Не знаю и знать не хочу. Покурил? Пойдём.

Они прошли к выходу, даже не взглянув на Павла.

Тот ещё раз брызнул в лицо водой, высушил руки и вернулся в приёмную.

Только он вошёл, как дверь в кабинет Иисуса открылась и из неё повалил народ.

Секретарша протиснулась против течения и скрылась в недрах кабинета.

– Заходите, – выглянула она из двери, когда все вышли.

– Пашка! – обрадовался Иисус. – Это же сколько лет мы не виделись! Садись. Маша, – обратился Иисус к секретарше. – Коньяк из моих личных запасов, и закусить сообрази. Да, ещё. Совсем забили голову. Сообщи всем этим бездельникам по селектору, что в субботу корпоративчик у нас. Всем быть в карнавальных костюмах. Явка обязательна. Ну, давай, друг рассказывай, какими судьбами?

– Да я. Собственно, по делу.

– Конечно, без дела уже никто ни к кому не ходит. Все занятые, все при деле. Ладно, давай выкладывай.

– Там, кстати, в сортире о тебе нелестно отзываются твои сотрудники.

– Это такой, лысоватый с усиками?

– Наверное, я не рассматривал, что у него под носом.

– Это Гапон. Работа у него такая.

– Понятно. Ися, я слыхал, ты тачки коллекционируешь.

– Не только тачки. Ещё календарики, вкладыши от «Лёлеков и Болеков», яйца Фаберже, этикетки от спичечных коробков… У меня разнообразные хобби. Ещё я коллекционирую народ, души, верующих, называй, как хочешь. Очень азартное увлечение.

– Мне календарики не нужны. Меня интересует один автомобиль. Машина времени. – Павел с надеждой уставился на Иисуса. Даже если есть, соврёт и глазом не моргнёт. Этот такой, что своего не отдаст, а если отдаст, то потом столько взамен попросит. И всё это он увидел в глазах Иисуса – сомнения типа «а оно мне надо», но поняв, что Павел всё увидел в его взгляде, всё-таки признался.

– Да, есть. Я отдал её отцу, он на пенсии, делать нечего, так он путешествует по местам боевой славы. Сейчас узнаю. – Он достал телефон. – Папа, привет! Как здоровье? Ну и хорошо. Пап, не начинай. – Иисус закатил глаза и замолчал, слушая монолог почётного пенсионера. – Пап, ну хватит, мне уже две тысячи лет, я сам разберусь, хорошо? Я по делу звоню. Ну, ты же знаешь, как я загружен. Да, а по делу могу позвонить, да…Короче, машина времени на ходу ещё? Ну и хорошо, можешь одолжить её моему другу на пару дней? Что? Горючего нет? Ну, достанут, тоже мне проблема. Короче, сегодня они будут у тебя. Пашка Морозов, помнишь? Целую, пока. Короче, – обратился он к Павлу, закончив разговор по телефону, – вас сейчас отвезут в аэропорт, на моём самолёте вас отвезут к бате. С ним на месте детали обсудите. О, а вот и Машенька с коньячком. Дела порешали, можно и расслабиться.