Бронепоезд No 14,69
Шрифт:
А он, выливая через слабые губы, как через проржавленное ведро влагу, опять начал бормотать свое.
– - Уйди!
– - сказал грубо Вершинин.
– - Чего лезешь в ноздрю с богами своими? Подумаешь... Абы жизнь была -- богов выдумают...
– - Ты не хулись, ирод, не хулись!..
Окорок сказал со злобою:
– - Дай ему, Егорыч, стерве, в зубы! Провокатеры тиковые!
Вскочив на ходок, Окорок закричал, разглаживая слова:
– - Ну, так вы как, товарищи?.. галисовать, что ли?..
– - Голосуй!
– - отвечал кто-то робко из толпы.
Мужики
– - Валяй!..
– - Чаво мыслить-то!..
– - Жарь, Васька!
Когда проголосовали уже, решив итти на броневик, влево, далеко над лесом послышался неровный гул, похожий на срыв в падь скалы. Мохнатым, громадным веником выбросило в небо дым.
Толстый секретарь снял шапку и по протокольному сказал мужикам:
– - Это штаб постановил -- через Мукленку мост наши взорвали. Поезд, значит, все равно не выскочит к городу. Наши-то сгибли, поди, -- пятеро...
Мужики сняли шапки, перекрестились за упокой. Пошли через лес к железнодорожной насыпи, окапываться.
Вершинин прошел по кустарнику к насыпи, поднялся кверху и, крепко поставив, будто пришив ноги между шпал на землю, долго глядел в даль блестящих стальных полос, на запад.
– - Чего ты?
– - спросил Знобов.
Вершинин отвернулся и, спускаясь с насыпи, сказал:
– - Будут же после нас люди хорошо жить?
– - Ну?
– - Вот и все.
Знобов развел пальцами усы и сказал с удовольствием:
– - Это -- их дело.
II.
Бритый, коротконогий человек лег грудью на стол, -- похоже, что ноги его не держат, -- и хрипло говорил:
– - Нельзя так, товарищ Пеклеванов: ваш ревком совершенно не считается с мнением Совета Союзов. Выступление преждевременно.
Один из сидевших в углу на стуле рабочий сказал желчно:
– - Японцы объявили о сохранении ими нейтралитета. Не будем же мы ждать, когда они на острова уберутся. Власть должна быть в наших руках, тогда они скорее уйдут.
Коротконогий человек доказывал:
– - Совет Союзов, товарищи, зла не желает, можно бы обождать...
– - Когда японцы выдвинут еще кого-нибудь.
– - Пойдут опять усмирять мужиков?
– - Ждали достаточно!
Собрание волновалось. Пеклеванов, отхлебывая чай, успокаивал:
– - А вы тише, товарищи.
Коротконогий представитель Совета Союзов протестовал:
– - Вы не считаетесь с моментом. Правда, крестьяне настроены фанатично, но... Вы уже послали агитаторов по уезду, крестьяне идут на город, японцы нейтралитетствуют... Правда!.. Вершинин пусть даже бронепоезд задержит, и все же восстания у вас не будет.
– - Покажите ему!
– - Это -- демагогия!..
– - Прошу слова!..
– - Товарищи!
Пеклеванов поднялся, вытащил из портфеля бумажду и, краснея, прочитал:
– - Разрешите огласить следующее: "По постановлению Совета Народных Комиссаров Сибири -- восстание назначено на 12 часов дня 16-го сентября 1919 года. Начальный пункт восстания -казармы Артиллерийского дивизиона... По сигналу... Совет Народных..."
Уходя, коротконогий
человек сказал Пеклеванову:– - За нами следят! Вы осторожнее... И матроса напрасно в уезд командировали.
– - А что?
– - Взболтанный человек: бог знает чего может наговорить! Надо людей сейчас осмотрительно выбирать.
– - Мужиков он знает хорошо, -- сказал Пеклеванов.
– - Мужиков никто не знает. Человек он воздушный, а воздушность на них, правда, действует здорово. Все же... На митинг поедете?
– - Куда?
– - Судостроительный завод. Рабочие хотят вас видеть.
Пеклеванов покраснел.
Коротконогий подошел к нему вплотную и тихо в лицо сказал:
– - Мне вас жалко. А без вас они выступать не хотят. Не верят они словам, в человека уверить хотят. Следят... контр-разведка... Расстреляют при поимке -- а видеть хотят. Дескать, с нами ли? Напрасно затеваете.
Пеклеванов вытер потный, веснущатый лоб, сунул маленькие руки в карманы короткополого пиджака и прошелся по комнате. Коротконогий следил за ним из-под выпуклых очков.
– - Сентиментальность, -- сказал Пеклеванов, -- ничего не будет!
Коротконогий вздохнул:
– - Как хотите. Значит заехать за вами?
– - Когда?
Пеклеванов покраснел сильнее и подумал:
"А он за себя трусит".
И от этой мысли совсем растерялся, даже руки задрожали.
– - А хотя мне все равно. Когда хотите!
Вечером коротконогий подъехал к палисаднику и ждал... Через кустарник видна была его соломенная шляпа и усы, желтоватые, подстриженные, похожие на зубную щеточку. Фыркала лошадь.
Жена Пеклеванова плакала. У ней были острые зубы и очень румяное лицо. Слезы на нем были не нужны, неприятно их было видеть на розовых щеках и мягком подбородке.
– - Измотал ты меня. Каждый день жду -- арестуют... Бог знает потом... Хоть бы одно!.. Не ходи!..
Она бегала по комнате, потом подскочила к двери и ухватилась за ручку, просила:
– - Не пущу... Кто мне потом тебя возвратит, когда расстреляют? Партия? Ревком? Наплевать мне на их всех, идиотов!
– - Маня! Ждет же Семенов.
– - Мерзавец он, и больше никто. Не пущу, тебе говорят, не хочу! Ну-у?..
Пеклеванов оглянулся, подошел к двери. Жена изогнулась туловищем, как тесина под ветром; на согнутой руке, под мокрой кожей, натянулись сухожилия.
Пеклеванов смущенно отошел к окну.
– - Не понимаю я вас!..
– - Не любишь ты никого... Ни меня, ни себя, Васенька?.. Не ходи!..
Коротконогий хрипло проговорил с пролетки:
– - Василий Максимыч, скоро? А то стемнеет, магазины запрут.
Пеклеванов тихо сказал:
– - Позор, Маня. Что мне, как Подколесину, в окошко выпрыгнуть? Не могу же я отказаться -- струсил, скажут.
– - На смерть ведь. Не пущу.
Пеклеванов пригладил низенькие, жидкие волосенки.
– - Придется...
Пошарив в карманах короткополого пиджака и криво улыбаясь, стал залезать на подоконник.
– - Ерунда какая... Нельзя же так...