Бруно, начальник полиции

«Мы снова встретились, месье шеф полиции», — насмешливо сказал Тавернье. «Очень приятно. Вы передали мне сообщение?»

«Старый друг и одноклассник вашего отца, сенатор Мангин, просит доставить ему удовольствие составить вам компанию», — сказал Бруно.

«Ах да, мэр Сен-Дени, компенсирующий разочарования своей политической карьеры в Париже управлением делами этого неспокойного маленького городка.

Мой отец рассказывает забавные истории о своем бывшем однокласснике. Очевидно, даже тогда он был не в себе. Пожалуйста, передайте мое искреннее почтение мэру, но в данный момент я задержан по судебному делу. Я буду рад встретиться с ним после того, как мои дела здесь будут завершены, вероятно, ближе к концу дня».

«Я думаю, что дело мэра гораздо более срочное, месье судья», — сказал Бруно.

«К сожалению, вы должны напомнить своему мэру, что закон никого не ждет. Пожалуйста, отправьте остальных обратно, когда будете уходить, но можете забрать с собой этого смешного маленького нотариуса».

«Вы правы насчет закона», — сказал Бруно. «Вот почему мы, не теряя времени, получили показания от наших уважаемых гостей, которые случайно стали свидетелями этого акта агрессии со стороны внешних агитаторов. Показания обоих генералов и министра. Я думаю, мэр хочет обсудить их с вами, прежде чем будут приняты какие-либо дальнейшие судебные решения».

«Очень умно», — сказал Тавернье после долгого молчания. «И я уверен, что показания очень лестно отзываются о роли нашего неуклюжего араба и начальника городской полиции».

«Я не знаю, месье. Я их не видел. Я знаю только, что мэр хочет обсудить их с вами в интересах оказания всей возможной помощи судебным властям».

«Примерно так же, как кто-то прислал сюда этого глупого маленького нотариуса, разглагольствующего о Европейском суде. Это твоих рук дело?»

«Я не понимаю, о чем вы говорите, месье. Я знаю, что ни один ответственный полицейский не станет препятствовать тому, чтобы кто-то воспользовался юридической консультацией, если его допрашивают. Я уверен, что вы с капитаном Дюроком согласились бы.»

«Сельский полицейский, который следует решениям Европейского суда», — усмехнулся Тавернье. «Это очень впечатляет».

«И Европейский суд по правам человека», — сказал Бруно. «Долг полицейского — обращать внимание на законы, которые он поклялся соблюдать».

«Закон беспристрастен, месье начальник полиции. Сторонним агитаторам, участвовавшим в беспорядках, грозит судебное преследование, как и местным жителям, которые отреагировали с неоправданной силой. И мы все еще пытаемся установить, кто был ответственен за начало насилия».

«В таком случае, месье, я уверен, что вы, не теряя времени, захотите ознакомиться с показаниями таких выдающихся свидетелей, как генералы и министр, поскольку мэр приглашает вас это сделать».

Последовало долгое молчание, поскольку Тавернье не сводил глаз с Бруно, и Бруно мог только догадываться о личных и политических амбициях, которые скрывались за спокойным выражением лица молодого человека. Его собственное лицо оставалось таким же неподвижным.

«Вы можете сообщить мэру, что я буду ждать его в кабинете в течение тридцати минут», — наконец сказал Тавернье и отвел взгляд.

«Мэр и я оба готовы поручиться за молодого человека, которого вы допрашивали до этого прискорбного перерыва», — сказал Бруно. «Мы гарантируем, что он будет доступен вам в любое время для дальнейшего допроса вместе с подходящим законным представителем».

«Очень хорошо», — сказал Тавернье. «Можете пока забрать своего буйного араба с собой. Я думаю, у нас есть все необходимые доказательства». Он вяло махнул рукой в сторону видеозаписи.

«Он такой же француз, как вы или я, но я запомню ваши слова». Бруно повернулся на каблуках и вышел. По дороге он забрал Карима и Броссейля, и Дюрок начал протестовать. Бруно просто посмотрел на него, указал на закрытую дверь кабинета Дюрока и сказал: «Спроси у вундеркинда там».

А затем они спустились по ступенькам и оказались на свежем воздухе, и толпа, собравшаяся на углу Рю де Пари, разразилась одобрительными возгласами, когда Мому радостно подбежал вперед, чтобы обнять Карима. Казалось, здесь присутствовало полгорода, включая двух старых врагов из Сопротивления, Башело и Жан-Пьера, оба они сияли. Бруно поблагодарил Броссейля, который был полон гордости за свое участие в разбирательстве и слишком взволнован, чтобы даже подумать о том, может ли он прислать кому-нибудь счет за свои услуги. Это удивило Бруно, который задавался вопросом, как долго продлится забывчивость Броссейля. Он хлопнул Карима по спине, и Мому с извиняющимся видом подошел, чтобы пожать ему руку.

«Это правда, что вы сказали о рафлах, которые бросали людей в Сену?» Спросил Бруно.

«Да, в 1961 году, в октябре. Нас было более двухсот человек. Это история. Вы можете посмотреть. Об этом даже сняли телепрограмму».

Бруно покачал головой, но не с недоверием, а с усталой грустью от бесконечного марша человеческой глупости.

«Мне очень жаль», — сказал он.

«Это была война, — сказал Мому. «И в такие моменты, как этот, я начинаю беспокоиться, что она еще не закончилась». Он посмотрел туда, где Карима вели в бар любителей выпить праздничного пива. «Я лучше прослежу, чтобы он выпил только одно и вернулся утешать Рашиду. Спасибо, что вывела его. И мне жаль, что я толкнул тебя, Бруно. Я был очень взвинчен».

«Я понимаю. Для тебя сейчас тяжелое время с твоим отцом, а теперь еще и это. Но ты знаешь, что весь город с тобой».

«Я знаю», — кивнул Мому. «Я научил половину из них считать. Они порядочные люди. Еще раз спасибо».

«Передайте мое почтение Рашиде», — сказал Бруно и пошел один по Рю де Пари, чтобы проинформировать мэра.

ГЛАВА 19

Бруно переоделся к обеду. Он обдумывал, что надеть, когда будет кормить своих цыплят, и решил, что подойдут брюки-чинос и повседневная рубашка с пиджаком. Галстук был бы чересчур. Он также достал из погреба бутылку своего немаркированного «Лаланд де Помероль» и поставил ее на сиденье своей машины рядом с букетом цветов, который купил, чтобы не забыть. Он принял душ, побрился и оделся, покормил Джиджи, а затем уехал, гадая, чем его собираются накормить сумасшедшая англичанка и ее подруга. Он много слышал об английской кухне, но все это не внушало оптимизма, хотя Памела явно была цивилизованной женщиной с превосходным вкусом, раз живет в Перригорде. Но все же он нервничал, и не только из-за своего желудка. Приглашение пришло в виде записки с доставкой от руки в его офис и было адресовано «нашему защитнику». С тех пор языки женщин в мэрии не переставали болтать.

Это был утомительный день, когда половина газет и телеканалов Франции хотели взять интервью у «одинокого полицейского из Сен-Дени», как назвала его France-Soir.

Он отказал им всем, за исключением своего любимого Радио Пиригора, который, казалось, был разочарован, сказав, что одинокий полицейский был бы сбит с толку, и именно присутствие инспектора Изабель Перро сыграло решающую роль.

Затем Изабель позвонила ему, чтобы пожаловаться, что «Пари Матч» хотел сфотографировать ее в костюме для боя каратэ, а чертова женщина-медиа-эксперт из полицейского управления настаивала, чтобы она подчинилась. Но она приняла его приглашение поужинать следующим вечером, только потому, по ее словам, что хотела получше рассмотреть его подбитый глаз и синяки.