Будешь моей женой. Снова

Выругавшись тихо, достал телефон и набрал помощника губернатора. Он был поверенным наших тесных отношений и всегда в строю: не пил, не ел, готовый к труду и обороне.

— Савелий, — только произнес, а он уже интересовался, всем ли мы довольны или нужна его личная помощь, — мне нужна машина с водителем и мигалкой. Срочно в город возвращаемся.

Я не мог и не хотел бросать Ярину, взволнованную, нервную, тревожную.

— Поехали, машина ждет, — взял за руку. О чемоданах не парился, завтра водитель все привезет.

Ярина всю дорогу не выпускала телефон из рук: что-то писала, искала в интернете, закусывала губу. Неподдельная тревога.

— Маргарита Петровна, вызывайте скорую, — снова набрала няню.

— Мы можем сразу взять девочку и поехать в нашу клинику.

У семьи была своя большая частная многопрофильная больница: лучшие врачи, передовое оборудование, палаты как в бутик-отеле. Ну и утечка информации там минимальна: я пока не решил, как подать информацию, что в моем доме живет ребенок, мать которого — моя жена, а отец не я.

— Не знаю, посмотрим, неотложка быстрее… — Ярина даже не смотрела на меня. Но делать что-то надо: девочка совсем маленькая, мало ли что. Пандемия не так давно закончилась, теперь на воду дуть нужно. Дед после нее ослаб в конец. Итог, увы…

Подъезжая к КПП, увидели мигалки скорой помощи. Какого черта ее задержали?!

— Вы совсем охренели? — выскочил я. Охранник только промямлил, что не было уведомления из дома о прибытии машины. Они там что, спят все?!

Водитель едва начал тормозить, а жена уже открыла дверь, практически на ходу выскакивая к фельдшеру. Я бросился за ними. Она сумбурно описывала ситуацию и отвечала на уточняющие вопросы. Так я узнал, что девочка родилась семимесячной.

— Маргарита Петровна… — Ярина бросилась к няне и забрала с ее рук ребенка. — Горячая.

— Укладывайте на кровать, — велела фельдшер скорой помощи. Девочка была очень вялой, иногда хныкала, но в основном лежала с закрытыми глазами, а когда открывала — они были полными слез, которые крупными каплями скатывались по розовым щекам. Красивая девочка, на Ярину похожа.

— Лимфоузлы увеличены, — фельдшер ощупала шею. — Открой ротик, — нажала на корень языка и посветила фонариком. — Гнойнички на гландах, — сделала вывод. — Собираетесь, мамочка, — посмотрела на Ярину. — Нужно малышку в стационар определять.

— Мы сами, — мой голос в тихой суете звучал неестественно спокойно. — Соберите необходимое для ребенка и хозяйки, — велел няне. — И быстро. Завтра довезут, что нужно.

Ярина сначала хотела одеть дочь, но затем махнула рукой, достала теплое одеяло и закутала ее. Взяла на руки и казалась малышкой с крупным свертком. Я интуитивно потянулся к нему, а Ярина настолько опешила, что позволила забрать и донести до машины.

На первом этаже поднялась суета — наконец-то! Вернусь и устрою разнос: все мирно спали, скорую не пропускали. С няней тоже поговорить нужно. Она, вероятно, не в курсе протокола действий в таких случаях: бежать к Алле Георгиевне, а она уже звонит на пост охраны.

Артем уже ждал у распахнутой задней двери. Ярина шла первой, но постоянно взволнованно оглядывалась на меня. Я незаметно, пока она не смотрела, погладил пухлую щечку — на воздухе очень похолодало, а девочка была очень горячей. Маленькие реснички дрожали, а веки трепетали в беспокойном сне. Совсем обессилела… Ульяна.

— Давай мне, — Ярина села на заднее сиденье и протянула руки к драгоценной ноше. Я отдал и отвел взгляд, чтобы не глазеть на них. Взял телефон и позвонил главврачу: пусть поднимает своих, мне нужно, чтобы с девочкой ничего плохого не произошло.

— Я завтра заеду, напиши список, что нужно привезти, — нас уже встречали на парковке. Ульяну будут лечить в стационаре: приоритетная задача — сбить температуру и облегчить ребенку глотание. Ярина, естественно, останется с ней. У них все будет: в нашей клинике иначе нельзя, тем более, с моей женой.

— Хорошо, — она кивнула, затем растерянно и тихо произнесла: — Спасибо, Свят.

— Я приеду утром, — сам замялся. Начало вечера совершенно не походило на завершение. Как будто на Северный полюс сходил и обратно, — и поправляйтесь.

Всю дорогу домой думал об этой девочке, ее дочери, Ульяне. Меня преследовали странные и противоречивые чувства, и абсолютно не было негатива и отторжения. Это ведь маленький ребенок, а он ни в чем не виноват, чтобы ненавидеть только по факту рождения. Я тоже был не виноват когда-то…

— Все нормально?

— Как Улечка?

Няня и экономка ждали в гостиной, обе перепуганные и буквально в слезах.

— Идите, ложитесь, все завтра, — я и сам чертовски вымотался. Но после душа сон как отрезало. Решил жене написать, в надежде, что она не ответит, потому что тогда буду знать, что Ярина уже уснула, а это значит, что и Ульяне ничего не угрожало.

Я : Все нормально? Как вы там?

Жена : Да, температуру сбили, сейчас под капельницей с физраствором уснула, я тоже собираюсь.

Я : Спокойной ночи, Яри

Она прочитала, ответа долго не было, но я ждал.

Жена : Спокойной ночи, Свят

Я уснул довольный. Может, это маленький шаг навстречу друг другу? Между нами много произошло плохого, но нужно учиться с этим жить и не тыкать друг друга побольнее палкой. Лично я и сам не уверен, что смогу отпустить искренне, но и жить как кошка с собакой не хочу. Я хочу любить свою жену, вот такой я оказался подкаблучник. И чтобы она полюбила меня по-настоящему, без игр.

Утром в столовой меня встретил бабье кудахтанье. Вещи для Ярины и Ульяны были собраны, но еще целая термосумка еды.

— Это что? — посмотрел на Аллу Григорьевну.

— Все самое нужное, сытное и полезное.

— Их там кормят как в ресторане, — пытался парировать, но экономка не сдавалась. Домашнее лучше!

Уже в машине мне позвонила мать. Они с отцом уезжали на два месяца в хороший дорогой рехаб в Греции. Мой подарок отцу. Надеюсь, он оценил. Я криво усмехнулся: точно знаю, что нет.

— Сынок, ты что, снова с Савицкой живешь?! — воскликнула мать. Странная, вроде завещание при ней зачитывали. — Я все понимаю… — понизила голос, — но такие подробности…

— О чем ты? — я лично не понял.

— О ваших фотографиях со вчерашнего банкета у губернатора! Это же моветон! Ты… ты… Такое делаешь этой женщине, жене на бумаге… Разве мужчина может… Это унизительно…

Мать у меня пуританка и ханжа, что поделать, но я все равно не понимал, что ее так возмутило.

— Мам, что бы я ни делал с женой, это никого не касается. Ни-ко-го, — повторил по слогам.