Будешь моей женой. Снова

— Валерия Александровна, запишите девочку, — отдала делопроизводителю документы детдомовской претендентки. Ребенок уникален: пять лет, а слух, чувство ритма и музыкальная память великолепны.

Второй, к сожалению, пришлось отказать: конкурс большой, и мы просто физически не могли принять каждого желающего, поэтому делали ставку на музыкальную одаренность.

Я уже собиралась уезжать, когда мне неожиданно позвонили — мама. Удивительно. Наша первая встреча на вечере губернатора стала последней: никто из родителей, как и сестра, на связь не выходил. И все же я согласилась встретиться. Может быть, ей запрещали? Отец не давал. Как ни крути, а эта женщина — моя мать, и я не могла так просто забыть о ней. Она кормила меня грудью, растила, любила. Она же мать, а мать не может иначе!

Она ждала меня в средиземноморском ресторане в закоулках старого города. Я увидела ее за дальним столиком подальше от окон. Она листала меню, но выглядела совершенно незаинтересованной.

— Привет, мама, — я подошла, и снова эта неловкость. Мы чужие. Я и моя родная мать стали чужими людьми. Как такое возможно? Я двадцать лет жила с ней в одном доме, рассказывала секретики, обнимала крепко и принимала поцелуй на ночь. Да, с Дианой мама носилась больше, но мне сложно сказать, что я была нелюбимым ребенком.

— Здравствуй, Ярина, — она смущенно улыбнулась. Тоже чувствовала эту стену и не знала, а, может, не хотела разбивать ее.

Я присела напротив: официант тут же принес второе меню и графин с водой. Есть мне резко расхотелось, хотя после завтрака крошки во рту не было.

— Как дела? — первая нарушила молчание.

— По-разному… Ярина, знай, мне все равно… Ты девочку родила, я видела снимки в газетах. Красивая… Ты такой же была, — на мгновение в ее глазах появилось то, что делало нас матерью и дочерью. — Как ее зовут?

— Ульяна. Она замечательная.

— Это хорошо, — мама отвела взгляд. — Ярина, не думай, что я не вспоминала тебя. Сначала боялась выдать, куда ты уехала, но папа быстро понял, и что мы тебе помогли тоже. Потом ему поставили диагноз, и сразу четвертая стадия, — вздохнула.

— Как он?

— Плохо. Врачи не делают прогнозов, потому что твой отец не желает их слышать. Он думает только о том, кто останется у руля, когда его не станет. Чтобы это были Савицкие.

Ясно. Ничего не поменялось в его сознании, даже болезнь не изменила отношение к жизни и людям. Я уже поняла, что мир, в котором жила, намного жестче, чем мне когда-то казалось: в нем играли по чуждым мне законам силы, но я лично увидела, что даже очень властный и жесткий человек способен на раскаяние и принятие, на толику нежности и искреннюю заботу. Возможно, Святослав догадался или уже сделал тест, но я уверена, что первые шаги навстречу моей дочери он преодолел без каких либо догадок.

— Ну а ты как? Как вы живете с Нагорным? — мама выдернула вопросом из мыслей.

— Нормально. Как все, — повторила сказанную мне еще в детстве фразу.

— А почему он решил вернуть тебя через два года?

Мне показалось, что это не просто любопытство: она хотела узнать причину. Неужели просочилась информация про завещание?

— Любовь… — пожала плечами. От меня никто не узнает про этот документ. Я даже деду не сказала.

— Нагорные не умеют любить, — резюмировала мать.

— Знаешь, — посмотрела на нее внимательно, — ты уверена, что только Нагорные не умеют любить?

Мама не ответила, затем попросила минутку и скрылась в коридоре, ведущем в уборную. Официант как раз принес чай с мятой — я только взяла изящную чашечку, когда на место матери опустился Артур.

— Чего тебе? — я даже не пыталась быть вежливой.

— Хотел поговорить откровенно, но теперь это не так просто.

Да, мой муж дал понять, что еще одна встреча, и от Самойлова могло ничего не остаться. Взгляд случайно зацепился за левое ухо: раньше в нем была серьга с бриллиантом, а сейчас не было мочки.

— Что это? — кивнула на находку, хмурясь.

— Беспокоишься?

— Нет. Просто любопытство.

— Неважно. Это мои личные разборки, — подмигнул даже. — Ярина, ты любишь Нагорного?

Вопрос заставил меня нервно икнуть и ухватиться за чашку с чаем, пряча эмоции.

— Это не твое дело, не находишь?

— Не мое, но… Если ты не хочешь с ним жить и выполнять заветы старика…

Артур, кажется, знал про завещание, но молчал: скрывал даже от отца. У него на уме своя игра, но какая?

— Ну, раз ты знаешь, то понимаешь, что Свят меня никогда не отпустит, хоть тысячу спектаклей перед ним разыграй. Там, в отеле, ты же специально все это сделал, да? Чтобы моему мужу предоставить доказательства нашей связи? — нарисовала в воздухе кавычки.

— Да, — ответил честно. — Другого способа не было. Прости.

— Вы с отцом разрушили мою жизнь.

— Ну, — Артур откинулся на спинку стула и развел руками, — Нагорный тоже постарался. Ему бы свою взрывоопасность подрегулировать, и цены ему не было бы. Я лично за мир, бизнес и деньги, но твой отец — гребаный Монтекки, — рассмеялся.

— Артур, нет такого предложения, которое ты мог бы мне сделать и получить согласие.

— А если сделку? Свобода, полная и безоговорочная. Выходи за меня замуж. А после смерти твоего отца — развод с хорошей финансовой компенсацией. Если Дмитрию Владимировичу так охота увидеть нас женатыми, то давай уважим старика!

— Я замужем и разводиться не собираюсь.

Как же я устала от всех этих интриг и многоходовок.

— Всегда можно стать вдовой, — улыбнулся, а в глазах блеснуло сталью.

— Ты шутишь? — ошеломленно переспросила.

— Конечно, — неискренне рассмеялся.

Я ему не верила. Наверное, нужно объяснить на более понятном языке.

— Артур, я не выйду за тебя никогда, а если с моим мужем что-то случится, я тебя убью. Будешь всю жизнь ходить и оглядываться.

Он смотрел на меня примерно минуту: остро, внимательно, до сердца пытался добраться.

— Любишь его, — вынес вердикт. — Все-таки любишь.

— Не в этом дело, — возразила я.

— В этом, именно в этом, Яри, — Артур поднялся. — Больше не побеспокою. Совет, как говорится, да любовь.

Я тоже хотела уйти, только официанту махнула, чтобы рассчитал, но за столик вернулась мама. Теперь мне понятно, откуда неожиданное желание встретиться и эти душевные разговоры. Артур приказал. Только мать, как всегда, пешка в руках сильных мира сего. Никто ее не посвящал в тайны Мадридского двора. Вероятно, для нее самая большая ценность — дорогой старшей дочери добыть желанного мужчину. Плевать, что он женат на младшей и равнодушен к ее первенцу. Главное, дитятко задобрить.

— Мама, а ты вообще меня любишь? — наверное, нужно было давно задать этот вопрос.