Будьте бдительны! Сборник рассказов
Шрифт:
Что скоро за ними придут в последний раз.
Серёжка напился из одной лужи - вода была холодной, снеговой, безвкусной. Помог Леди Ди сменить тряпку на лице. Сел - и закусил губу от боли. Судя по всему, на последнем допросе отбили почки…
Ладно. Почти всё.
– Что они там?
– спросил Дю.
– Говоришь, забегали?
– Угу, - кивнул Серёжка.
– Кажется, наши жмут. Мы же это знали, да?
– Знали, - тихо ответил Вовка. Леди Ди погладила по лицу вздрагивающего Лёшку и тоже сказала:
– Знали.
Остальные промолчали, но Серёжка уловил - они не
Серёжка прислушался к себе. Нет, в нём этой надежды не было. Но было нечто большее, честное слово. Уверенность в том, что всё было сделано всё-таки правильно.
Он прислонился лбом к ледяной стене. Закрыл глаза. "Мамочка, если бы ты знала, как мне больно и… и страшно, мамочка. Я знаю, мамочка, ты жива. И ты, и Катька. А мы с папкой погибли. Но ты не плачь. Не надо плакать. Мы были мужчины и мы погибли, как мужчины…"
– Серый, я там нацарапала, - сказала Чикса. Серёжка вздрогнул и открыл глаза.
– На стене. Ну… чтобы как бы знали. Когда придут. Ты посмотри.
Вставать не хотелось. Но Серёжка оставался командиром. Он встал и пошёл за Чиксой - в дальний угол подвала. Там, где узкие полоски света падали на кирпичи, девчонка чем-то выцарапала - Серёжка напряг зрение, чтобы прочесть…
17 января 20… года отсюда ушли умирать разведчики отряда "Штурм":
– Сергей Ларионов, 12 лет.
– Владимир Тихонов, 12 лет.
– Николай Дюкин, 14 лет.
– Диана Максимова, 14 лет.
– Алексей Тишкин, 10 лет.
– Александр Кузнецов, 11 лет.
– Николай Пашутенко, 12 лет.
– Дарья Чиркова, 12 лет.
Здравствуйте, наши. Мы ничего не сказали.
– Про Бакса я ничего писать не стала… - Чикса вздохнула. Серёжка кивнул:
– Ну… всё правильно. Я не знаю, что тут ещё можно… так и надо, наверное. Молодец.
– Мне страшно… - прошептала Чикса и взяла Серёжку за руку.
– Серый… а наши правда победят?
– Да, - коротко и непреклонно ответил Серёжка. Чикса вздохнула:
– Хорошо… Жалко, что мы не увидим. Ну. Как дальше будет.
– Ничего, - сказал Серёжка, сглатывая.
– Серый… - помедлив, сказала девчонка, - ты меня, пожалуйста, держи за руку, когда нас будут расстреливать. Хорошо?
– Конечно, - пообещал Серёжка.
И они опять сидели на мокром барахле и слушали, как снаружи гремят взрывы - всё ближе и ближе, практически рядом.
– Жмут, - сказал Пикча.
– Близко уже.
Все они переглянулись. Дю встал, шатаясь, подошёл к закрытому окну. Взялся руками за решётку.
– Я вижу, брат, недаром
Ты русским родился!
Сегодня нам по-старому,
По-рабски жить нельзя!
В ответе мы с тобою
За родину свою!
Пришла команда: "К бою!"
И мы -
В строю!
Сперва вздрогнули все. А Колька пел - пел так, как, наверное, никогда не пел песен на всех тех конкурсах, лауреатом и победителем которых был ещё недавно, совсем недавно - отчаянно и весело…
– Русские идут
Твёрдым шагом!
Реют на ветру
Волны стягов!
Радостно и зло
Слышно там
и тут:"Русские идут!
Русские идут!"
Снаружи ударили по ставне ногой. На ломаном русском приказали замолчать. Но Колька засмеялся и крикнул:
– Русские идут -
Но не для парада!
На своей земле наводить
Порядок!
И врагам Руси
Наступает
Суд!
Русские идут!
Русские идут!
За дверью грохнул засов. Дю обернулся. Серёжка задержал дыхание и сказал громко:
– Это за нами. Встаём, ребята.
Сбитый над самой окраиной Ми-24 рухнул в развалины боком, бешено молотя лопастями воздух - подскочил и почти тут же взорвался, расплёскивая жидкое пламя. Дружинники перебегали дорогу наискось - серые тени, в рассветном зимнем сумраке казавшиеся чёрными - строча от животов. Подтянув к себе за ворот Земцова, Верещагин прокричал в улыбающееся бородатое лицо:
– Ставь пулемёты на колокольню!
– отмашка в сторону церкви.
– Давай, на все ярусы! Ни хрена они нам сейчас не сделают, ставь!
– А счас!
– Земцов, пригибаясь, канул в сумрак. Подбежавший Пашка указал рукой в улицу:
– Всё! Казаки на площади! Кольцо!
– Ракету!
– Верещагин сбросил капюшон куртки. Сверкнув улыбкой, вестовой достал из-за пояса ракетницу, и алый воющий огонь взлетел вверх. Через секунду такие же поднялись над левым и правым флангом - а где-то впереди взмыли три зелёные ракеты.
– Партизаны!
– крикнул Пашка, бросая ракетницу в снег.
– Держись сзади, я тебе говорю!
– надсотник отпихнул вестового за спину.
– Попробуй вперёд полезть!
Подняв автомат, он сменил магазин на снаряженный трассерами и веером выпустил в сторону горящих домов, по которым продолжали молотить не жалевшие боеприпасов гранатомётчики, зелёный вихрь. Опять сменил магазин - и первым бросился по истоптанному неглубокому снегу на штурм Борового.
Совсем недалеко, на площади, как будто вышедшие из прошлого всадники рубили мерцающими алым в рассветном воздухе шашками разбегающихся лёгких пехотинцев гарнизона. Тут и там в снегу стояли, высоко подняв руки и бросив безнадёжно заевшие М16, сдающиеся. Но Верещагин заметил это краем глаза - из дома, возле которого он лежал, ещё бил пулемёт, и, уткнувшись головой в алый снег, корчился, стоя на коленях совсем рядом, его, Верещагина, дружинник.
– Давай, - надсотник хлопнул по плечу бойца, вооружённого "шмелём". Тот встал на колено под прикрытием угла, нажал спуск - и через секунду термобарическая граната, лопнув внутри, обвалила крышу вывалила всю стену фасада.
– Вперёд!
– рыкнул Верещагин, с колена швыряя в клубящийся огонь РГД и бросаясь следом. Перескочил через оглушённого американца. С налёту ударил всем телом другого - ошалело-медленно поднимающего карабин, свалил, привстал, ударил прикладом в лоб. Перекатился к горящим дверям в соседнюю комнату - засыпанную обломками, но относительно целую.