Были два друга

Хорошо ли, что ради нее Николай думает бросить учебу? Он хочет стать инженером. Нет, она не примет от него такой жертвы. У них все еще впереди.

–  Не надо этого. Закончу вот школу…

–  Тебе же будет трудно работать и учиться.

–  Ничего…

Даша сидела по-прежнему задумчивая и молчаливая. Это была уже не та Даша, какой знал Николай ее несколько дней назад.

–  Даша, я теперь вправе заботиться о тебе.

–  Не надо об этом…

Николай насторожился. Любит ли она его? Потерять Дашу для него было страшно. Он не мог представить свою жизнь в разлуке с нею.

–  Почему не надо?
– упавшим голосом спросил он.

–  Просто не надо спешить с этим, - тихо ответила она, опустив глаза. Лицо ее по-прежнему было печально и задумчиво.

–  А если я люблю тебя?

–  Закончишь институт… - начала было Даша, но Николай перебил ее:

–  Нет, тут что-то другое. Ты не любишь меня.

–  Я не хочу связывать тебе руки. Ты ведь ради меня надумал оставить институт, - ответила Даша, глядя ему в глаза.

–  Все равно я не уеду от тебя.

–  И плохо сделаешь. Он взял ее руку.

–  Дашенька, пойми, охватывает тоска при одной мысли, что нам придется жить в разлуке. Я не выдержу. Брошу институт, вернусь к тебе.

Даша колебалась. Хотелось ответить ему: «Я люблю тебя, и пусть будет так, как решил ты. Мне тоже тяжело без тебя». Но сказала другое:

–  Буду ждать тебя. Через год приедешь на каникулы, если не разлюбишь.

–  Что ты, Даша?!

–  Всякое бывает.

Она тряхнула головой и улыбнулась. Посмотрела вверх и заметила на огромной ели красивую гирлянду шишек. В розовом свете заката они отливались золотистым румянцем. Она указала рукой на шишки.

–  Смотри, какие красивые!

–  Да, красивые. Пять штук! Сейчас они будут твои, - заявил он, присматриваясь к высокой ели. Она росла над обрывом реки, а шишки висели далеко от ее ствола и не менее десяти метров от земли. Ему хотелось сделать Даше приятное. Что еловые шишки! Если бы она приказала ему броситься со скалистого берега в бушующее море, взобраться на вершину самой высокой горы, пройти по канату над пропастью - он, не задумываясь, сделал бы это для нее. Порывисто снял пиджак.

–  Ты что?
– испугалась Даша, схватив его за руку.

Он отстранил ее, подошел к ели, обхватил ствол руками и начал быстро карабкаться вверх, ловко работая руками и ногами. Вот он достал сучок, подтянулся, схватился за ветку, нашел ногой опору. Продираясь сквозь густые ветки, он поднимался все выше и выше. Внизу тускло мерцала в розовом закате река.

–  Коля, ну зачем ты?… Сорвешься, - говорила Даша, боязливо следя за каждым его движением. Она не рада была, что заметила эти шишки.

Николай прицелился глазами к шишкам, они плавно качались над водой в двух метрах от него. Надо продвинуться к ним по гнущейся под ногами ветке, достать рукой верхнюю ветку, подтянуть ее к себе. Но сделать это было невозможно без риска сорваться с дерева. Бултыхнуться в реку с десятиметровой высоты - это полбеды. Хуже - свалиться на берег.

Даша так и обмерла от ужаса, когда под ним треснула ветка и он резко качнулся. Вскрикнув, она закрыла глаза.

–  Все!
– донеслось радостно сверху.

Даша открыла глаза. Николай держал в руке веточку с пятью шишками. Взял ее в зубы и начал спускаться вниз.

–  Получай!

Она с улыбкой приняла веточку с шишками, прижала к груди.

–  Спасибо. Но зачем рисковать? Я так испугалась… - И Даша поцеловала его.

Шишки были темно-золотистые, будто покрыты лаком. От них пахло лесом и солнцем.

И все-таки вечер не принес Николаю успокоения, разговор с Дашей еще больше растревожил. После прогулки в лесу она стала иной, озабоченной, скрытной, будто повзрослела за эти дни. Он не мог понять, что произошло с нею.

РАЗЛУКА

Приближался день отъезда. Неугомонная Ефросинья Петровна с утра до позднего вечера хлопотала возле печи. Напрасно Василий и Николай уговаривали ее не беспокоиться. Она и слушать не хотела. Как же отпустить сына и его товарища в такую даль без пирогов и сдобы, без жареного гуся.

Николай работал до последнего дня и едва успел получить в конторе расчет. Но нашел время забежать в универмаг. Для Ивана Даниловича он купил фетровую шляпу - старик по праздникам носил старую, полинялую Для Ефросиньи Петровны - цветной полушалок Старикам понравились подарки, хотя они не хотели принимать их, журили за расточительность.

–  Жениться мне, что ли, - говорил Иван Данилович, бережно, как очень хрупкую вещь, держа в руках шляпу и любовно рассматривая ее. Она была светло-серая, с белой атласной подкладкой.
– В таких, поди, министры ходят. Ах ты, расточитель!
– а у самого глаза блестели, как у ребенка, получившего красивую игрушку. Надел шляпу - Самый раз. Ну, брат, спасибо. Уважил старика.

Николай накинул на плечи Ефросиньи Петровны полушалок. Смущенная и обрадованная, она шутливо повела плечами, глянула на себя в зеркало, улыбаясь, подмигнула старику.

–  Ну, мать, ты в этой обнове, что девка красная. За тобой хоть снова ухаживай, - сказал Иван Данилович, картинно разглаживая усы.

Василий наблюдал за этой сценкой и с благодарностью поглядывал на товарища. Сумел Николай угодить старикам.

–  Ну, расточитель, пойдем в зал. Мы сейчас с матерью накажем тебя, - проговорил Иван Данилович.

В зале был уже накрыт обеденный стол. Среди тарелок с закусками стоял пузатый графин с водкой, настоянной лимонной корочкой, бутылка красного вина. Иван Данилович крякнул от предвкушаемого удовольствия

–  Ну, орлы!
– сказал он, чинно усаживаясь за стол и беря в руки графин.

–  Мне вина, - попросил Василий.

Иван Данилович налил стопки и рюмки, солидно расправил усы, взял свою стопку.

–  За отъезжающих. Русская поговорка гласит: не имей сто рублей, а имей сто друзей. Деньги - вода, дружба - золото Тебе, Василий, повезло…

Николай смутился

–  Хочу, чтобы вы жили, как братья родные, - продолжал отец.
– Рад буду, ежели Николай в нашей семье заменит нам покойного сына - Ефросинья Петровна поднесла к глазам конец фартука - Вот что я скажу тебе, брат: всегда, в любое время наш дом - твой дом, наша семья - твоя семья.