Были два друга

–  Значит, вы все время скрывали от него, что у вас сын? Это жестоко с вашей стороны. Он и без того наказан.

–  Я много страдала из-за него, потеряла веру. Надежда Владимировна, милая, очень прошу вас, пусть наш разговор останется между нами. Дайте мне честное слово, - взволнованно проговорила Даша, прижав к груди руки.

–  Нет, такого слова дать вам не могу.
– Это будет несправедливо, нечестно…

–  У вас - сын. Но если вы окончательно разуверились в Горбачеве… Если у вас ничего не сохранилось к нему, кроме презрения…

–  Будем до конца откровенны, - сказала Даша.

– Если бы я не знала, что он любит… другую…

Лицо Нади вдруг густо покраснело. Да, Николай любил ее, возможно, ради нее он и приехал на работу в этот город. Об этом знал и ее муж, иначе он не ревновал бы ее к Николаю. Наде было очень стыдно, что она, помимо своей воли, причинила страдание этой женщине. Она прижала ладони к пылающим щекам.

Признание Даши взволновало и озадачило Надю. Сознавать, что, возможно, она была причиной трагически сложившейся любви и жизни этой милой, умной женщины, было просто ужасно…

Дома Надя рассказала обо всем мужу. Он молча выслушал ее и сказал:

–  Это невероятно! Да, Николай очень любил ее.

–  Самое невероятное то, что он не знает о своем сыне. Как ты думаешь, сохранились ли у него чувства к Даше?

–  Не знаю. При мне он редко говорил о ней.

–  Завтра я расскажу ему обо всем. Приглашу его к нам.

–  Пригласи.

На другой день Надя позвонила Николаю на завод, просила, чтобы после работы он обязательно зашел. Он ответил, что не может прийти сегодня, у него производственное совещание.

–  Раз в жизни можно пропустить совещание. У меня к вам серьезный разговор. Да, очень серьезный и небезынтересный для вас. Нет, вы не шутите. Это очень и очень важно для вас и еще кое для кого. Придете? Ждем вас.

Пришел Николай к Тороповым в восьмом часу вечера. Встретила его Надя.

–  А Василий вас ждал, ждал. У него какое-то срочное дело с Москвой. Ушел на почту, - сказала Надя.

–  Ну, как вы тут?

–  Ничего. Живем кое-как. Давайте лучше поговорим о вас. Только не удивляйтесь, - предупредила Надя.

Николай заметил, что Надя была озабочена и взволнована. Присматриваясь к ее лицу, он невольно подумал: та ли это Надя, которую он любил несколько лет? И что осталось от той любви сейчас? Нежное уважение да тихая грусть?

–  Ну-с, Надежда Владимировна, чем вы собираетесь огорошить меня?
– улыбаясь, спросил Николай.

–  Ой, не знаю, с чего и начинать. Это касается вас и Даши.

–  Что это вы вспомнили о ней?

Надя посмотрела ему в глаза строго, испытующе.

–  Разве она для вас ничего не значит? Николая смутил этот вопрос.

–  Я ведь все теперь знаю, - сказала Надя осуждающе.

–  Что, например?

–  А то, что вас полюбила девушка, а вы обманули ее. Как вы могли это сделать? Она столько перенесла из-за вас страданий, - сердито проговорила Надя.

–  Но она не стала меня ждать, вышла замуж.

–  Откуда вы взяли это?

–  Из письма ее матери.

– А вы не знаете, что эта мать в зимнюю стужу выгнала Дашу из дому в то время, когда она ожидала ребенка? Вашего ребенка.

–  Даша любит другого, потому и не хочет признать меня за отца ее ребенка.

–  Откуда вы это знаете?

–  Знаю.

–  Вы дождетесь, когда у вас из-под носа выхватят Дашу.

Она была права. То, что он услышал от нее, - в мыслях Николая вызвало новую путаницу. Он начал было свыкаться с мыслью, что Даша для него потеряна навсегда, а догадки о сыне оставались только догадками. Теперь же догадки подтвердились: у Даши сын, Даша по существу его жена. Но простит ли она ему то, что он поверил злым наветам, причинил ей столько страданий? К тому же он был уверен, что она любит Брускова.

Снова замыкался круг противоречий, решение которых зависело не от него. Его тянуло к Даше, к сыну, но он боялся ее холодного, ничем не прикрытого презрения. Несколько раз он порывался пойти к ней. Предлог теперь у него был - проведать сына. Он покупал ему игрушки. Но каждый раз его что-то удерживало. Игрушки в квартире прибавлялись, а встречу с сыном он откладывал на другой раз. Соседка Марья Тимофеевна, наблюдая, как он развлекался игрушками, качала головой.

–  Никак, магазин игрушек открыть задумал?

–  Будем торговать, Тимофеевна, - шутил Николай.

–  Это ты по детишкам тоскуешь. Жизнь - она ведь требует своего, - философски заключила Марья Тимофеевна.

–  В детство впадаю, - Николай грустно улыбнулся.

–  Смеешься, а на душе у тебя невесело. Ты ведь, сынок, из породы веселых. И чего дома сиднем сидишь? То с чертежами, то с игрушками возишься.
– Старуха плутовато прищурила серые добродушные глаза.
– С начальством воевать умеешь, а перед бабами тово… пасуешь. А бабы мужиков любят смелых, настойчивых. Смелость - она города берет. Один раз неудача, гляди, другой раз повезет. Так-то, сынок.

Николай посмотрел на старушку и покачал головой.

–  Ой, Тимофеевна!

Она будто угадала его мысли. Еще по дороге с завода домой он подумал: «Не пойти ли сегодня к Даше? День субботний, она, конечно, будет дома. Сделать еще одну попытку развязать тугой узел. Предлог есть - проведать сына». Пугало то, что у Даши он может снова встретить Брускова. После разговора с Марьей Тимофеевной Николай отбросил свои колебания, побрился, надел новый костюм, завернул в газету несколько игрушек.

–  Тимофеевна, я пошел, - крикнул он в прихожей.

Чем ближе он подходил к дому, где жила Даша, тем чаще билось сердце, волнение захватывало дыхание. Не наткнуться бы на Брускова. Вот и дом. Николай быстро поднялся на второй этаж, перед тем как постучать в дверь, осмотрел костюм, поправил галстук. А сердце тук-тук-тук. Он даже вспотел от волнения, вынул платок, отер лицо. Даша, сын - вот за этой дверью. Такие близкие и далекие.

На слабый, неуверенный стук в дверь донесся знакомый милый голос: