Были два друга
Шрифт:
– Я давно это знала. Еще на вечере в твоем доме, когда ты первый раз посмотрел мне в глаза.
– Она снова потянулась к нему.
Тася отдавалась своим чувствам бурно, не задумываясь о том, к чему они могут привести ее. От жизни она легко и весело брала все, что было для нее приятным.
И вот то, о чем давно тайно мечтал Василий Иванович, что не давало ему покоя, свершилось. И он вдруг почувствовал угрызение совести, на душе стало гадко, мерзко, он вспомнил о Наде и ужаснулся своему поступку. «Что я сделал!» - подумал он, поняв, как оскорбил жену, детей, какую обиду
С этой прогулки началось все. Василий Иванович долго терзался сознанием своего падения. Он проклинал свою слабость, не мог простить себе проступка.
Но когда он вспоминал Тасины губы, ее горячие глаза,.неудержимые ласки, у него кружилась голова. «Что же делать, если этому суждено было случиться, - успокаивал он свою совесть.
– Не стану же я каяться перед женой. Она ничего не знает, это останется в тайне и никогда больше не повторится. Может, и она изменяла мне, а я ничего не знал, и это не портило наших семейных отношений».
Потом он начал оправдывать свой поступок, убеждать себя в том, что он это делает не потому, что ему хотелось этого ради удовольствия. Ему на себе надо познать все, что случается с людьми. Как же он может писать о любви, верности, измене, если всего этого он сам еще не испытал?
Временами верх брало благоразумие, и тогда Василий Иванович говорил себе: «Это гнусно
и это больше не повторится». И странно, чем больше убеждает себя, что это не повторится, тем неудержимее его влечение.
Отношения Василия Ивановича с женой стали еще более сложными, еще более натянутыми, доходящими до обоюдной отчужденности. Надя жила своей жизнью: дети, домашние хлопоты, учеба - вот ее мир и круг интересов. У него свой круг забот, интересов, своя жизнь.
Он знал, что его отношения к Тасе не могут не отразиться на семье, и он старался всеми силами уберечь свою семью, давал себе слово, что с Тасей все уже покончено, он перед Надей и детьми постарается искупить свою вину. Но когда через неделю Тася снова позвонила ему, что не плохо было бы повторить прогулку, он с радостью откликнулся на это.
И снова езда на автомобиле по лесным дорогам и полянам, золотой ливень листвы, запах осеннего леса…
Встречи с Тасей постепенно становились для Василия Ивановича необходимыми. Чем больше он узнавал эту женщину, тем дальше чувствами и мыслями уходил от жены и детей.
С наступлением зимы прогулки по лесу прекратились. Надо было придумывать новые безопасные места для встреч, так как в городе оба они были людьми заметными. Малейшая оплошность могла вызвать осложнения. Тася оказалась более смелой и решительной. Они стали встречаться на квартире одной из ее подруг.
Если первые дни после своего грехопадения Василий Иванович осознавал всю его отвратительность и давал себе слово не повторять больше этого, то со временем он все чаще убеждал себя, что ему все можно. Тасины взгляды на жизнь постепенно передавались и ему. Он научился лгать и лицемерить перед женой. Догадывалась ли Надя о его связи с Тасей, Василий Иванович не знал. Она упорно молчала, и он уверял себя, что она ничего не подозревает.
КОГДА ЛОЖЬ СТАНОВИТСЯ НЕОБХОДИМОСТЬЮ
В то время, когда Василий Иванович развлекался с женой своего товарища, Надя писала работу по аналитической химии. Перед нею на столе лежали учебники, выписки, формулы. Тихо поскрипывало по бумаге перо. Только маятник больших часов в гостиной нарушал тишину.
Сначала Надя работала напряженно и сосредоточенно, не думая ни о чем постороннем. Химия - ее любимый предмет, она могла всю ночь просидеть за решением задач. Потом внимание ее начало рассеиваться, и она нет-нет и посмотрит на часы. Уже без четверти два. Надя вздыхает, долго ходит по комнате. На душе тяжело и безрадостно. Опять где-то задержался Василий. В голову мутным потоком текут неприятные, тревожные мысли. Надя снова садится за стол, берет ручку и долго сидит в глубокой задумчивости. Трет пальцами лоб, старается сосредоточиться на работе. Но мысли разлетаются, как пух на ветру.
Она долго надеялась на порядочность мужа. Тася просто взбалмошная, скучающая от безделья бабенка, ищущая легких приключений. Тем более Василий дружен с ее мужем. Однажды тетя Варя сказала ей, что женщины судачат между собой, будто кто-то видел, как Василий разъезжал на автомобиле с директоршей по лесу. С тех пор Надя потеряла покой.
Тяжело Наде жить со своими мрачными мыслями, но еще тяжелее молчать. Отношения их с каждым днем становились все хуже, все томительнее, вот-вот оборвутся, как туго натянутые струны.
– Где ты задерживаешься?
– не раз спрашивала Надя, глядя в глаза Василия.
Он выдумывал какие-то горячие споры в кругу товарищей, какие-то дела. Надя молча слушала его и не знала, верить ему или нет. Она была из тех натур, которым противна всякая ложь, которые сами не умеют лгать и слепо верят другим.
Василий Иванович часто удивлялся, откуда у него вдруг появилась необходимость этой утонченной до правдоподобия лжи. Всякая ложь и неискренность были противны ему. Себя он считал человеком цельным.
В доме все шло будто нормально, скандалов не было, и Василий Иванович радовался доверчивости жены. Иногда он с тревогой думал, что рано или поздно она узнает о его связи с Тасей. Что тогда станет с его семьей? Тася смелая до безрассудства.
Сейчас Надя, сидя перед раскрытым учебником, думала о муже. Перед глазами то и дело вставало веселое, беззаботное лицо Таси. Воображение рисовало картины одну ужаснее другой. От обиды и боли хотелось кричать, от нервного напряжения разболелась голова.
Уже пять утра, Василия все нет. Не поговорить ли о нем с Николаем? Они старые товарищи. Николай не побоится открыть Василию глаза на правду. Она и сама несколько раз пыталась сделать это, но каждый раз натыкалась на раздражительность мужа и отступала, откладывая разговор до более подходящего случая. Он и к детям последнее время стал относиться холодно, отчужденно, считал их чересчур шаловливыми.
Пришел он домой, когда уже рассвело. Надя встретила его у двери в кабинет. Посмотрела на его смущенное, виноватое лицо. От него и на этот раз пахло Таенными духами.