Бытовик

— Я надеюсь, ваша охрана надежна? — я прямо посмотрел в глаза капитана.

— Они продержаться, пока сюда подойдет подмога. — усмехнулся капитан: — У нас есть некоторые средства усиления.

— Я арестован?

— Пока нет, князь.

— Тогда, чтобы вам было спокойнее, я готов. — я протянул, молчащему все это время, Борису свой револьвер и трость, и дворник отомкнул калитку, выпуская меня.

Разговаривать во время быстрой езды по булыжникам мостовой было невозможно, поэтому по делу мы заговорили, уже войдя в, знакомое мне здание контрразведки.

Усаженный в мягкое кресло в кабинете начальника отделения, и даже получив стакан паршивого чая в тяжелом, серебристого цвета, подстаканнике, я коротко рассказал о дуэли с младшим братом, о своем требовании, доставить в поместье трофеи с поверженного противника, о солдатах, доставивших один мешок с доспехами, саблей и прочей «ювелиркой», к воротам поместья, их настойчивым желанием занести мешок в дом и, наконец, о тугом узле, спасшим жизни обитателям моего дома.

— Вам что-то известно об этом, так как мешок с инженерным зарядом я передал представителям имперского Банка, которые твердо уверили меня, что они передадут бомбу кому надо и уже утром в полку под командованием полковника Фриксена начнется проверка и инвентаризация.

— Мне ничего никто не передавал. — заверил меня капитан: — Но, Имперский банк уважаемая и многогранная организация, которая имеет полномочия во многих государственных вопросах и пользуется полным доверием Его Императорского Величества, если они сказали, что передадут улику КУДА НАДО, значит улика уже там, где надо. Но, фон Фриксены, все, как один, обвиняют вас в нападении с использованием адских машин на их дом, вследствие которого погибли гвардейцы Его Величества, а это, поверьте, очень тяжелые обвинения. Лет сто назад, вы, молодой человек, уже бы были в руках палачей… Тем более, не далее, чем позавчера, вас доставляли в нашу службу по подозрении в организации нападения на дворянку и армейского офицера, с использованием…

Капитан театрально поднял вверх палец, после чего, на драматической нотке, закончил: — Адской машины, а это о многом говорящее совпадение, мне ли, с моим опытом не знать.

Я, несмотря на тревогу, глубоко засевшую в душе, не выдержал и рассмеялся.

— Вам это кажется смешным? — капитан, кипя от негодования, вскочил со стула: — Погибли люди, верные воины его императорского величества, а вам угодно забавляться?

— Я, господин капитан, горько оплакиваю каждого верного слугу Его Императорского Величества, но меня разбирает смех, когда вы нелепо изображаете здесь проведение расследования…

— Да я… я, между прочим, под Одессой в две штыковые атаки ходил, кровь проливал, меня, Его Величество, лично знает…

— Да при чем тут ваше личное мужество и ваши награды? Я в вашем героизме на поле боя, нисколько не сомневаюсь, но, то, что вы не там ищете — об этом я готов биться об заклад.

— И что же я делаю неправильно, господин любитель копеечных детективчиков о агенте Нате Пинкертоне и статском советнике Эрасте Фандорине? Расскажите, поделитесь житейским опытом.

— Господин капитан, всё, что вы мне пока рассказали это пустые фантазии, ваши и ваших сотрудников, не подкрепленные никакими доказательствами. Относительно ограбления барышни и убийства офицера — мой дворник Борис, в последний момент успел закрыть ворота перед носом грабителей, они пытались его убить, требуя, чтобы дворник пропустил их во двор, где за домом раскинулся большой сад, и преступники вполне могли скрыться. Дворник же, под стволом револьвера, отказался открывать ворота, и напротив, выкинул ключи в заросли травы. Он чуть не погиб, его спасла только близкая полицейская погоня.

— А может быть, это ваши сообщники? Которым вы обещали укрытие в вашем саду и помощь в заметании следов?! — бравый контрразведчик, чуть в меня пальцем не тыкал от возбуждения, восхищаясь своей прозорливостью.

— Ну да, точно, вы меня раскусили! — я поднял руки: — Только ответьте на один вопрос — зачем мне позволять дворнику закрывать ворота перед носом грабителей? Проще было отослать дворника в подвал или ледник, или вообще, отправить его с каким-то поручением и оставить ворота открытыми, чтобы мои, якобы… — я несколько раз согнул-разогнул указательные и средние пальцы обоих рук, под ошеломленным взглядом капитана, после чего продолжил: — сообщники спокойно ушли через сад. А полицейских я мог отправить в погоню в другую, противоположную сторону. Ну и лодку на берегу реки приготовить, чтобы мои сообщники не бегали, ноги бы не били, а спокойно, в три гребка весел, уплыли бы от бедолаг, пеших полицейских.

— Переходим к фактам — давеча, я передал представителям банка армейский мешок и инженерный пороховой заряд, стоящий на вооружении Российской армии, это установленный факт. Который вы не сможете опровергнуть или переложить вину за него на меня. Солдат на телеге, кроме моего дворника, что привозили мешок, половина улицы видела. Есть у меня доступ к армейским вещевым мешкам и саперным зарядам? А у полковника Фриксена и его сыновей есть!

— Это не доказательство. — засмеялся капитан: — Армейский мешок и заряд пороха на черном рынке любой купить может…

— То есть вы сами признались, что ваша служба работает отвратительно? — с материнским, ласковым укором, переспросил я: — Если даже не считаете нужным скрывать, что армейским имуществом, в том числе, адскими машинками, почти в открытую, торгуют на рынках и базарах? А вы точно нашей стране служите?

Глава 13

Глава тринадцатая.

Что делает человек, облечённый властью, попав в глупую ситуацию? Правильно, он тут же начинает претворять в жизнь принцип «Я начальник — ты дурак!»

Несколько секунд капитан молча пучил на меня глаза, как глубоководная рыба удильщик, затем разинул пасть и заорал:

— Молчать! Молчать я сказал! Что, думаешь, голубая кровь и я управы на тебя не найду?! Да у меня в кабинете генералы плачут, как дети!

Я молчал, пока капитан просто бесновался, но когда он вскочил с кресла и, склонившись над моим стулом, стал орать мне в лицо, брызгая слюнями, я не выдержал и выплеснул в беснующуюся харю остатки остывшего, пахнущего веником, чая.

Капитан взвыл уже совсем что-то нечленораздельное, и вцепился в мой френч, но тут кабинет заполнился людьми. Какие-то военные оттащили мокрого капитана в сторону и стали аккуратно промокать его газетами и какими-то тряпками, а трое, пыхтя от усердия и мешаясь сами себе в узком коридоре, поволокли меня куда-то, в дальнюю часть особняка, как оказалось в камеру.

Неструганных нар, тюфяков, набитых гнилой соломой и вонючей «параши» в тесной комнате я не обнаружил — обстановка была вполне приличная — две кровати с серыми одеялами поверх тонких матрасов, тощенькие подушки, отхожее место, небольшой закуток за дверью, было оборудовано вполне современным санфаянсом. На одной из кроватей лежал молодой мужчина с пышными бакенбардами, в синем, расшитом мундире и белых лосинах, плотно обтягивающих ноги, как у балеруна или героя-поэта Дениса Давыдова.

При моем появлении, мужчина приоткрыл один глаз, после чего сел на кровати и протянул руку:

— Корнет Говоров, из синих гусар!

— Булатов, выпускной курс Магической академии.

— Шпак? А почему сюда? Неужели, приударили за какой-то полковницей? Поделитесь, кто она? Может быть я знаю эту шалунью?!

— Я, как уверен, большинство тех, кто томится в этих застенках, невиновен. — я стянул сапоги и, по примеру своего соседа, поставил их возле кровати, сам же растянулся на жестком, колючем одеяле.