Бытовик
Шрифт:
— Барышни. — я склонил голову: — Позволено ли будет бедному узнику присутствовать в вашем блистательном обществе или аромат тюрьмы не позволит мне немедленно им насладиться?
Очевидно, что старый Олежка Булатов так никогда не говорил, так как две наши с Дариной сокурсницы просто замерли с отвисшими челюстями и широко открытыми глазами.
— Садитесь князь… — навещавшую меня в застенках Дарину мой внешний вид и, вероятно запах, не смущал и она указала веером на стул подле себя.
— Дорогая, а ты я вижу, успела меня оплакать и похоронить? — я кивнул на черное элегантное платье, в которое успела переодеться «моя невеста». До «маленького черного платьица» от Коко Шанель, в моем, мужском представлении, оно не дотягивало, но изящные руки и плечи
— Простите, Олег Александрович, наше любопытство, но мы чего-то не знаем? — справилась с потрясением одна из подружек Дарины: — Ваши отношения перешли на новый уровень? Дарина для вас теперь «дорогая»?
— Лизавета Михайловна, но как я должен обращаться к барышне, которая, рискуя своей репутацией, под видом моей невесты, проникла в подвалы контрразведки, где я подвергался изощренным пыткам, и смогла передать мне вот это…- я показал кусок проволоки: — С помощью этого предмета я смог снять с себя кандалы и сбежать из-под караула. Эта проволочка теперь мой талисман до конца моих дней, а считать Дарину Любомировну своей невестой — высшая награда, о которой я могу только мечтать.
Пока подруги расспрашивали, купающуюся в лучах романтического восторга, Дарину, о подробностях ее беспримерного подвига, я взялся перечитывать условия контракта, из которого понял, что амнистию мне объявили временную, на время действия контракта, а дальше, вероятен новый суд, и лишь за особые заслуги, Государь Император может простить меня окончательно.
— Князь, ну не будьте букой, бросьте ваши скучные бумажки. — Лиза шутливо стукнула меня веером по руке: — Расскажите о своих планах на будущее, когда планируете свадьбу.
Я отложил бумаги в стороны, обвел, сидящих в предвкушении, девиц внимательным взглядом:
— Простите, барышни, а кто-то из вас слышал такое выражение «жена декабриста»?
Глава 15
Глава пятнадцатая.
К сожалению, на это, известное каждому русскому в моем мире, выражение, барышни не отреагировали, только недоуменно хлопали лучистыми глазками. Пришлось отъезжать назад.
— Насчет свадьбы, к сожалению, придется подождать. Дело в том, что из здания штаба, где меня хотели судить, незаметно выбраться мне не удалось. Нет, безусловно, если бы это был вражеский штаб, я бы действовал по другому, подпалил бы, к чертовой матери, архив с секретными документами, и, пока вражины спасали свои секреты, перерезал бы всех часовых своей счастливой проволочкой, напился бы их свежей кровью и вырвался бы из кольца врагов! Р-р-р! — я оскалил зубы и студентки радостно взвизгнули: — Но, так как меня окружали верные солдаты императора, обманутые моими злопыхателями, я не имел права применять к ним насилие, поэтому приходилось просто прятаться и бежать. И вот, когда сотня наших гренадеров окружила меня на первом этаже, я ворвался в бюро вербовки, взял бланк контракта о поступлению на военную службу, стал его читать, одной рукой отмахиваясь кандалами, как кистенем, от направленных на меня десятков штыков, а прочитав подписал контракт, за секунду до того, как меня смогли снова заковать в оковы. И тут блеснула молния, и начальник буро вербовки громовым голосом закричал, что я теперь воин Империи и никто не имеет права меня судить, а кто тронет меня хоть пальцем, сам под судом окажется. И такая сила была в голосе этого скромного капитана, что все мои неприятели убоялись и бежали из кабинета. И теперь я здесь, свободен от уголовного преследования, но, обязан после завтра, поутру, уехать на южную границу. Так как тамошний климат неблагоприятно действует на девичью красоту, я не считаю себя вправе связывать Дамиру Любомировну какими-то либо обязательствами.
Дамира, подумав, ответила, что не готова здесь и сейчас принимать какие-то решения, но на вокзал она обязательно придут меня проводить, после чего мы распрощались — я двинулся домой, радуясь свободе, а девушки остались в кафе, утешать подругу в ее личной душевной драме.
—
Любезный…- я влез в коляску, но не торопился называть нужный мне адрес: — А не подскажешь, есть ли в столице таможня?— У, барин, какие ты задачки задаешь…- возница, в задумчивости почесал рыжую бороду: — Прям так сразу и не скажу. Есть таможенники в Министерстве финансов, но сейчас ты там уже никого не найдешь. Есть таможенный склад в порту и есть такой-же склад на железной дороге. Тебе куда надо?
— И кто из них сейчас работает?
— Только склад на железной дороге, они круглые сутки грузы принимают.
— А почему? — удивился я: — Почему в порту склад сейчас не работает?
— Эх, ваше благородие, вроде учат вас столько лет. А все едино, жизни вы не знаете. На реке все суда частные, купчинам, чаще всего, принадлежат. Если они вечером или в праздники к таможенной пристани на разгрузку придут, а их там до утра не примут, будет казне какой убыток или нет?
— Наверное, не будет. Только купцам, у которых корабли простаивают.
— Вот о чем я и толкую. — назидательно поднял вверх кривой палец извозчик: — А железная дорога казенная, и вагонов с паровозами, я слышал, вечно не хватает, а значит от их простоя казне сплошной убыток. Вот и принимают грузы на таможенный складна железную дорогу, круглые сутки. Ну что, едем на железную дорогу, барин?
— Поехали. — махнул рукой я, даже не торгуясь.
Таможенный склад представлял собой огромный ангар, примыкавший к путям станции «Ярославль-Грузовая», отделенный от улицы глухим забором. Отпустив извозчика, я подошел к воротам, и громко забарабанил кулаком, а, через пару минут, еще и каблуками сапог.
Устав бить по калитке, я уже собрался… Что я собрался, я не успел додумать — в калитке приоткрылось маленькое окошечко, и оттуда высунулись чьи-то густые усы.
— Что вам нужно, сударь?
— Начальника таможни хотел бы увидеть.
— А нет его, домой отъехавши.
— Хорошо, отдыхать, при вашей трудной службе, тоже надо. А товарища начальника таможни?
— Его не видел…
Примерно представляя коррумпированность местных государственных органов, я вытащил из большой корзинки, которую я прикупил в дороге в местном аналоге универсального магазина, бутылку «казенки» и сунул в окошка:
— Вот тебе, служивый, современный оптический прибор, позволяет увидеть начальника на любом расстоянии.
— О, до чего современная наука дошла! — восхитился таможенник, принимая подношение: — И правда, работает. Вижу, что начальство к своему кабинету поспешает, чтобы, значит встретить вас….
— Доложи, князь Булатов Олег Александрович.
— а князей у нас без доклада велено пускать… — за калиткой залязгали запоры: — Прошу проследовать, ваше сиятельство.
Кабинет товарища (или заместителя) начальника таможни по станции «Ярославль — Грузовая» был тесным и душным, заваленным кипами документов и стоящими в углу ящиками.
— Что у вас? — поднял голову от бумаг потасканный мужчина средних лет, с густыми, но, какими-то выцветшими, бакенбардами, намечающейся лысиной и светло-серыми глазами: — Корзину туда поставьте и давайте документы.
— Нет у меня документов, я к вам просто поговорить пришел…
— Молодой человек, если вы сюда забежали шутки пошутить…
— Князь Булатов Олег Александрович. — я подал руку, которую чиновник, с некоторой растерянностью, пожал.
— Коллежский секретарь Устинов Миодраг Рогистович, товарищ начальника…
— Я к вам сударь по-простому, хотел вас, от трудов ваших ненадолго отвлечь, по приятельски, ужином угостить, да посоветоваться… — я сдвинул в сторону кипу бумаг, расстелил рушник, на который начал выставлять свое подношение — две бутылки шампанского, бутылочку коньяка, ветчину, белую булку ну и прочую закуску, которую я приобрел, чтобы растопить суровое сердце старого таможенника.
После первой мы быстренько выпили по второй, после чего местный начальник выжидательно уставился на меня своими блёклыми глазами.