Бюро магической статистики. Рудник
Шрифт:
А?
Но и возвращаться… Марко не зря слыл дамским угодником и отлично понимал: есть моменты, в которые женщину НАДО оставить в покое. Ради собственной безопасности.
Ничего, подождет он день или два, не переломится. Завтра придет… или послезавтра.
Элисон промаршировала строевым шагом к столу Леа Даларвен, грохнула на него корзину роз и уселась обратно к себе.
До ночи было еще минимум восемь часов.
До конца рабочего дня – шесть.
Яду мне, яду! И побольше!!!
Робин смотрел в
Да-да, был у него рамбиль, и Хью отлично водил его. Робин раньше и сам водить умел, но после случившегося он себе просто не доверял.
Поди просиди пять лет просто так!
Можно бы до столицы и на поезде, но… Робин представил себе, как на него будут смотреть люди, представил процесс посещения туалета, как он идет в столовую, как на него глядят, как шепчутся за его спиной…
Да пропади оно все трижды пропадом!
Лучше он в рамбиле посидит… да, Хью говорил, что можно выкупить все купе и никого не видеть, и пропади они пропадом…
Робин решил, что оно того не стоит.
Рамбиль в этом отношении лучше любого купе, из которого не выгонишь проводника, а то и любопытные какие заявятся. И по перрону-то ему все равно идти и билет покупать…
Нет уж!
Рамбиль большой, заднее сиденье мягкое, позволяет расположиться и так, и этак… даже вдвоем, было у него пару раз, не с Сарой, конечно, та желала до свадьбы девушкой остаться, но было. Можно и устроиться поудобнее, и подушку подложить под искривленный бок, и попросить Хью остановиться, и ноги размять подальше от дороги…
Правильно он сделал.
А что чуть подольше… пусть! Он потерпит!
Матео, друг, я ТАК тебя подвел! Дай бог, чтобы не было еще слишком поздно! А если тебя уже нет, я хотя бы отомщу! Я клянусь, я отомщу!!!
Ах я безмозглый пьяный кретин! Все из-за моих паршивых страданий!
– Рента Баррет?
Мужчина, который остановил Элисон, был вполне себе девичьей мечтой, правда не того сорта, что Марко Вебер. Марко был для девушек, которые предпочитают романтических героев, а этот мужчина для тех, кому нравятся военные.
Вон какая выправка!
И усы подкручены, и мундир на нем сидит как нарисованный, и сапоги как зеркало – отражают солнышко. И даже пара медалей есть – тоже начищены, аж оторопь берет.
Хорош!
И букетик, который он протянул Элисон, был тоже вполне себе хорош. В духе «скромной симпатии». Полевые цветы, зелень…
– Доброе утро, – согласилась Элисон. – Это я. А вы?..
– Рент Адриан Браудер. К вашим услугам, рента.
Несколько минут Элисон пыталась вспомнить, кто это такой и почему ей знакома фамилия мужчины. Вроде бы они не виделись раньше? Потом уже сообразила.
– Рена Ханна?..
– Да, это моя мать.
– Как ее самочувствие?
Элисон искренне беспокоилась о симпатичной рене. Ну не виновата она, что дочь у нее такой свиньей оказалась. Обычно, когда в семье случается беда, принято пенять на воспитание. А если по-честному…
Можно ребеночка воспитывать, можно таскать его по музеям и выставкам, можно рассказывать ему о богах и героях, показывать что-то личным примером, но…
Но
есть еще и собственный характер ребенка, который выбирает, как ему жить, сам и для себя. Полегче или потруднее, сказать правду или соврать, пойти прямо или в обход.Элисон знала такие семьи и потому не могла ничего плохого сказать о рене Ханне. Ты вложила в ребенка свою душу?! Но ведь и его душу тоже надо принимать в расчет!
Так что…
– Она сильно переживает, но мы с Катариной здесь, сестра привезла ей внуков… я не смогу остаться надолго, а Кати побудет.
– Это хорошо, рент Браудер.
– Да. Рента Баррет, я хотел увидеть вас перед отъездом. И поблагодарить.
Элисон качнула головой.
– Не думаю, что заслужила благодарность. Невольно, но я принесла горе в ваш дом, и за это мне впору извиняться.
– Нет, рента. Если бы не вы… Адела могла зайти еще дальше, а мать бы умерла от горя. Я ее знаю… она любит нас всех, но Адела всегда была рядом с ней.
– Что сейчас будет с рентой Аделой?
– Уже реной. – Улыбка Адриана не сулила сестре ничего хорошего. – Теперь сестрица – рена Майер. Пусть сама расхлебывает последствия.
Элисон вспомнила «романтического героя» и невольно поморщилась.
– Не слишком ли это строго, рент?
– Нет, рента. Брачный договор я составил, Клемент его подписал. – Холодная улыбка Адриана не сулила ничего хорошего и зятю. – В нищете Адела не останется, но вряд ли этот брак будет счастливым.
– Они останутся здесь, в городе?
– Нет. Клемент мечтает попытать удачи в столице, так что скоро мы проводим их в Лаору.
Элисон криво улыбнулась.
– Ах да! Ну какие могут быть возможности в провинции? Здесь и дома пониже, и воздух пожиже, и настоящих талантов не понимают, затирают и обижают. А вот в столице, там-то он – УХ!
Адриан фыркнул.
– Объяснять человеку, что при наличии рук, головы и желания трудиться он пробьется где угодно, у меня нет никакого желания. Но вы ведь тоже так думаете, рента?
Элисон решительно кивнула.
Она примерно так и думала.
Между прочим, тот же Леон Штромберг прекрасно жил и работал в крохотном шахтерском городке, и не помешало ему это совершить кучу открытий! И прославиться не помешало, вписать свое имя золотом на страницы науки! Вот спорим на сто корелей, что среди его друзей тоже такой «Клемент» был? Возможно, подавившийся своей завистью.
Ну как так-то?
Он, такой тонкий, умный и истинный талант, не может прославиться из-за окружения, завистников города, провинции… нужное подчеркнуть, недостающее дописать, а какой-то Штромберг берет и открытия делает! И даже не золотой ручкой пишет!
Куда мир катится?
Точно, кругом враги.
Мужчина и женщина шли к бюро, разговаривая как старые добрые знакомые. Элисон по дороге успела расспросить капитана о его месте службы, они пришли к выводу, что пробиваться везде сложно, но если справишься – это здорово!
Можно собой гордиться!
– Вы к нам обязательно зайдите. Катарина тоже хотела с вами познакомиться, просто она сейчас далеко от матери не отходит. И дети, опять же…
– Да, дети послужат хорошим противоядием, – задумчиво кивнула Элисон.