Ц-5

— Да нет, я понимаю… — затянул Вальцев. — Жалко, просто. Нам бы годик продержаться…

— Да пятилетку простоять! — хохотнул Олейник. — Ничего, Максим, мы свое возьмем!

Отворилась дверь, и в комнату боязливо заглянул дежурный.

— Товарищ полковник… — воззвал он с запинкой. — Тут одна гражданочка… Заявляет, что… э-э… шпионка.

— О, как! — удивился Олейник. — Ну, давай ее сюда.

— Есть!

Сержант скрылся, и тут же порог переступила молодая женщина, чуть за тридцать, не красавица, но стройная и миловидная. В ее быстрых и четких движениях угадывалась давняя дружба со спортом, а в простой с виду одежде чувствовался хороший вкус.

Оглядев присутствующих, «шпионка» обратилась к Василию Филипповичу — он единственный щеголял в мундире:

— Здравствуйте. Я хочу сделать заявление.

Марина потерла щеку, чтобы скрыть усмешку — неожиданная гостья блестяще имитировала спокойствие, но вот голос ее просто звенел от волнения.

— Мы вас внимательно слушаем, — прогудел Олейник, взглянув на стакан в своей руке с легким недоумением — дескать, а это откуда?

— Я — гражданка Соединенных Штатов Америки, — продолжила «шпионка». — Родилась и выросла в Нью-Йорке. Окончила колледж в Уэллсли. Добровольно записалась в «зеленые береты» и прошла обучение в Форт-Брэгг. Служила в 10-й группе специального назначения в Западной Германии. Там на меня и вышла сотрудница ЦРУ. С прошлого года я в разведке. Операция в Первомайске — мое первое задание, как полевого агента. Но я разобралась в ситуации, и решила сдаться.

— Не хреново девки пляшут по четыре сразу в ряд… — пробормотал Иванов, будучи несколько ошеломлен. — А имя у вас есть, гражданка Штатов?

— О, простите, — смутилась гражданка, — меня зовут Елена Ливен. Мой отец — русский.

— Барон фон Ливен, я полагаю? — поправил очки генерал-лейтенант.

— Нет, светлейший князь! — вздернула голову Елена. — Владимир Генрихович фон Ливен, штабс-ротмистр Кавалергардского полка! Служил ли в Белой гвардии? Служил!

— Успокойтесь, Елена Владимировна, — поднял руки Борис Семенович. — Ваше… м-м… не совсем пролетарское происхождение никак не влияет на то, как мы относимся к вам. Насколько я понимаю, вы должны были присоединиться к агентурно-оперативной группе Саймона Грина и Питера Смита?

— Не совсем так, — вытолкнула Ливен, унимая нервы. — Я должна была возглавить опергруппу и выйти на аналитика местной команды чекистов.

— Но вы не приняли бразды правления и не пошли на контакт. Почему?

Елена пожала плечами.

— Саймона и Пита я знаю по Форт-Брэггу. Они годятся для диверсий и прочих «прямых действий». Оба простодушны, как ковбои, и так же недалеки. Я постоянно откладывала встречу, хотя в СССР нахожусь уже второй месяц. Поначалу из-за того, что не доверяла этой парочке, а затем… — она прерывисто вздохнула. — А затем мне стало противно. Я жила здесь, гуляла по улицам, ходила в магазины, в кино… И та раздвоенность, что мешала мне в Штатах, стала убывать здесь, в Союзе. Бывало, я гордилась тем, что из России, но в то же время изо всех сил старалась выбиться в стопроцентные американки. Жизнь какая-то… Импульсами. Вверх-вниз… То я оправдывала торгашескую суть англосаксов, то брезговала всей тамошней куплей-продажей. Отец… Он очень не любил большевиков. Но когда Гитлер напал на СССР, папа собрал все свои деньги и отнес в советское посольство. На те доллары построили два танка. Мама сердилась на папу, да и я не могла понять его поступка. Но вот теперь, кажется, до меня стало доходить… Не сказать, что я… есть у вас такое слово… перековалась, но я не хочу быть врагом советским людям. Это подобно предательству.

Иванов понятливо покивал.

— Ваше задание… Оно связано с операцией «Некст»? — прямо спросил он, внимательно следя за Еленой.

— Тайная операция, в которой я участвую, — сбилась Ливен на сухой тон, — проходит под кодовым названием «Новус». Но напрямую связана с миссией «Некст». Цель — найти и вывезти за пределы СССР здешнего паранорма и предиктора.

— Ну, что ж, Елена Владимировна, — включил Иванов обаяние. — Откровенность за откровенность. Я руковожу той самой командой чекистов… Вот только аналитик покончил с собой — совесть замучила. Саймон и Пит находятся под стражей, а вы пока побудете в нашей штаб-квартире. Люблю, знаете ли, подробности. Товарищ Славин, проводите даму!

— Слушаюсь! — козырнул капитан.

Ливен стрельнула глазками на Николая, убедительно сыграв восхищение, и оба вышли. Ненадолго в комнате зависло молчание.

— Елена Ливен… — медленно проговорил Олейник, словно пробуя имя на вкус. — Ну, шо ж, операция «Новус» накрылась?

— Или только началась! — фыркнула Исаева. — Знаете, меня не покидало ощущение, что я нахожусь на премьере любительского спектакля, а ставят отсебятину по мотивам «Ошибки резидента».

— А вы молодец, Мариночка, — одобрительно кивнул Борис Семенович. — У этой дамочки двойное, если не тройное дно!

— Или она не врала нам! — настоял Олейник на своей версии, задетый за профессиональные струнки. Как бы товарищи не подумали, что он купился на откровенность перебежчицы…

— Тоже вариант, — миролюбиво кивнул Иванов, и спохватился: — Ох, Мариночка, забыл совсем! Есть новости о Григории Ершове.

— Что с ним? — насторожилась Марина. — Гриша ведь где-то в Африке… Он жив хоть?

— Жив, жив! — заторопился генерал-лейтенант. — Ранен тяжело, но жив. Его из Эфиопии переправили на самолете, сейчас лежит в госпитале Бурденко.

Исаева ощущала в эти вялотекущие мгновения ледяной холод и неприятную смесь из бессилия и растерянности. Но бойцовский характер брал свое — в размякшей слабости кристаллизовалась решимость.

— Товарищ генерал-лейтенант…

— Ну, разумеется, Марина, — мягко сказал Иванов, не дослушав. — Николаевский аэропорт ближе всего. Передавай Грише привет!

Вторник, 23 марта. Утро

Гавана, набережная Малекон

Набережная Малекон — это то самое «масло масляное», от которого истинных филологов корежит, как вампиров на солнце. Малекон по-испански и есть «набережная». Ну, или «мол», на худой конец.

На добропорядочных официальных планах эта широкая эспланада у лукоморья Гаванской бухты зовется Авенида де Масео. Но ни одному кубинцу и в голову не придет так называть их любимый Малекон! Здесь назначают свидания, здесь воркуют парочки, уминая широчайший парапет, а народ постарше фланирует, любуясь потрясающими закатами.

Вакарчук вертел головой, переводя взгляд с обшарпанной старины Ведадо на синий простор Атлантики, и обратно. Чак смотрел вперед, на фортецию Сан-Сальвадор, безразличный к красотам. А вот полковник Воронин был «на нерве».

«Мундир бы ему точно подошел, — лениво подумал Степан. — Ну, или строгий черный костюм, как у «…других официальных лиц».

Однако Николай Иванович, осмугленный солнцем, выступал в белых штанах и в того же молочного цвета рубашке-гуайябере, походя на богатенького туриста или партийного функционера, удалившегося от дел.

— Николай Иваныч, — проворчал «Стивен Вакар», — да говорите уже, чего изводиться-то…

— Что, так заметно? — вымученно улыбнулся полковник.

— Есть маленько…

— Ладно, — крякнул Воронин. — В прошлом году я летал в Москву, было закрытое совещание в ПГУ. В повестке дня стоял один вопрос, но весьма интересный… Пожалуй, еще одно отступление. Слушая радио или читая газеты, люди часто негодуют на всяких президентов или премьеров — вот, дескать, опять безобразия учинили! То войну затеят, то переворот, то еще чего. А ведь даже президент Штатов всего лишь кукла, которую дергают за веревочки те, кто и есть подлинная власть. Главные буржуины, так сказать. Ротшильды, Барухи, Рокфеллеры, Морганы, Виндзоры… Вдумайтесь только — девяносто процентов всех богатств мира принадлежат нескольким десяткам семей! Это они развязывают войны, свергают неугодных им правителей или назначают президентов. Конечно, случаются и сбои — назначенец вдруг начинает «вести себя», поступать вопреки хозяевам. Тогда его убирают. Как Рузвельта, как Кеннеди. И что толку от разведки, если мы не в курсе планов истинных владык западного мира? Вот этот самый вопрос мы и обсуждали в Ясенево прошлой осенью. Разработали мероприятия, назначили ответственных, призвали инициативу… того… проявлять. А тут такое дело… — он смолк, приблизившись к компании белозубой молодежи, отплясывавших сальсу под гитары и барабан. Особенно полуголый негр старался — лупил по истертому бонго, зажав его между икрами ног, самозабвенно. — А тут такое дело — на прошлой неделе шторм разгулялся, и пограничный катер приволок в Сантьяго-де-Куба потрепанную яхту. А на ней — два трупа. Белого американца и мексиканца. Похоже, янки вытащил мексиканца, но тот истек кровью — акула вырвала ему полбедра и прокусила бок. Однако, именно он был капитаном, потому как белый не справился с парусом — затянул не тот узел. Хватило порыва ветра, чтобы гик отвязался — и с маху разбил янки голову. Никто пока не знает о случившемся, мы всё засекретили наглухо. Американец — это Брайен Уортхолл, бизнесмен средней руки, «стоит» двенадцать миллионов долларов. А мексиканец — его охранник, помощник и так далее. Зовут Мануэль Бака…