Ц-5

— Вы хотите, — заговорил по-испански Призрак Медведя, — чтобы мы обратились в этих двух и заняли их место?

— Да! — облегченно выдохнул полковник. — Но это строго добровольно. Я не могу вам приказывать, просто… Шанс выпадает редчайший! У мистера Уортхолла нет детей, он не женат, да еще и сирота. Подчиненные видят его редко. Конечно, придется немного… э-э… перелепить лицо. Ну, там, шрам оставить на щеке… Ваш курносый нос, товарищ Вакарчук, выпрямить…

— Ох, и красавцем стану! — рассмеялся Степан.

— Вы что? — насторожился Воронин. — Согласны, что ли?

— А почему бы и нет? — небрежно пожал плечами Вакарчук. — Мое второе высшее — экономист. Уж как-нибудь разберусь с ихним бизнесом!

— Задача — не просто вести дела, — покачал головой полковник, — а разбогатеть! Сказочно разбогатеть, выйти в миллиардеры! Впрочем, даже огромное состояние еще не гарантия того, что вас допустят в круг приближенных «главных буржуинов». Ну, тут уж придется повертеться! В крайнем случае, есть способ заинтересовать Ротшильдов или Рокфеллеров, опасный способ…

— Разорить их? — ухмыльнулся Вакарчук.

— Ну-у… Это вряд ли. Никто толком не знает, сколько у тех же Ротшильдов заныкано миллиардов. Может, они и вовсе триллионеры уже! Но если перебежать дорогу «главным буржуинам», нанести им солидный убыток, то они сразу проявят к вам интерес — прикажут устранить конкурента. Но вам обязательно помогут! Товарищ Питовранов обещал направить толковых спецов, сведущих в бизнесе… — Николай Иванович смолк, недоверчиво глядя на Вакарчука: — Так вы что, правда, согласны?

— Ты как, Мануэль? — Степан поглядел на индейца. — Согласен?

— Си! — кивнул Чак.

— И я — си! — ухмыльнулся Вакарчук. — Всегда, знаете ли, мечтал побыть мистером Твистером. Вы только не сочтите меня за легкомысленного энтузиаста. Просто на мне столько грехов, что… — он махнул рукой. — Не замолишь! Но можно же и отработать долг.

Воронин впервые заулыбался.

— Тогда… Начинаем операцию «Сафари»!

— Начинаем! — Степан ощутил, как ветер, дувший с океана, наполняет его легкие тем лихим и бесшабашным неистовством, с каким шли на абордаж или поднимались в атаку.

— Хау, — хладнокровно обронил Чак, что означало: «Всё сказано, и говорить больше не о чем».

[1] Уменьшительная форма от Дитрих.

[2] Высший уровень секретности.

Глава 13

Среда, 24 марта. Десятый час утра

Московская область, «Заречье-6»

Покинув Белорусский вокзал, я еще толком не окунулся в московскую круговерть, а меня уже встречали — моргнула фарами знакомая «Чайка». Стильная машина стояла наособицу, отливая черным лаком да сверкая хромом, словно барин во фраке и цилиндре среди простолюдинов — мелких «Запорожцев», раздобревших «Волг», глазастых «Жигулей».

«Начинается…» — подумалось обреченно.

Ромуальдыч крепко пожал мою руку, с ворчаньем обронив: «Вытащим, если что…», и полез я на заднее сиденье лимузина, скрипя тисненой кожей. В салоне пахло, как тогда, в парке Горького — куревом и одеколоном «Шипр». По-моему, и офицеры впереди сидели те же, что и месяц назад. Прикрепили ко мне, вот и сидят. Бдят.

Тот, что справа — белобрысый, нос сапожком — обернулся и молча, по-приятельски кивнул. Водитель лишь глянул в зеркальце — серые глаза блеснули любопытством. Вырулив со стоянки, он плавно, умеючи разогнал «Чайку».

Наверное, мне стоило отыграть пугливого юнца, спросить какую-нибудь глупость, вроде: «Дяденьки, а куда мы едем?», но я лишь сжал губы. И без того тошно.

Тяжелое чувство одолевало меня. Вернее, предчувствие невзгод. Еще и мысли всякие, нехорошие, зудели в голове, лишая покоя, роняя настроение до нуля и ниже.

Отвезли меня на брежневскую дачу. За высоким глухим забором прятался добротный дом, рубленый из дерева. Без излишеств, зато лепота — сосны кругом, елки, березки…

Самих хозяев я не застал, но заботливая прислуга с недремлющей охраной тут как тут — накормили, напоили и спать уложили. Перенервничал я или переутомился, не знаю, а только выспался знатно. С утра мой юный организм готов был сдать нормы ГТО, не запыхавшись.

Бродить по госдаче я не стал — чужой дом вокруг, чужая жизнь.

Умяв полезную гречку с котлетой и чай с рогаликом, выбрался во двор.

Весеннее солнце терпеливо будило озябшую землю. Прошлогодняя листва и бурая прелая трава, сметенные в кучи, вяло тлели, изредка вспыхивая робкими огонечками. Клубы белого едкого дыму завивались округло и плотно, расплетаясь в корявых гребешках ветвей, нагоняя тревожный запах чадной горечи. Еще немного, еще чуть-чуть, и лопнут набухшие почки, поплывет терпкий дух клейкой, наивно-светлой зелени, будоража воображение и рождая нескромные желания. А пока что желанную негу солнцепека сдувал зябкий ветерок, пахнущий прелью. Классика!

Пустынные аллейки звали прогуляться, но я по-стариковски занял лавочку под раскидистой сосной — думать, прикидывать варианты и поджидать гостей.

«Хорошо сижу…»

Заслышав нестройный шум моторов, я вздрогнул, как от звонка будильника. Охрана шустро распахнула ворота, и целая автоколонна черных пластавшихся «ЗиЛов» заехала во двор. Сразу стало людно и тесно, а я сидел, будто в партере, и наблюдал, как на сцену выходят Брежнев, Суслов, Устинов, Косыгин, Громыко, Андропов, Пельше, Романов… Все пожаловали? Вроде, все.

Я упруго встал, оглядывая настороженный синклит, и поздоровался, как всякий воспитанный мальчик:

— Здравствуйте, я Миха. Миша Гарин.

* * *

Сумбур первого знакомства схлынул. Взвинченные и смятенные, члены Политбюро сошлись в дачной гостиной — и площадь позволяет, и приватно.

«Мизансцена…» — подумал я.

Андропов шушукался с вальяжным Громыко — «Мистер Нет» шевелил губами, словно леденец языком гонял. Сухонький Пельше нахохлился в углу, как загнанный, и печально моргал. Встрепанный, распустивший галстук Косыгин что-то с жаром доказывал Суслову — Михаил Андреевич удивленно вытягивал губы дудочкой, а Устинов с интересом внимал, поводя головою, словно в восхищении от услышанного.

Один Брежнев по-барски развалился в кресле, делясь мнениями с Романовым — «хозяин Ленинграда» гнулся в позе вопросительного знака. А я стоял у окна, цепенея как на экзамене, и водил глазами в такт блеску маятника напольных часов — тот отмахивал секунды, будто гипнотизируя.

«Третий звонок…»

Повар с охранником осторожно внесли жостовский поднос, дробно позвякивавший стаканами с компотом, и удалились на цыпочках, притворив за собою двери.

«Занавес!..»

— Вы уж извините, Михаил Петрович, — добродушно забурчал генсек, вздрагивая брыластыми щеками, — чуть было не упрятал вас, куда подальше! Сами понимаете, как опасна точная информация о будущем. Предсказания, предположения — это всё слова, акустика, так сказать. А тут… Если уж знание — сила, то послезнание… — он развел руками, пошевеливая головой.