Царь Дмитрий - самозванец
Шрифт:
В те же дни у Бориса Годунова родился сын Федор.
Так истекли первые семь лет после смерти царя Иоанна Грозного.
[1592-1597 гг.]
На смену семи годам бурным пришли семь тихих, похожих один на другой, прошедших без бурь и потрясений. Вот разве что неожиданная смерть царевны Федосьи на втором
году жизни, всколыхнула народ и породила множество слухов, относящихся не только к смерти, но и к ее рождению — одни прямо обвиняли Годунова в смерти царевны,
Как-то так сложилось, что послы иноземные по прибытии в Москву представлялись царю Федору, а потом отправлялись к Борису Годунову, где вся церемония торжественная повторялась заново. Даже грамоты послы зачастую привозили две, одну на имя царя Федора, другую — на имя Бориса Годунова. Вскоре это и на наш внутренний обиход перекинулось. Царь Федор был к пирам не пристрастен, но все же, следуя обычаю, всегда приглашал за стол свой бояр, воевод и людей, на службе царской отличившихся. Борис Годунов из скромности притворной на пирах этих бывал редко, но сам, в свою очередь, приглашал к столу своему бояр, воевод и людей, на службе царской отличившихся. И чем дальше, тем больше гости царские завидовали тем, кто был приглашен к столу Борисову, всеми правдами и неправдами старались попасть туда и даже пренебрегали приглашениями царскими. Это немало способствовало умалению достоинства царского, Борис же Годунов этому не только не препятствовал, а даже и потворствовал.
Чем пренебрежительней держал себя Годунов с царем Федором, тем сильнее возвеличивал он сестру свою, царицу Арину. В нарушение обычаев дедовских Арине возвещалось многолетие в церкви, а потом имя ее стали включать в грамоты царские: «Я, царь и великий князь Федор Иоаннович Всея Руси со своей царицею и великой княгиней Ариной...» Борис Годунов был неистощим в изобретении пышностей новых для возвеличивания Арины. Так, воскресил он древний обычай и
создал для царицы особую женскую свиту. Конечно, и раньше жены боярские сопровождали царицу в ее поездках, например на богомолье. Ныне же они следовали за ней при любом выезде, сидя верхом по-мужски на лошадях.
Хотя, возможно, это было не воскрешение наших обычаев древних, а воспроизведение бездумное обычаев европейских. Борис Годунов благоволил иноземцам, коих очень много в Москве стало обретаться. Не только на время приезжали по делам посольским или купеческим, но и постоянно селились. Немецкая слобода, запустевшая было после погрома во времена царя Иоанна, вскоре после опричнины, теперь вновь людьми наполнилась втрое против прежнего. И хотя люди приезжие были в большинстве поражены ересью Люторовой, Годунов дозволил им построить дом молельный и открыть школу.
Несомненно, что именно иноземцы нашептали Годунову, какое прибытное для казны дело завести кабаки казенные. В правление царя Иоанна, и отца его, и деда, в Москве ни одного кабака не было, только тот, что с дозволения царского держали немцы в Немецкой слободе, в Наливках, но туда вход простому люду был заказан. Лишь в опричное лихолетье расползлись по Руси кабаки самопальные. Но с концом опричнины кончилась и эта вольница, даже и в слободе Немецкой, которую, как уже было сказано, царь Иоанн разнес в пух и прах. Годунов этот обычай воскресил, и, хотя прибыток казне царской был действительно изрядный, он немало способствовал развращению народа русского.
Другой введенный Борисом Годуновым закон тоже был срисован с образца европейского. Крестьяне на Руси испокон веку имели свободу в день Юрьев переходить с места на место, от владельца к владельцу в поисках лучшей доли.
Лучшая же доля виделась в богатых вотчинах боярских и в казенных землях, из-за чего деревеньки дворян малоземельных и худородных обеЗлюживались и приходили в упадок и разорение. Видя всеобщую ненависть к себе со стороны бояр и ища опоры в людях служивых, Годунов в угоду им прикрепил навечно крестьян к хозяину. Оттого пошла через несколько лет боярская
смута, крестьяне же, не имея иного выхода, бежали в земли вольные, умножая число разбойников и бунтовщиков.
Из прочего: восстановили древние Курск и Белгород, заложили Кромы, Оскол, Валуйки на южных рубежах, Пелым, Березов, Сургут, Тару, Нарым и Кетский острог в земле Сибирской, начали строительство новой крепости в Смоленске. В Москве же застроили домами каменными Китай-город, замостили улицы, провели глубокий ров между Кремлевской стеной и площадью Фроловской, которая теперь стала называться Красной за красоту ее, поставили два моста новых — через Неглинную к громадным каменным воротам, соединявшим стены Кремля и Китай-города, вел мост Воскресенский, крытый, с лавками купеческими по бокам, к воротам же Фро-ловским через ров лег тремя арками другой мост, ширины невиданной, в шестнадцать сажен.
[1598 г.]
Подходило к концу второе семилетие по смерти царя Иоанна, и Борис Годунов все явственней стал проявлять нетерпение. Царь Федор наблюдал его с улыбкой грустной и всепонимающей. Как-то принимали они оба участие в обряде священном перенесения мощей митрополита Алексия в новую раку. Свершив обряд, царь Федор передал раку Борису Годунову со словами пророческими: «Осязай святыню, правитель народа православного! Управляй им и впредь с ревностью. Скоро ты достигнешь желаемого, но помни: все суета и миг на земле!»
На Святки царь Федор тяжко заболел. Января 6-го во дворце царском собрались все бояре, святые отцы и дьяки, в спальне же государевой неотлучно находились царица Арина, патриарх Иов, Борис Годунов и бояре ближние. Угасающий царь слабеющими устами прошептал: «Ныне вверяю душу Господу, а державу супруге мой Арине, коей помощниками быть брату моему двоюродному Федору Никитичу Романову и шурину Борису Федоровичу Годунову». После сего патриарх Иов исповедал царя и причастил Святых Тайн. Ночью царь Федор скончался, тихо и незаметно, как и жил.
Царь Федор не оставил утвержденной духовной, и бояре немало подивились такому небрежению Годунова, во всем остальном столь предусмотрительного. Подивились и распоряжению царскому, но не посмели пойти против последней воли царя Святого, столь ясно высказанной, и немедленно присягнули царице Арине, хоть и было это против обычаев наших. Тогда же разослали гонцов во все города с извещением о кончине государя и о присяге новой, также повелели затворить вплоть до нового указа все пути в чужие земли, нашим же землям приказали блюсти тишину.
Похороны, состоявшиеся на следующий день по кончине, торжественностью превзошли даже Федорово венчание на царство. Бояре первейшие несли гроб с телом царя Святого, патриарх Иов вещал проникновенно: «Слез настоящее время, а не словес, плача, а не речи, молитвы, а не бесед», — и славил добродетели Федора, именуя его ангелом кротости и отцом чадолюбивым. Народ громко рыдал, оплакивая царя милосердного и скорбя о скончании рода великокняжеского, правившего три века на Руси. У царицы же Арины от горя случилось помрачение рассудка и упадок сил, так что на похороны ее буквально на руках принесли. Лишь Борис Годунов не мог изобразить скорби, даже во время панихиды ухитряясь отдавать какие-то приказания.